Юлька (СИ)

‒ Головастый, пидор... ‒ подумал Дрыщ и взглянул на перепуганного Костыля. ‒ Тебе же сказали успокоиться. Всё нормально. Вон, снег выпал. Никто никуда не выезжал. Бухали мы... Понятно?
‒ Понятно, ‒ совершенно трезвым голосом ответил Костыль и, зачем-то потрогал съёжившийся член. ‒ Я точно в конуре раздевался? Убей ‒ не помню.
‒ Надень треники и пробежись до будки. Я Рэмбо костомаху бросил. Ему сейчас не до тебя. Они кушают.
 5. 
Пропажу Юльки заметили где-то к обеду первого января. Дежурный воспитатель, Нина Фёдоровна, не в силах смириться с выпавшим на её долю жребием, с пьяных глаз металась коброй по интернату и, брызжа слюной, орала на таких же больных с похмелья старшеклассников.
‒ Вы у меня увидите, твари, ваши аттестаты! Если до часа дня я не буду знать, кто принёс в интернат алкоголь, наказаны будут все! Это понятно?
‒ Вам лучше знать, кто принёс вам алкоголь, ‒ съязвил за спинами товарищей Серёжка Миронов, но был мгновенно вычислен и за ухо выволочен из построенной как попало толпы.
‒ То есть, Миронов, ты хочешь сказать, что я пила? ‒ Нина Фёдоровна выпучила от возмущения глаза и все вдруг поняли, что Миронову хана. Эта тётка, трахающаяся по вторникам в своём кабинете с приходящим электриком Славиком, такого наезда от патологического двоечника простить явно не сможет. Просто из принципа, ‒ И где наша оторва Грановская? ‒ обвела взглядом толпу воспитатель. ‒  Бухая отсыпается где-то? Немедленно найти и за косы ко мне! Вам не говорили, что вы чудовища? Нет? Тогда я вам это скажу! Впрочем, вы гораздо хуже. Вы отбросы, от которых отказались даже родители! А государство вас кормит, поит, одевает. Государство вас обучает, что бы вы, твари, хоть на что-то в будущем сгодились!
‒ От меня никто не отказывался. Мои родители умерли. А ты просто злобная старая сука! ‒ побледневший Серёжка Миронов резко развернулся и отвесил Нине Фёдоровне звонкую пощёчину. ‒ Сама ты тварь. Пошли, ребята. Сейчас милицию вызовём. Пускай при нас освидетельствуют эту суку на наличие алкоголя. Кто со мной?
Когда ребята ушли, Нина Фёдоровна, окаменев, ещё минуту стояла посреди коридора, а потом, вдруг схватилась за сердце и без чувств рухнула на пол...
Милиция приехала не сразу, как ни как, первое января. Работы по городу и без интерната хватало. А когда приехала скорая, спасать уже было некого. Врач просто констатировал смерть Нины Фёдоровны.
Директор интерната, которую тоже вызвали, долго смотрела мутными глазами на мёртвую коллегу, лихорадочно соображая, кому же нужно позвонить в первую очередь. Максиму Середняку из отдела образования, или Балоге, решале из окружения губернатора, поскольку есть труп и есть факт исчезновения ребёнка.
Впрочем, какой же она ребёнок. Пятнадцать лет ‒ возраст первых серьёзных глупостей. Александру Гринченко тоже в прошлом году трое суток искали. Нашли в притоне на Намыве. Пьяную, но живую. И ничего. Абортом отделалась, а она выговором. Может и с Грановской тоже так? Девка ещё та дрянь. Непокорная, дерзкая. Правда, очень не глупа для своего возраста. Но то такое... Жизнь и не таких в порошок перемалывала. А тут ещё и детдомовская.
Молодой капитан, приехавший на вызов, бегло переговорил со старшеклассниками и только после этого появился на пороге кабинета директора.
‒ Капитан, Сомов Анатолий Данилович, ‒ представился он. ‒ Разрешите?
‒ Конечно, капитан... ‒ Александра Павловна, ‒ директор кивнула капитану на стул и почти упала в кресло. Её мутило.
‒ Я тут кое-что выяснил, Александра Павловна. Утром имел место инцидент между покойным преподавателем и учениками старших классов.
‒ На предмет?
