Рядовой (СИ)

Смотрю на него горемычного и неожиданно для себя киваю.
— Садись… я сегодня всех угощаю, — и, чтобы взбодрить его, лохмачу его вихры. Он смущенно и весело взбрыкивает. — Кушай, вон, стол ломится. Завтра только позавтракаем…
Он спрашивает бодро:
— Может, сейчас я возьму на завтра, что осталось?
Смотрю на него недоуменно.
— Зачем?
Он пожимает плечами, глядя голодными глазами на стол и не решаясь сразу начать кушать.
— Малец, ты ешь. Деньги есть. Наедайся и не жадничай. Я тебя без еды никогда не оставлю. Понял? — смотрю на него, такого жалкого, и сердце захватывает.
Когда он отвалился, разморенный от сытости, я вложил ему в руку еще тарелку снеди и отправил в номер. Довольный и улыбающийся, он так и пошел в номер. Я лишь усмехнулся.
Он ушел, и мне стало сразу скучно. Обратив внимание на громкий смех за столом Циате, я снова вздохнул. Девки опять у меня отменяются. Ротного было и не узнать, он весело что-то рассказывал девкам, и те жеманно улыбались ему, оглашая чуть не всю таверну своим смехом. Настроение испортилось еще от одного взрыва смеха, и я стал прорываться к номеру. Народу собралось очень много. Заодно и сунув Шансти два золотых, показал на выход в номера. Он лишь кивнул, занятый уже другими.
В коридоре перед номером меня позвали сзади. Недоуменно обернувшись, так и застыл, глядя на Циате. Он повторил свой вопрос:
— Что, уже взял девку в номер?
Пришлось соврать, чтобы не думал на всякое:
— Взял, а то как же!!!
Он вдруг процедил зло:
— Мужеложествуешь? Еще и молодых совращаешь? Тех, кто сдачи дать не может?!
Слова так и застряли в груди. Я лишь опустил взгляд и, покраснев, промычал:
— И не думал…
Он, резко развернувшись, ушел в толпу. А я, как каменный, перешагнул порог комнаты. Вот эти слухи мне были совсем ни к чему. Ладно, переночуем сегодня, завтра, а потом уже и в своем доме. Почему я сразу не сказал правду ротному?! Хотелось показать, что и у меня есть кто-то. Эх… ладно. Спать надо. Завтра будет лучше думаться.
Наутро позавтракав и взяв еды с собой, мы пошли обратно и через полчаса уже вовсю собирали венцы и подгоняли их друг под друга. Вдвоем споро работа шла. Да и весело. Аштан много рассказывал о том, куда ходил, чем занимался. Я лишь посмеивался, слушая его. Мы и вправду выложили все до крыши. И даже часть дома накрыли рогожей. Чтобы не намокли от влаги комнаты наши. Кирпичи еще вчера начали таскать за всего лишь один золотой мужики из деревни, как и обговаривалось тогда еще с ними.
Но я не о них сейчас думал, а замер от догадки. А ведь никто не даст мне сделать Аштана своим сыном. Мало того, тот же Куржан первым крикнет в толпе, что я иногда балуюсь и мужским телом. Он все не мог мне простить, что я не зову его к себе больше. Не пользуюсь его телом. Куржан, конечно, и сам вовсю потрахивает шлюх-парней в роте. Их мало, и только один шлюха это делает открыто, Ркен. Что-то в нем меня смущало и восхищало. Он не побоялся открыться перед всеми, что он нижний и любит только мужчин. Но жизнь его коротка, если он не затихнет со своими смелыми взглядами.
Как же мне помочь пареньку? У него будет свой дом и то, что я строил его, не укроется ведь от взгляда народа. Все скажут, что я его строил. Значит, причислят к тому, что я пользуюсь его услугами, поэтому дал ему пожить у меня.
Мимоходом бросаю взгляд на Аштана и поневоле любуюсь. Парень сытый и приодетый мимоходом у рынка, сейчас был на заглядение любой девице. Светлые волосы курчавились на солнце, узкое лицо разрумянились так, что впору воду греть на нем. Не… так не пойдет… ходить не сможет, того гляди и сомлеет от натуги.
— Иди, охолонись в речке. Я сам здесь навес доделаю, — сказал ему лениво и замер от шума на дороге.
— Дядя Путиш?! Дядя Путиш!!! Там к вам с вашей роты главные идут!!! — прокричали мне два босоногих мальчугана и, получив от меня конфету, они тут же умчались прочь.
