Привет, Джули!

Автобус был уже в трех кварталах. За всю жизнь я ни разу не прогуляла школу, пропускала занятия только по болезни, но сейчас поняла, что не сяду в автобус.
— Вам придется заставить меня спуститься! — завопила я.
А потом меня посетила идея. Они не спилят дерево, если мы все будем сидеть на нем. Тогда они послушаются!
— Эй, ребята, — позвала я одноклассников. — Поднимайтесь ко мне! Они не спилят дерево, если вы все влезете сюда! Марсия! Тони! Брайс! Давайте, ребята, не позволяйте им сделать это!
Но они просто стояли и смотрели на меня. Автобусу остался один квартал.
— Ну же, ребята! Вам не надо забираться на самый верх. Хотя бы на нижние ветки. Пожалуйста!
Автобус остановился прямо у грузовиков, и, когда его двери открылись, все мои одноклассники по очереди забрались в него.
После этого у меня все слилось в одно большое пятно. Помню соседей и полицейских с мегафонами. Помню пожарную лестницу, помню, как какой-то мужчина говорил, что это его чертово дерево и мне лучше спуститься подобру-поздорову.
Кто-то привел мою маму, она плакала и умоляла, но я не спустилась. Я не собиралась спускаться.
Потом появился папа. Он вылез из своего пикапа, поговорил с мамой, а потом в кабинке для электриков его подняли прямо ко мне. И тогда все кончилось.
Я расплакалась и попыталась объяснить ему, какая отсюда открывается красота. Но папа не стал смотреть. Он сказал, что ни один вид не стоит безопасности его маленькой девочки.
Я спустилась с ним, и папа отвез меня домой, но я не могла там оставаться. Я не могла выносить звук бензопил даже на расстоянии.
Поэтому папа взял меня с собой на работу, и пока он укладывал стену, я сидела в машине и плакала.
Я, наверное, целых две недели только и делала, что плакала. Нет, я, конечно, ходила в школу и старалась вести себя как обычно, но на автобусе больше не ездила. Вместо этого я стала ездить на велосипеде, выбирая самый длинный путь, чтобы не проезжать по Колльер-стрит. Мимо кучки опилок, что осталась от самого прекрасного в мире платана.
Как-то вечером я сидела в своей комнате, и вдруг вошел папа, пряча что-то под полотенцем. Я поняла, что это картина, он всегда оборачивал их так, когда возил на ярмарку. Папа сел и поставил картину на пол рядом со мной.
— Мне всегда нравилось это твое дерево, — сказал он. — Еще до того, как ты мне о нем рассказала.
— Да ладно, пап. Все нормально. Я переживу.
— Нет, Джулианна, не переживешь.
Я заплакала.
— Это было просто дерево...
— Не надо убеждать себя в этом. Мы с тобой знаем, что это неправда.
— Но папа...
— Не спорь со мной, ладно? — Папа глубоко вдохнул. — Я хочу, чтобы дух этого дерева навсегда остался с тобой. Я хочу, чтобы ты всегда помнила, что чувствовала там наверху. — Он колебался несколько секунд, а потом протянул мне картину. — Я сделал это для тебя.
Я развернула полотенце, и под ним оказалось мое дерево. Мой прекрасный волшебный платан. В ветвях папа нарисовал огонь восхода, и мне показалось, что я чувствую ветер. А в самых верхних ветках дерева сидела вглядывающаяся вдаль девочка, и ее щеки была красными от ветра. От радости. От волшебства.
— Не плачь, Джулианна. Я хочу, чтобы это помогало тебе, а не причиняло боль.
Я вытерла слезы со щек и высморкалась.
— Спасибо, папочка, — я улыбнулась. — Спасибо.
Я повесила картину напротив кровати. Она была первым, что я видела, просыпаясь, и последним — засыпая. И теперь, когда я могу смотреть на нее без слез, я вижу гораздо больше, чем просто дерево.
Мой взгляд на мир начал меняться.
  Трус, трус, трус!  
   
Яйца пугают меня. Куры тоже. Можете смеяться над этим сколько влезет, но я говорю совершенно серьезно.
Все началось с яиц в шестом классе.
И со змеи.
А еще с братьев Бейкер.
