Девятая рота. Дембельский альбом

Следом подошли Лютый, Джоконда, Чугун…
Вскоре весь полк стоял на плацу в беретах, в полном десантном параде.
– Теперь вы с полным правом. И гордостью, – рубил фразы полковник. – Можете носить этот голубой берет. Я не хочу и не буду выделять лучших или худших. Потому что самый главный экзамен. Еще впереди. И сдавать вы его будете там, – кивнул он за горы. – На днях вы все. Отправитесь в зону боевых действий. Чтобы выполнить свой интернациональный долг перед братским афганским народом. И сегодня. Я в последний раз. Могу задать вам вопрос. Кто из вас по каким-либо причинам. Не хочет или не может лететь в Афганистан?
На плацу воцарилось молчание. Полковник оглядел строй.
– Я не сомневался в вашем ответе… Рядовой Сергеев, выйти из строя!
Серый шагнул вперед.
– По просьбе матери и по приказу командования вы продолжите службу поблизости от места жительства.
Серый растерянно оглянулся на сочувственные взгляды пацанов.
– Товарищ полковник, разрешите…
– Не разрешаю. – Полковник чуть смягчил голос. – Не имею права. Ни как офицер, ни как отец.
– Товарищ полковник!.. – отчаянно сказал Серый.
– Рядовой Сергеев, стать в строй! – отрезал полковник.
Торжественным маршем, чеканя шаг под оркестр, с развернутым знаменем впереди пацаны прошли мимо трибуны. Серый, не попадая в ногу, шел в середине шеренги, опустив голову, глотая слезы.
– Подъем, второе отделение! – Дыгало влетел в спящую казарму. – Подъем! Подъем, уроды!! – Пьяный, с налитыми кровью глазами он метался по казарме, скидывал зазевавшихся со второго яруса на пол. Растерянные пацаны кое-как выстроились в трусах около кроватей, не понимая, что происходит. – Ложись! Ползком марш!
Пацаны поползли по кругу между кроватей.
– Быстрей! Быстрей, я сказал! Быстрей, уроды! – Дыгало подгонял пинками по ребрам. – Голову не поднимать! – Он с силой ткнул каблуком в затылок Чугуну, припечатав того лицом в пол. – Еще быстрей!
Пацаны, задыхаясь, ползли на пределе сил, извиваясь всем телом, дробно стуча голыми локтями и коленями.
– Что? – вдруг остановился сержант. – Что, не понял?.. Встать!
Пацаны вскочили, тяжело переводя дыхание. Дыгало пошел по кругу, оглядываясь.
– Ты что-то сказал, рядовой? – Он с левой ударил Стаса в зубы.
– Никак нет.
– Может, ты? – с разворота ударил Дыгало Джоконду.
– Никак нет, товарищ сержант.
– А-а! – вдруг радостно оскалился Дыгало. Он, хищно пригнувшись, двинулся к Лютому. – Это ты, воин! – Он подошел вплотную, лицом к лицу, глядя в упор мутными глазами. – Ты хочешь что-то сказать, правда! Я же вижу! Ты давно хотел мне что-то сказать! Ну скажи, ну пожалуйста! Ну? Чирикни на ушко! – Он повернул голову, прислушиваясь.
Лютый молчал, глядя на него исподлобья.
– Ну, давай! – Сержант вытащил его в середину круга. – Один на один! Как нормальные мужики! Никто не видит! Никто не узнает! Ну! – Он ударил Лютого. – Ты – берет, и я – берет! Давай! Давай! – Он ударил еще несколько раз.
Лютый только защищался, сдерживаясь из последних сил.
– А может, ты? – Дыгало выхватил Чугуна. – Давай! Ну, все на одного! – лихорадочно обернулся он. – Вот он я! Вперед, десантура! – Он стал в стойку посреди круга, сделал выпад назад, пытаясь достать ногой, метнулся в одну сторону, в другую. Пацаны только расступались, молча глядя на него. – Ну! – отчаянно заорал Дыгало. – Есть тут хоть один мужик или чмыри одни позорные?..
Он вдруг остановился и замер, опустив плечи, будто выпустили воздух. Медленно прошел к выходу, не глядя отшвырнув с пути Воробья, и грохнул дверью.
В казарме стало тихо, пацаны молча переглядывались.
– Приснилось, что ли? – сказал Ряба.
– Ага, приснилось… – Стас сплюнул тягучую кровь, вытер разбитые губы.
– Весеннее обострение. – Воробей покрутил пальцем у виска. – Это у них бывает.
– Погоди, – вспомнил Джоконда. – Сегодня в штабе говорили: он заявление опять писал, хотел с нами улететь. Сегодня отказ пришел.
