Полночная воительница (СИ)

— Ты становишься ненасытной. Когда ты будешь нужна мне, то раздвинешь ноги, и я воспользуюсь тобой. Сейчас мне не до этого. — Её слова больно ударили Бринн, хотя она знала, что они продиктованы горем.
— Куда ты идёшь?
— Никуда. Мне надо подумать.
— Тогда я с тобой.
— Ты что, не слышишь? Я должна остаться одна.
Гейдж направилась в чащу, ускоряя шаги, и Бринн приходилось почти бежать за ней. Гейдж не обращала на неё никакого внимания. Так они долго шли по лесу. Серые облака озарил розовый рассвет, а затем ярко засияло солнце. Господи, да остановится она когда-нибудь? У неё уже закололо в правом боку.
У небольшой узкой реки Гейджина резко обернулась к ней и коротко заметила:
— Ты хрипишь, как загнанная лошадь.
Бринн мысленно поблагодарила её за короткую передышку.
— Я могу идти за тобой сколько угодно.
Какое-то мгновение Гейджина пристально глядела на неё, а затем, встав на колени у реки, опустила в воду лицо. Бринн присела рядом с ней, держась рукой за бок.
— Что случилось? — покосилась Гейджина.
— Ничего. Колет. — Мучимая жаждой, Бринн зачерпнула в пригоршню воды и втянула её в себя. — Твои шаги длиннее моих.
— Тогда зачем было упрямиться?
— Я не смогла с собой ничего поделать. — Она внимательно рассматривала её. Боль Гейджина загнала внутрь. Надо заставить страдание выйти наружу, но сможет ли она вынести её боль, взяв её на себя. — Тебе очень плохо.
— А если и так? Что ты смогла бы сделать? У тебя есть средство от душевной боли? Ты считаешь, что достаточно дотронуться до меня, чтобы вылечить моё сердце?
— Я не могу этого сделать.
Гейдж раскинула руки, и глаза её подозрительно заблестели.
— Ну же, ляг со мной, как с Маликом. Посмотрим, какое у тебя волшебство.
Бринн отодвинулась. При одной мысли о прикосновении к ней панический страх охватывал её.
— Во мне нет никакого волшебства. — Она посмотрела на её отражение в быстром течении реки. Тело её казалось размытым, ускользающим, но так ей было легче воспринимать её. — Ты очень любила Хардрааду?
Гейджина не ответила. Яд должен выйти наружу.
— Странно, что ты так тяжело восприняла его смерть. Малик говорил, что он отказался признать тебя своей дочерью.
— Я к нему ничего не чувствую. — Гейджина горько усмехнулась. — Только его трон привлекал меня, а он не считал нужным отдать его мне.
— Думаю, дело в другом.
— Значит, ты глупа. С какой стати мне любить человека, выгнавшего меня из своей страны?
— Он выгнал тебя?
— Я была слишком похожа на него. Он испугался, что я могу вырвать у него то, что он не собирался отдавать. — Помолчав, Гейджина добавила: — Возможно, он был прав. Со временем я могла бы подсыпать ему в вино какую-нибудь травку.
— Ты никогда бы не сделала этого.
— Он считал, что могла бы.
— Тогда он тебя не знал. Ты никогда не причинишь вред ближнему. — Бринн оторвала взгляд от бегущей воды. — А Хардрааду ты любила.
— Повторяю, я не чувствовала… — Гейдж замолчала на полуслове. — Впрочем, похоже, я относилась к нему с величайшей нежностью, когда только узнала. Я была совсем девчонкой, а он казался… всем на свете. Вероятно, он был величайшим воином на земле во все времена и всегда рвался к новым победам. В этом он видел самую большую радость в жизни.
— Как ты узнала его?
— Меня послали к его двору, когда мне исполнилось десять лет и два года. — Её губы скривились. — Мой дед был очень тщеславен. Он подсунул свою дочь Хардрааде, повстречавшись с ним в Византии, в надежде, что тот потеряет голову и женится на ней. Однако Хардраада оставил в ней только своё семя перед отъездом в Норвегию.
— И твой дед отправил тебя к Хардрааде?
— Разумеется! Что может быть вернее для купца, чтобы возвыситься, как не иметь внучку-принцессу?
— А твоя мать?
— Дед разрешил ей переехать в Константинополь, когда я была ещё младенцем. Она выполнила долг перед своим отцом, но считала жизнь в деревне позором, оставаясь матерью незаконнорождённой.
— «Как же нелегко приходилось в той деревушке бастардке!» — с грустью подумала Бринн.
Расти без матери, с дедом, только и мечтавшим использовать её для получения барышей, и с отцом, который ласково обращался с ней, пока не почувствовал в ней угрожающую своей власти силу.
Гейдж не из тех, кто позволил бы затирать себя и над собой насмехаться. Ей вдруг захотелось увидеть рядом Хардрааду и юную Гейджину.
— Когда он прогнал тебя?
— Мне пришлось вернуться в Норвегию несколько лет назад. Он покинул Хардрааду и стал королём торговцев, когда тот отклонил его законные права.
Гейдж никогда не согласилась бы с поражением, она попыталась бы силой вырвать победу из любого сложившегося положения.
— Тебе было лучше без Хардраады.
— Кто ты такая, чтобы судить? — Лицо Гейджины стало жёстким. — Думаю, трон Хардраады был бы мне впору.
— Не могу поверить, что ты мечтала о его троне.
— Мне ничего больше не было нужно от него. — Гейдж пристально посмотрела на неё и подтвердила: — Ничего.
Гейджина никогда не поймёт, как необходим сейчас был ей разговор об отце, именно здесь и сейчас.
Бринн же знала, что теперь её боль немного ослабнет. И у неё постепенно растаял ком в горле.
— Раз ты так считаешь, значит, так и есть. — Бринн поднялась с колен. — Ладно, теперь я вернусь в лагерь.
Её нетерпеливый жест выражал удивление.
— С тех пор как мы ушли из лагеря, я только это тебе и предлагала.
— Тогда я не могла этого сделать. Теперь тебе легче.
Бринн собралась уходить.
— Постой! — Гейдж рванулась за ней и схватила её за руку.
Горечь и боль, слёзы, сглатываемые втайне ото всех, одиночество и темнота. Страдания раздирали душу, эмоции захлёстывали разум. В отчаянии Бринн попыталась вырвать свою руку. Но куда же уйдёт вся эта боль, если она не возьмёт её на себя?
— Прошу тебя, — прошептала она, закрыв глаза. — Пожалуйста, не надо.
— В чём дело, чёрт побери?!
— Твоя боль. Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать её. Мне больно…
Гейджина выпустила её руку. Боль ушла, но она не должна оставаться одна. Бринн рванулась к ней, взяла её за руку снова. Почувствовав новый болевой удар, застонала.
— Что с тобой происходит, чёрт возьми? — зло спросила Гейджина.
— Не знаю. Мне никогда не было так…
Бринн слепо взяла её за другую руку. Её страдания, навалившись, готовы были раздавить её.
Внезапно ей стало ясно, что надо делать. Соединив себя с ней, она ощутила, как общая скорбь охватила их. Бринн прильнула головой к её груди, и слёзы брызнули у неё из глаз.
— Господи! — Гейдж стояла подобно изваянию. — Прекрати плакать.
Бринн покачала головой.
— Почему, чёрт возьми, ты плачешь?
— Потому что ты не можешь, — всхлипывая, прошептала она. — Надо, чтобы всё куда-нибудь вылилось.
— Ты ненормальная.
Отступив на шаг, Гейдж посмотрела ей в лицо.
— Ты сумасшедшая, — повторила Гейдж. Указательным пальцем она провела по щеке, по следу, оставленному слезами. — Не надо, — хрипло сказала она. — Прекрати.
Её рыдания постепенно стихали, и Гейдж становилось легче. Глубоко, судорожно вздохнув, Бринн перевела дыхание.
— Всё. Теперь я пойду. — Бринн повернулась и не спеша спустилась на тропинку. — Я сделала всё, что смогла.
— Подожди!
Она оглянулась через плечо.
— Мы ушли далеко от лагеря, — поспешно проговорила Гейдж. — Ты найдёшь дорогу обратно?
Она беспокоилась о Бринн. Тёплая волна окатила душу, и Бринн улыбнулась.
— Я выросла в лесах. Я никогда не потеряюсь.
***
Гейджины не было весь день, не вернулась она и к полуночи, тогда они задули светильник. Бринн ещё не спала, когда Гейдж скользнула под покрывало и обняла её. Тупая боль, печаль, покорность. Терпимо.
— Если ты опять начнёшь лить слёзы, я поколочу тебя, — шепнула она ей на ухо. — Я ненавижу плаксивых женщин.
— Я больше не буду.