Слоник из яшмы. По замкнутому кругу

…Поднял крышку, поглядел, что в нем, достал тетрадку…
— Главное? — переспросил я.
— Да, для меня главное. До вечера я проканителился у своего корешка. В шестом часу вечера иду через сквер. Впереди меня женщина несет ребенка. Девочка через ее плечо перегнулась и со мной на своем ребячьем языке калякает. Потом женщина остановилась и говорит: «Ой, Маришка, устала я. Посиди немного». Она опустила ребенка на скамейку, а девочка в слезы. Я к ним подошел и говорю: «Разрешите, я ее понесу?» А она: «Маришка к чужим совсем не идет». Я взял девочку и поднял высоко-высоко. Она смеется. «Вот, говорю, стало быть, я ей не чужой». И мы пошли по скверу, потом остановились возле дома. «Здесь, говорит, мы живем. Прощайся, Мариша, с дядей». А девчурка в слезы. «Раз такое дело, — она пожала плечами, — зайдите в дом». Я зашел. После того дня я много раз заходил в этот дом, а один раз зашел и остался. Это была Люба, Любушка. Она мне сказала, что через меня увидела свет! Что солнышком я ей в жизни блеснул. Ну, а про меня говорить нечего, такая мне открылась необыкновенная любовь, что слов рассказать нету!..
Я выключил магнитофон и спросил:
— Вы могли бы, Тарасов, по фотографии опознать человека, у которого на вокзальной площади вытащили бумажник?
— А почему нет, могу.
Я достал шесть фотографий довольно схожих между собой молодых людей и разложил перед ним на столе.
Тарасов внимательно посмотрел все шесть, затем вернулся к четвертой, взял ее в руку и сказал:
— Вот этот Якуничев.
— Евгений Корнеевич, оформите протоколом, — поручил я Луневу.
Пока старший лейтенант писал протокол, я позвонил в гараж и заказал машину. У Трапезникова был очень довольный вид. Он подошел к окну, закурил и, выпуская дым в открытую форточку, одобрительно поглядывал на Тарасова.
После того как протокол был подписан, я сказал Тарасову:
— Вы должны опознать старика. Не торопитесь, будьте особенно внимательны.
Я собрал со стола фотографии молодых и разложил перед ним снимки бородачей. Тарасов подошел к столу. Сперва парень окинул взглядом все семь. Потом взял в руку фотографию Черноусова, взглянул на капитана, словно ища у него поддержки, положил снимок на стол, сказав как бы про себя:
— Не тот… Нет, не тот…
Он долго смотрел все снимки, затем взял один — «всеми уважаемого человека в городе».
— По всем статьям подходит, — сказал, но не очень уверенно. — Нет, это пахан. Определенно он! — повторил Тарасов уже совершенно твердо.
Лунев отвел нас в угол кабинета и тихо сказал:
— Эту фотографию я взял при таких обстоятельствах: Ивакин в начале июня ездил в Москву. Проверяя его по списку, я вспомнил о его бороде. Подумав, что он нам подходит для опознания, я спросил, нет ли у него фотографии. «Есть любительская», — сказал он и дал мне этот снимок.
— Оформляйте протоколом! — сказал я и вышел к полковнику Шагалову.
— Ну что? — спросил тот.
— Тарасов опознал главного геолога «Уралзолота» Ивакина.
— Что он, с ума сошел?
— Говорит, что это и есть пахан!
— Как вы предполагали, его мог сбить с толку брезентовый плащ, шляпа, очки…
— Лунев говорит, что Ивакин в начале июня летал в Москву.
— У него брат живет в Москве, работает в министерстве…
— Не знаю…
— Что думаете делать?
— Подумаем. Простите, Владимир Иванович, Тарасов еще у меня в кабинете.
Когда я вернулся, опознание было оформлено протоколом и подписано.
— Вот что, Евгений Корнеевич, возьмите легковую машину, она стоит у подъезда, посадите в нее Тарасова и поезжайте к гастроному, о котором он говорил. Начнем все от печки. Поставьте машину возле магазина. Тарасов сядет рядом с водителем, и вы на скорости езжайте вперед. Так, меняя направление, начинайте несколько раз от магазина, пока не попадете на дом, где ночевал Вадим. После окончания этого эксперимента вы отвезете его к Цветаевой. Завтра утром мы уточним кое-что здесь и начнем эксперимент сначала.
Раздался стук в стену. Это опять меня вызывал Шагалов.
— Федор Степанович, я договорился с отделом культуры. Александр Владимирович может нас принять, поедем?
— Я готов.
В приемной нас встретила маленькая, очень подвижная женщина с молодыми, яркими глазами и седой головой.
— Здравствуйте, Ильинична! — поздоровался Шагалов.
— Александр Владимирович просит вас пройти в кабинет, — сказала она, открыв перед нами дверь.
Начальник отдела культуры поднялся нам навстречу и, здороваясь, сказал.
— Садитесь, пожалуйста.
Мы устроились в креслах возле журнального столика.
Начальник отдела культуры был приветливый человек со следами пластической операции на лице, в очках с толстыми стеклами. Говорят, в войну он командовал танковым подразделением, и его, обгоревшего, вытащили бойцы из люка. Он прямо приступил к делу.
— Не буду обременять вопросами, — сказал он. — Вас зовут Федор Степанович. Полковник Шагалов поставил меня в известность. Сделаем так. Мы сейчас проводим по городу инвентаризацию частных домовладений. Архитектор Кержавин предупрежден, и вы войдете в комиссию. По части знакомства с реставрационными работами в церкви Всех Скорбящих у вас положение тоже вполне легальное.
По возвращении я застал в своем кабинете капитана Гаева.
— Привет, Федор Степанович! — Он торопливо пожал руку.
— Садись, Николай Алексеевич, рассказывай, что за свидетели появились еще?
— Одного нашел я. Это женщина, продающая пиво в ларьке возле вокзала. Она рассказывает, что восьмого числа, около семи часов вечера, к ларьку подошел бородатый человек в брезентовом плаще, шляпе, очках и заказал две кружки пива. Он взял кружку, рука его была в перчатке, сдул пену и стал прихлебывать маленькими глотками. В это время со стороны поселка подошел Якуничев, его она знала, он выпил вторую кружку и, сказав: «Я пошел за билетами», ушел в сторону вокзала. Старик допил кружку, расплатился и направился в ту же сторону.
— А почему она запомнила, что это было восьмого августа?
— Потому что по понедельникам с утренним поездом у нее забирают бочкотару, а в этот понедельник, восьмого, за бочками с утра не приехали. Когда этот бородач подошел к ларьку, она приняла его за экспедитора, тот ходит в брезентовом плаще.
— Так, а второй?
— Этого свидетеля обнаружил капитан Стрыгин. Женщина из поселка Зеленая Падь шла к десятичасовому поезду и вдруг в распадке возле ручья увидела чужого человека с бородой, в брезентовом плаще и шляпе. Он сидел на корточках у ручья и мыл руки. Луна вышла из облаков и ярко осветила бородача. Эта женщина и после видела чужака на платформе перед приходом поезда на Свердловск.
— Третий?
— Пожалуй, третий заслуживает особого внимания. Это контролер дороги Сударушкин Иван Иванович. Он говорил, что хорошо запомнил старика и по фотографии его опознает. Встреча с Сударушкиным состоялась в кабинете Стрыгина сегодня в семь утра. Среднего роста, с темными усами, спокойный человек. Пришел разодетый, словно на свадьбу. Сударышкин рассказал: «Когда я вошел в тамбур, то увидел двоих мужчин: старого и молодого, которые громко и сердито разговаривали. Я подошел ближе, подсветил фонарем. Молодой предъявил проездные билеты. «Порядок», — сказал я и перешел в другой вагон». Сударышкин внимательно рассматривал фотографии и остановился на этой… — Гаев положил на стол снимок главного геолога «Уралзолото» Ивакина.
— Странно. Тарасов также опознал эту фотографию. Быть может, их обоих дезориентировали брезентовый плащ и шляпа?
— Но Сударышкин легко опознал инженера Якуничева.
— Здесь труднее, больше общих примет: брезентовый плащ, шляпа, борода, очки… Хорошо, мы проверим Ивакина и уточним его алиби. Протоколы опознания привезешь мне. Я тебе дам конверт с фотографией Якуничева, передай его Глаше Богачевой. На словах скажи: слоник из яшмы нашелся, но об этом поговорим при встрече. — Я достал из стола конверт. — Извини, Николай Алексеевич, конверт запечатан. Так мы условились. — Я проводил его до дверей и пожелал счастливого пути.