Братьев Бейкер зовут Мэтт и Майк, но кто из них кто, я так до сих пор и не научился различать. Они не близнецы, но выглядят и звучат совершенно одинаково, и оба учатся в классе Линетты, хотя один из них, наверное, должен учиться на класс старше.
Только я не могу представить себе учителя, которому хотелось бы два года подряд учить таких маньяков.
Именно от Мэтта и Майка я узнал, что змеи едят яйца. И когда я говорю «едят», то имею в виду, что они заглатывают их сырыми и вместе со скорлупой.
Пожалуй, я бы спокойно прожил всю жизнь без этого змеиного опыта, если бы не Линетта. Она влюбилась в парня по имени Скайлер Браун, жившего в трех кварталах от нас, и не упускала случая поторчать рядом, когда он играл на своих барабанах. Подумаешь, барабаны, мне-то что, верно? Но потом Скайлер и братья Джули собрали группу под названием «Таинственный Зассанец».
Когда мама об этом услышала, с ней чуть истерика не случилась.
— Какие же родители могут позволить своим детям играть в группе под названием «Таинственный Зассанец»? Это ужасно. Это отвратительно!
— В этом-то все дело, мам, — попыталась объяснить Линетта. — Таким образом они пытаются разозлить стариков.
— Ты называешь меня старухой, юная леди? Получается так, ведь меня же это разозлило!
Но Линетта только пожала плечами, говоря тем самым, что мама вольна делать собственные выводы.
— Марш! Марш в свою комнату, — приказала мама.
— За что? — не удержалась Линетта. — Я же ничего не сказала!
— Ты прекрасно знаешь, за что. А теперь иди в свою комнату и подумай над своим поведением, юная леди!
С тех пор если Линетта задерживалась вечером хотя бы на пару минут, меня тут же посылали за ней к дому Скайлера. Линетту это жутко смущало, но мне было куда хуже. Ведь я тогда еще учился в младшей школе, а «Таинственные Зассанцы» — уже в старшей. Так что они уже выглядели довольно устрашающе и сотрясали всю округу оглушительными аккордами, а я выглядел так, будто только что вернулся из воскресной школы.
Отправляясь туда, я так нервничал, что у меня начинал дрожать голос. Он просто срывался. Но потом они убрали слово «таинственный» из названия группы, и оставшиеся «Зассанцы» стали звать меня к себе. Теперь, вместо того чтобы таращиться на меня, они говорили:
— Эй, малыш, заходи!
Или:
— Эй, Брайси, как насчет сладенького?
Именно там, в гараже Скайлера Брауна, в окружении парней из старшей школы, я и стал свидетелем того, как боа констриктор заглатывает яйца. Правда, я уже видел то же самое с крысой в спальне братьев Бейкер, так что полного сюрприза не получилось. К тому же я догадался, что все это было сделано только ради меня, поэтому не хотел доставлять им большой радости.
Но это все равно было нелегко, потому что наблюдать за тем, как змея проглатывает яйцо, гораздо противнее, чем вы можете себе представить. Боа невероятно широко разинул пасть, затем просто схватил яйцо и проглотил! Мы видели, как оно движется внутри него.
Но на этом все не закончилось. Когда змея заглотила еще три яйца, Мэтт или Майк спросил:
— Ну, Брайси, малыш, как он их переварит?
Я пожал плечами и постарался не сглотнуть во время ответа.
— С помощью желудочного сока?
Один из братьев Бейкеров отрицательно покачал головой и сообщил:
— Ему понадобится дерево. Или нога. — Он ухмыльнулся мне. — Может, одолжишь свою?
Я немного отступил, очень живо представив, как это чудовище следом заглатывает мою ногу.
— Н-нет!
Ребята рассмеялись, и один из них указал на боа, переползавшего комнату.
— У-у, жаль. Теперь ему придется воспользоваться пианино!
Пианино! Что это за змея такая? Как моя сестра может находиться в одной комнате с таким монстром? Я посмотрел на Линетту. Она хоть и пыталась изобразить полное равнодушие, но я-то знал — она напугана до смерти.
Змея трижды обернулась вокруг одной из ножек пианино, а Майк и Мэтт подняли вверх руки со словами:
— Тсссс! Тсссс! Всем тихо. Сейчас будет!
Змея замерла, затем сжалась. И когда она сжалась, мы услышали, как внутри нее хрустнула яичная скорлупа.