Посмотрел быстро на уходящего к речке Аштана и вздохнул спокойно, надеюсь, они пробудут недолго у меня. Впервые меня посещает кто-то. А вот и они…
Циате собственной персоной и сам воевода Гунича. А еще два его бывших зама. Они ушли под командование воеводы второй роты. И там его заместители теперь. М-да, наверное, Циате сказал уже о том, что я молодых соблазняю. Ну и откажусь от должности, не велика потеря. Не больно-то и хотел быть каким-то там… ротным.
Мои портки уже успели высохнуть, а они продолжали так и идти, оглядывая дома, мимо которых проходили. Что-то не нравится мне это. К чему они тут присматриваются? Что им тут вообще понадобилось? Воевода вскинул вдруг руку, показывая куда-то в мою сторону, и начал что-то говорить Циате. Тот лишь кивал. Я видел восхищенный взгляд, что кинул воевода на мой новый дом, который уже был виден им. Они начали спуск к моему дому, и я двинулся навстречу, чтобы встретить их. Но Аштан вдруг вышел откуда-то сбоку, обтираясь тряпкой, не одев сверху даже рубища. Лишь портки, как и на мне. Я так и не успел ему ничего сказать, как Циате уже показал на меня и Аштана, что-то говоря. Воевода лишь, нахмурившись, кивал и кивал. Ну всё, перед судом меня поставят. Хотя никогда ротный не был таким, но ведь он с нами был всего три месяца.
Они уже подошли, и я, поклонившись, ответствовал, вытягиваясь.
— Здравия желаю, в отпуске на десять дней по вашей милости, отдыхаю. Здоровья вам и семье вашей.
Воевода, хмуро посмотрев на меня, кивнул нехотя и сказал тяжелым басом:
— То и вижу, что отдыхаешь — работаешь, как собака! А ведь мы выделили бы квартирку тебе. Пошто дом-то строишь? В таком бедном еще районе?
<tab.> Пожимаю удивленно плечами.
— Так для меня эта деревня — дом родной. Я отсюда никуда, — сказал так и тут же увидел, как сжались губы у Циате, и еще больше удивился, ему то что, где я живу? Аштан тоже вытянулся на всякий случай, и воевода, посмотрев на него, спросил глухо:
— А это что за отрок? — он посмотрел на меня и затем уже самого Аштана спросил: — В армии был?
Тот мотнул головой.
— Никак нет, воевода! Не взяли меня. Слеп я на один глаз. Как только не просился…
Я искоса глянул на Циате и, увидев, как он, побледнев, отшатнулся, добавил следом:
— Сирота он, воевода. Родители и сестра погибли в пожаре. Позвольте мне его усыновить? Негде ему жить, и на работу не берут. У нас тут все друг друга знают.
Видимо, у воеводы что-то было связано с пожаром, и он оттаял на глазах, взглянув на меня уже по-другому.
— Путиш… можно… пиши на него свое пожелание. Что значит, токмо отцом ему будешь и убережешь от… ну, тебе скажут, что писать. Потом ко мне, значит. Я подпишу, и ему, значит, пенсию назначат. Молодец ты… спасибо тебе, рядовой, — он опустил взгляд, и я увидел, как у воеводы на глаза слезы накатило.
Он справился с собой быстро и затем, отвернувшись от всех нас к дому, сказал уже другим тоном:
— А дом ты важный строишь, богатырь!!! — он помолчал и добавил следом: — Я подмогну тебе материалом. У меня тоже крышу надо сделать. Закажу и под тебя тоже крышу. Мне смолу плавят с самих островов тунеки. Слыхал о таких? — он полуобернулся ко мне, и я заинтересованно спросил:
— Крыша, как у короля?
Тот рассмеялся.
— У короля железом обита, а потом смолой залита. Там лучше — на века!!! А у тунеков крыша гибкая. Ее, значит, вертеть можно, как хошь. Понял? А под нее, значит, вон те свои бревна, вкось только, пустишь. Эх!!! — он вдруг спустил свой кафтан с пестрой лентой и потер руки. — Путиш, подсоби как маленько, вон те венца тебе поправим!!!
Все так и замерли, неверяще глядя на воеводу. Он махнул им рукой и сказал зычно:
— А вы че стоите без дела? Можем на часик тут помочь нашему новому ротному!!!
Циате, как ни странно, первым скинул свой красивый мундир заместителя и, хлопнув по плечу Аштана, сказал, улыбаясь, мне:
— Ты уж прости мне слов необдуманных. Не думал я, что ты… такой…
Теперь я, смущенно покраснев, пошел за воеводой и, прихватив бревно, потянул его на себя. Воевода кряхтел и сопел, не в силах сдвинуть бревно, что я закинул на самый верх, наконец, сдавшись, попросил: