Свобода выбирать (СИ)

— И куда вы собрались? — спокойно спросил бывший повелитель Шервуда.
— Куда угодно, — Уилл мрачно смотрел на него исподлобья, — подальше отсюда уж точно.
— И ты позволишь ему сделать это, Гисборн? — Робин пытливо взглянул на Гая. — Позволишь шататься по свету без имени, без ничего, нищему и неприкаянному?
— Он не будет нищим, — пожал плечами Гай. — Научу его сражаться, наемник всегда будет иметь кусок мяса и кружку эля. А неприкаянным он уже был, больше этого не случится.
Он старался говорить спокойно, хотя сердце бешено колотилось.
— Ты получил Ноттингем, зачем тебе мой брат? — голос Робина прозвучал неожиданно мягко, почти сочувственно. Гай подобрался, словно перед ударом. Слишком часто такие обманчиво-ласковые нотки звучали в устах его покойного кузена.
— Я не обязан тебе отвечать, — сказал он, собравшись с духом. — Это дело только мое и Уилла.
— И что, ты готов бросить все — владения, должность, Ноттингем — только ради того, чтобы спать с моим братом?
— Нет, — Гай покачал головой, чувствуя, как напрягся Уилл. — И ты неверно задал вопрос, Локсли. Не твое дело, что происходит между нами, но я скажу тебе. Может, ты поймешь, а может, и нет.
Он еще раз сжал плечо Уилла и кивнул Робину на кресло, а сам занял то, которое было развернуто спинкой к двери. Уилл отошел к камину, чтобы подкинуть дров.
— Знаешь ли ты, каково быть совсем одному, когда ни одна живая душа не любит тебя? — Гай наклонился вперед, глядя Робину в глаза. — Жить, не зная, что принесет тебе завтрашний день? Я никогда не думал, что Бог есть. Мне казалось, что он навеки оставил меня. Так было, пока я не встретил Уилла, такого же одинокого, каким был я. У него тоже не было никого, вашему отцу он был безразличен, мать умерла. Мы никому не были нужны, Локсли. И случилось так, что мы стали нужны друг другу.
Он поднялся и подошел к Уиллу. Тот стоял у камина, скрестив на груди руки, и не вмешивался в разговор.
— Что такое Ноттингем, Локсли? — голос Гая прозвучал почти насмешливо. — Всего лишь груда камней. Их мне всегда хватало.
Гай взъерошил светлые волосы Уилла.
— Неважно, захочет ли он спать со мной. Мне достаточно, чтобы он был рядом, чтобы он любил. Как брат, как сын, как любовник — неважно. Он нужен мне и всегда будет нужен. Я не сбегу от него в Святую землю и не брошу, словно поношенный плащ. Я не предам его, не отвергну, не заставлю плакать от отчаяния и обиды. Только тот, кто не имел ничего, может понять, что значит обрести кого-то.
Уилл вздернул подбородок и вызывающим жестом обнял Гая за талию. Робин смотрел на них, и Гай вдруг заметил, что глаза его подозрительно блестят.
— Никогда не думал, что услышу от тебя что-то подобное, Гисборн, — после долгого молчания произнес Робин. — Но, видимо, прав был Азим, когда сказал, что любовь делает людей мудрыми. Я шел сюда, чтобы любой ценой защитить Уилла, но вижу, его есть кому защищать.
Робин отвел взгляд, налил себе вина в кубок и залпом осушил его. Почему-то Гаю показалось, что пить ему не очень и хотелось, просто нужно было чем-то занять руки.
— Вам не нужно уезжать, — он со стуком опустил кубок на стол, словно припечатывая сказанное. — А тебе, Гисборн, нет необходимости оставлять должность и земли. Как бы там ни было, ты гораздо лучший шериф, чем был твой кузен.
Уилл уставился на брата так, словно у того внезапно вырос хвост.
— Вам обоим придется жениться, и лучше всего поскорее, — продолжил Робин. Уилл попытался спорить, но Робин поднял руку и тот закрыл рот, едва ли не впервые на памяти Гая проглотив возражения. — Это для того, чтобы избежать пересудов и ненужного внимания церкви. Какая-нибудь пятая дочь из обедневшего рода будет счастлива составить партию любому из вас. А должность помощника шерифа позволит Уиллу находиться в Ноттингеме, не вызывая подозрений. Я вернусь завтра, и мы все обсудим.
Робин развернулся и направился к двери.
— Локсли, — окликнул его Гай. — Но почему?..
— Я тоже не святой, — Робин криво усмехнулся. — В Палестине я убивал, иногда стоя по колено в вывалившихся кишках. Мне тоже бывало страшно. А когда нужно отогнать ужас смерти, не имеет значения, чье тело согревает тебя и кто делит с тобой постель, женщина или мужчина. Важно лишь, что ты можешь почувствовать себя живым. И я тоже люблю, и моя любовь завоевана не турнирными победами, а кровью и смертью, пусть и врагов, — он оглянулся через плечо. — Так что я на вашей стороне. Но берегись, Гисборн, если я узнаю, что ты обидел моего брата…
— Можешь не волноваться на этот счет, Локсли, — отозвался Гай.
Робин кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Уилл медленно выдохнул сквозь зубы.
— Пойдем, — Гай похлопал его по руке. — Ты похож на привидение. Когда спал последний раз?
— Не помню, я пил, много, — мрачно сообщил тот. — И тут не спальня, а клоповник. Я слуг прогнал месяц как. Так что лучше уж здесь лечь. Вон, есть медвежья шкура, постели ее у камина.
Судя по размеру, шкура принадлежала медведю-великану. Поверх нее Гай набросил свой плащ, устраивая удобное ложе. Уилл повел плечами, скидывая остатки рубахи, с блаженным вздохом стянул сапоги и штаны.
— Ну, мне долго мерзнуть? — осведомился он у стоящего столбом Гая. — Или помочь тебе раздеться?
Гай рванул ворот, пытаясь вдохнуть ставший вдруг густым и горячим воздух. Уилл был уже рядом, в его глазах плясали черти, а в самой глубине мелькало то, ради чего Гай был готов умереть не один, а тысячу раз. Уилл помог ему снять дублет и исподнее, запрокинул голову и облизнулся.
— Это приглашение? — поддразнил Гай, сжимая его подбородок. — Или у тебя просто вино на губах осталось?
— Проверь, и сам поймешь, — фыркнул Уилл.
Они целовались как одержимые. Уилл распустил шнуровку на его штанах, запустил внутрь руку и обхватил член. У Гая поплыло перед глазами. Он помнил их первое соитие, неловкое, нелепое. Полубессознательные ласки Уилла, его холодные губы под поцелуями, безвольное тело, прижатое его телом. И другие тоже помнил: украдкой под плащом, когда они зажимали друг другу рты, чтобы не разбудить спящих неподалеку разбойников; на укромных полянах, между бесконечными схватками с ноттингемской стражей; последний раз, после которого случилось нападение наемников. Сейчас все было иначе, впереди больше не маячила безысходность.
Едва Гай осознал это, его затрясло от желания настолько сильного, что он едва удержался, чтобы не швырнуть Уилла на пол и не овладеть им, как какой-нибудь шлюхой. Но секундный порыв снова сменился отчаянным страхом потери.
Уилл, похоже, понимал, что с ним творится. Он толкнул Гая на шкуру, устроился рядом, провел руками по телу Гая, пылающему от возбуждения. Прихватил зубами сосок и тут же прошелся языком. Гай застонал, хватая ртом воздух. Уилл довольно хмыкнул и лег на него сверху так, что его член соприкоснулся с членом Гая. Тот накрыл ладонями его ягодицы, прижимая к себе теснее. Уилл приподнялся на руках, потерся бедрами, а затем перекатился на спину, потянув Гая на себя.
— Я слишком пьян, чтобы шевелиться, — заявил он, широко раздвигая ноги. — Так что сегодня все на тебе.
Гай рассмеялся и подхватил его под колени…
Потом они валялись в обнимку, мокрые и обессиленные, передавая друг другу бутыль с вином. Гай водил пальцами по спине Уилла, очерчивая старые рубцы.
— Никогда не думал, что скажу такое, но когда у меня будут дети, я попрошу твоего брата быть крестным, — произнес он.
— А почему не меня? — Уилл перевернулся на живот и, прищурившись, посмотрел на него.
— Потому что раз ему удалось справиться с тобой, то уж с моими отпрысками он точно сумеет совладать, — с усмешкой пояснил Гай.
Уилл расхохотался и отобрал у него бутыль.
— Недавно ты спокойно говорил о том, чтобы жить как наемники, а теперь обсуждаешь крестины своих еще не рожденных детей!
— Ну, раз будет жена, то будут и дети, — резонно заметил Гай, снова его обнимая. — И у тебя будут.