Сквозь окно видно было, как Дыгало, запинаясь, не разбирая дороги, брел по городку. Потом сел на землю и обхватил голову руками.
Ряба торжественно вскрыл трехлитровую жестяную банку яблочного компота. Повел носом и, зажмурившись, сладострастно замотал головой. Остальные тоже, сталкиваясь лбами, понюхали – и оценили. Они сидели вокруг разложенной на газетке снеди в скупо освещенной сушилке, под развешенными на металлических штангах бушлатами.
Ряба зажег спичку и жестом волшебника поднес к банке – над горлышком заплясал голубой огонек.
– Чистяк! Батяня гнал! – гордо сказал он, прихлопывая огонь ладонью. Выудил грязными пальцами лезущее через край яблоко и разлил розовую жидкость по кружкам. Они чокнулись и переглянулись.
– Ну что, пацаны? За отлет! – сказал Лютый.
– Прорвались, пацаны!
– Не верится даже, правда?
Они выпили и задохнулись.
– Погоди… сколько градусов-то?.. – просипел Чугун.
– Семьдесят. А чо, за сто верст бражку слать? Мне б на одного не хватило!
Воробей с выпученными глазами искал чем заесть, схватил яблоко, надкусил – и совсем скис, отплевываясь. Все захохотали.
– Классное яблочко, Воробей? Из райского сада!
– Слышь, пернатый, да ты не пей, не мучайся, – сказал Чугун. – Ты яблочка поклюй, тебе хватит!
– Ну чо, по второй сразу? – спросил Ряба.
– Погоди, не гони. Пиночет, доставай, – кивнул Лютый.
Пиночет разломил домашний пирог, вытащил начинку – завернутый в целлофан пакет с травой. Свернул косяк, раскурил, передал дальше по кругу.
Воробей затянулся, медленно выдохнул, пробуя вкус, пожал плечами, передал Джоконде и сплюнул.
– Трава травой. А в чем кайф-то?
– Не курил еще, что ли? Вдыхай во всю грудь и держи сколько сможешь. Вот так. – Джоконда показал и отдал обратно.
Чугун покосился на сосредоточенно напыжившегося, с раздутыми щеками Воробья, его душил смех, он из последних сил пытался сдержать дыхание, коротко хрюкнул раз, другой, выпуская тонкие струйки дыма, и наконец захохотал, невольно заражая смехом остальных. Один за другим все кололись, окутываясь клубами дыма.
– Кончай, Чугун! Кайф уходит! Чо, повело уже?
– Да не… Я, это… – Чугун все не мог остановиться. – Как Воробей под танком обоссался!.. Да еще фигурно как-то… Ну ладно… это… но как ты на спину-то себе нассать изловчился?
– Да ладно, а сам-то – чуть очком на кол не сел! Четыре часа бегали, искали, думали – в Афган улетел, а он, как пугало в огороде, стоит!
Теперь уже все хохотали, корчились от смеха.
– А как Джоконда хрен из пластита слепил!.. А этот не заметил, стоит, как мудак, хреном машет… ой, не могу… запал вставляет…
В сушилку влетел Стас, возбужденно заорал придушенным голосом:
– ВДВ, к бою! Слушай мою команду – хрен наголо!
– Чо, привели? Белоснежку привели? Стас, не врешь? – тотчас вскинулись все.
– Перваки протащили. Давай быстрей, пацаны! На склад! По-тихому только!
Пацаны торопливо расхватали жратву, банку с самогоном и кинулись за Стасом, только Джоконда и Воробей остались сидеть.
– А вы чего? – обернулся от двери Лютый.
– Я не пойду, – сказал Воробей.
Джоконда только отрицательно покачал головой.
– Не хотите – никто вас за хер не тянет, – сказал Лютый. – Но если залетать – то всем! Пошли!
Огромная луна висела над горами, заливая мир мертвенным светом. Один за другим короткими перебежками пацаны прокрались через учебный городок.
– Стой, кто идет? – лениво спросил часовой со штыком автомата над плечом.
– Кому надо, тот идет, – откликнулся Стас. – А кому не положено, тот стоит.
– Курева оставьте, мужики, – попросил тот, отпирая дверь склада.
Джоконда и Воробей, свои и перваки вперемешку, обкуренные, пьяные и счастливые сидели на складе между огромными, уходящими в темноту стеллажами, на которых громоздились пирамиды сложенного камуфляжа, бронежилетов, связанных шнурками новых ботинок, стояли колонны вставленных одна в другую касок, – допивали самогон, гоняли косяк по кругу. Из-за стеллажа слышались веселые голоса и смех девчонки. Потом она мучительно застонала, все чаще и громче.