Москалёв. Новобранец космической пехоты

– Я командир пятьдесят шестого учебного полка, – представился полковник. – Вы будете увольняться или нет?
– Да. И немедленно! – ответил новобранец.
– Отлично, – командир полка открыл свою папку и стал перебирать в ней бумаги. – Сейчас мы оформим все документы.
– Простите, господин полковник, – вмешался лейтенант, – но я наложил на этого солдата взыскание в виде тридцати суток ареста. Он должен сначала отбыть это наказание.
– Нет проблем, – полковник даже не оторвал взгляда от своих бумаг. – Отсидит после увольнения.
Командир роты согласно кивнул, а полковник продолжил:
– Владимир Вениаминович Худовский, вы подтверждаете высказанное ранее желание быть уволенным из рядов вооружённых сил Земной Федерации?
– Однозначно, – проскрипел тот.
– Тогда распишитесь вот тут, – командир полка ткнул пальцем в то место в бумагах, где Худовскому следовало расписаться.
Тот с видимой радостью поставил свой автограф.
– Господин Худовский, – торжественно произнёс полковник. – Поздравляю вас с окончанием военной службы!
Офицеры отдали Худовскому честь.
– Да пошли вы! – рявкнул своим скрипучим голосом Худовский. – Отвезите меня в город!
– Одну минуту, – полковник вынул из папки лист бумаги и передал его командиру роты. – Вот его предписание.
– Хорошо, – лейтенант свернул предписание вчетверо и сунул во внутренний карман.
Командир полка, тем временем, продолжил тем же торжественным голосом:
– Господин Худовский. Вы призваны на действительную службу в вооружённые силы Земной Федерации. Поздравляю с началом военной службы, – офицеры снова отдали честь открывшему рот Худовскому.
– Какой ещё призыв? – ошарашено пробормотал он. – Сейчас же не война.
– Чего он не понимает? – спросил полковник у командира роты. – Сделайте, чтоб понял и не задавал вопросов.
– Возможность призыва, действительно сохранена на случай войны, – объяснил лейтенант. – Но нигде не сказано, что призыв может быть осуществлён только в военное время. В мирное время призыв так же возможен, если армия нуждается в пополнении. И, как видите, армия нуждается в пополнении в вашем лице.
Мы все с трудом сдерживали смех, а Худовский всё не мог поверить в происходящее. Он опять начал истерить:
– Да мой отец вас за это в порошок сотрёт! Вы все будете кровью харкать! Да я вас!..
– Служить будет куда послали, – полковник больше не обращал на Худовского внимания, разговаривая только с лейтенантом. – Передай его полиции. Они его поставят в стойло.
Худовский замолчал и посмотрел на командира роты. Тот сказал:
– За вами числится отложенное дисциплинарное взыскание. Сейчас наряд военной полиции доставит вас на гауптвахту, где вы проведёте тридцать суток. После этого продолжите службу в хозяйственном взводе полка.
– Да идите вы все к чёрту! – не выдержал сын юриста. – Я иду к отцу! Он вас всех на куски порвёт! – С этими словами он развернулся кругом и столкнулся нос к носу с капралом, держащим в руке пехотную лопатку.
Отшатнувшись от него, он оказался в руках полицейских, подошедших к нему. Двое копов в касках заломили ему руки за спину и надели наручники, а затем затолкали в флаер. Машина рванула с места и понеслась вперёд по дороге.
Командир полка обратился к лейтенанту:
– Продолжайте движение, – и сел во второй флаер.
Водитель нажал на педаль, флаер развернулся и унёс полковника в обратном направлении. Я отметил про себя необычную манеру речи командира полка. Мне она показалась довольно забавной.
Это было последнее происшествие за время нашего похода. К вечеру мы прибыли в «пэпэдэ».
Беглец
О прибытии в место назначения, нас известил, как ни странно, жуткий запах. Я не мог понять, чем так воняет. Это была умопомрачительная смесь запаха гниющей капусты и здохшей в прошлом месяце кошки, распространявшаяся из невысокого, но длинного кирпичного строения, побеленного известью, мимо которого мы проходили на закате. Оно стояло неподалёку от бетонного забора, огораживающего территорию войсковой части, где мне предстояло проходить обучение. Рядом в заборе имелись распахнутые настежь металлические ворота, на каждой створке которых был изображён герб Земной Федерации. К этим воротам и направил Сидоров нашу колонну.
Пройдя в ворота, я обнаружил, что нас встречает командир полка в сопровождении нескольких офицеров помладше. Остановив колонну, наш ротный доложил, что шестая рота «прибыла в пэпэдэ», на что полковник небрежно бросил:
– В баню, в столовую, в люлю.
Нас погнали дальше, как оказалось в баню. Проходя по территории части, я осматривал полосу препятствий, одноэтажные казармы из красного кирпича, строевой плац, забор из колючей проволоки, за которым под открытым небом стояли облупленные бронированные транспорты с задранными в зенит пушками. Здание штаба, какие-то склады и баня были из того же красного кирпича.
Услышав слово «баня», я представил себе помещение, наполненное горячим паром, печку-каменку и берёзовые веники. Ничуть не бывало. Нас загнали в просторную комнату, по периметру которой располагались душевые кабинки. Вода была только холодная, мочалки в общей корзине. Впрочем, я был рад этой возможности наконец полноценно помыться. После четырёхдневного марша мы не только устали, но и пропахли потом. Так что, смыть с себя накопившуюся грязь и получить чистую форму, было настоящим блаженством.
– С лёгким паром, – пожелал мне Васян, когда мы одевались после «бани».
– Увидеть бы ещё этот пар, – ответил я. – Если тут кормят так же, как моют, то мы скоро станем похожи на фотомоделей.
– А по мне, главное, чтобы дали выспаться, – вставил программист Ероха. – Желательно на кровати. А то от спанья на земле у меня все бока болят.
Так, за мечтами об отдыхе мы, подгоняемые Сидоровым, добрались до столовой.
Очередь на раздачу, алюминиевые миски, алюминиевые ложки, овсяная каша с мясом. Варёная свекла, нарезанная соломкой и политая, судя по всему, той же водичкой, в которой она варилась, называлась почему-то «салатом». Хлеб, чай, масло. Блин! Дома я к такой «еде» даже не притронулся бы. Но тут! Вся рота набросилась на это страшное жорево, по другому назвать это невозможно, с неимоверным аппетитом. При всей скудности этой пищи, у неё было одно неоспоримое преимущество – она была горячей. Три дня на сухом пайке и один день без еды, вот что нужно для восстановления аппетита тем, кто страдает его расстройством.
В казарме нас ждали двухъярусные кровати в два ряда, матрасы, одеяла и даже простыни. Это было настоящее счастье. В тот вечер, я впервые услышал самую приятную команду из всех – «Отбой!».
– Подъём!
Чего? Какой ещё подъём? На улице ещё темень.
– Тревога! – орал Сидоров во все горло. – Становись!
Я упал на пол под тяжестью навалившегося сверху нововбранца. Какой-то олух спрыгнул со второго яруса прямо мне на шею. Обозвав его дебилом и поднявшись на ноги, я принялся натягивать штаны, а вокруг уже выбегали в пролёт между двумя рядами кроватей, на ходу надевая полевые куртки и ремни, поднятые по тревоге новобранцы. Ротный со своим замом стояли в стороне, как будто всё происходящее их не касалось.
– Выходи на улицу строиться! – продолжал надрываться Сидоров.
– Как думаешь, что случилось? – спросил меня Васян, когда мы выбегали на улицу и строились в колонну по три.
– Подъём случился, – ответил я.
Больше мне добавить было нечего, я знал не больше, чем он.
Нас выгнали на плац, и я впервые увидел весь полк в сборе. Зрелище, надо сказать, было впечатляющее. Три батальона по три роты, возле каждого подразделения стояли командующие ими офицеры, в конце строя ещё какие-то подразделения, на середине плаца командир полка в окружении нескольких офицеров и всё это освещено несколькими фонарями посреди кромешной тьмы. Красота.
– Внимание! – рявкнул командир полка, когда мы кое-как построились. – В части совершено дезертирство. Новобранец из третьей роты после отбоя нарушил дисциплину, предписанную воинскими уставами и покинул расположение части. Полк поднят по тревоге для поиска и ареста дезертира. Приказываю командирам подразделений организовать прочёсывание территории. Первой и второй ротам погрузиться на бронетранспортёры. Первой роте перекрыть все дороги в радиусе трёх километров. Второй роте патрулировать местность. Чтобы ни одна мышь мимо меня не проскочила, пока вы её не поймаете! К выполнению поставленной задачи приступить!