‒ Э-э-э... ‒ капитан открыл папку и глянул на листок с записями. ‒ Покойная Лапикова Нина Фёдоровна, пыталась провести разъяснительную работу в неподобающей манере. Я бы так сказал. Дело дошло до прямых оскорблений с её стороны. Это спровоцировало детей на ответные действия, поскольку преподаватель была явно пьяна, что, кстати, медики уже подтвердили. Возникла словесная перепалка между преподавателем и одним из учеников. Ну а далее ‒ сердечный приступ. То есть, обвинений, скорее всего, никому предъявлено не будет. Это уже понятно. Теперь по поводу отсутствующей воспитанницы Грановской Юлии. Девочки из её комнаты, как мне показалось, были точно не в курсе её планов на вечер. Я могу ошибаться, но у соседки по комнате, ‒ капитан снова открыл папку и заглянул во внутрь, ‒ у Лены Пивоваровой проблемы с психикой?
‒ Ну... ‒ Александра Павловна незаметно приоткрыла верхний ящик стола и, убедившись, что фляжка с коньяком на месте, подняла глаза на капитана. ‒ Как вам сказать. Лена, немного странная. Это правда. Но врачи не видят причин не допускать её к учебному процессу в нашем заведении. Она совершенно не агрессивна. Так, поплачет иногда без видимой на то причины... Но в целом, нормальный ребёнок. Родители регулярно навещают...
‒ Это тот Пивоваров, о котором я подумал? Тот, который депутат Верховного Совета?
‒ Да. Но у них там какие-то семейные проблемы. Молодая жена, то-сё. Ну, вы понимаете... С другой стороны, Семён Аркадьич оказывает существенную помощь нашему заведению. Вот в прошлом году окна поменяли в кабинах, общий туалет уже не во дворе. В этом году торжественно открыли.
‒ Что, открыли?
‒ Я же говорю. Туалет. Оборудовали прямо в здании. Советская власть не обеспокоилась об удобствах, так сказать, детей, а вот Семён Аркадьич помог. И спасибо большое ему.
‒ Понятно, ‒ капитан открыл папку и достал из кармашка ручку. ‒ Давайте заявление о пропаже воспитанницы оформлять. Хотя новость о торжественном открытии туалета меня впечатлила... Очень.
‒ Напрасно ёрничаете, товарищ Сомов. Вам зимой приходилось посещать домик неизвестного архитектора?
‒ Разумеется. Я выпускник вашего заведения, уважаемая Александра Павловна. Жаль, что фото разрезания ленточки господином Пивоваровым я не видел. Наверное, это выглядело довольно эпично. Что, собственно, меня и возмутило. Иногда я бываю очень брезглив.
‒ Семёну Аркадьичу это бы точно не понравилось.
‒ Это проблемы господина Пивоварова, уважаемая госпожа директор. Кстати, я сегодня совершенно не случайно оказался в стенах родной альма матер. Это, как бы, в продолжение темы, которой я занимаюсь уже довольно долго.
‒ Я могу поинтересоваться?
‒ Разумеется. Сверху спущена директива по проблемам с усыновлением. Когда мы найдём Грановскую, я обращусь к вам с официальным запросом, если позволите. А теперь, давайте оформлять заявление. Время не резиновое. Да и вам, я так полагаю, хотелось бы допраздновать начало нового тысячелетия в кругу родных. У вас большая семья?
‒ Да. Большая. Интернат ‒ моя семья. А дома у меня есть кот.
Как только капитан вышел, Александра Павловна, едва сдерживаясь, рванула в туалет, расположенный в служебной комнате, позади кабинета. Вырвавшаяся из её тела упругая невообразимо зловонная струя казалось бы мгновенно заполнила её мозг, страдающий от выпитого накануне алкоголя и наглухо закупорила носоглотку, спровоцировав мгновенную и болезненную рвоту. Ей вдруг подумалось, что именно так и должен был выглядеть страх. Захлёбываясь собственными рвотными массами, Александра Павловна старалась ухватить спасительный глоток свежего воздуха, которого не было в туалете по определению, а перед глазами, словно в старом кино, вдруг замелькали черно-белые лица детей, которых она продала новым родителям за все годы своего директорствования.
 6.  
‒ Привет. А вот и я! ‒ Юра, краснощёкий и холодный, морозным комом ввалился в квартиру и, обняв бабушку, покосил глазом на спальню. ‒ Как она?
‒ Если это состояние можно назвать нормальным, то нормально. Укол минут двадцать тому назад сделала. Старается не спать, но по глазам вижу, что проваливается куда-то. Есть будешь? Да, и что на работе?
‒ Нормально. Есть буду. Но сначала проведаю девчушку.