Невольник (СИ)

Кили сделал вид, что щас еще раз отхлебнет – на сей раз до дна – и Фили-братец полез с возмущенной миной отымать драгоценную фляжку. Начавшуюся возню охолонил проходящий мимо узбад – щедро одарив обоих олухов затрещинами.
И на привале вновь встала тоскливая тишина, прерываемая хриплым карканьем ворон в осеннем лесу.
Над лесом медленно вставала ночь…
Он лежал на земле, чувствуя пальцами шершавые осенние листья, ковром улегшиеся меж голых деревьев, сквозь ветви которых мертво-слепо сияли далекие звезды.
Тишина…
Глухо ухает вдалеке сова.
Тихо-звонко трескает в огне ветка, но часовой у костра, подперев ладонью щёку, спит…
А под деревом лежит, погруженный в целительный сон лекарственной настойкой Оина Бофур. Спина его горит от боли и отдается эхом в сон, вызывая мучительные кошмары-воспоминания…
«–Ну же, Ури! Улыбнись! – смеется он, дергая за косу сестру. – Что ты такая смурная, Бом-Бом?
– Тревожно как-то… – виновато улыбается сестра, и морщится, прижимая ладошку к животу.
– Ты чего? – тревожится он.
– Толкается, – тихонько-счастливо вздыхают в ответ.
– Дай потрогаю!
– Бофур! – сестренка взвизгивает, и ее ладошка легонько хлопает по макушке настырного братца, а тот уж с улыбкой до ушей прижимается к ее животу… и кто-то сердито-прицельно – вполне себе ощутимо! – пинается прямо в прижатое к животу ухо.
– Ух, какой! – уважительно прицокивает языком Бофур, демонстративно потирая ухо. – Родного дядьку по уху! Грозный пацан будет!
– А может, девочка, – чуть уязвлено возражает Ури…»
И счастливое, светлое воспоминание, сменяет собой другое, от которого охватывает ужас и отчаянье…
«– Не тронь ее! – в отчаянье кричит он, а бандит усмехается, притягивая к себе сестру за рыжие косы, и издевательски скользит плашмя тонким лезвием по щеке.
– Что мы тут прячем, птичка? – мурлычет, зло насмехаясь, человек.
Сестра белее снега и трясется от страха, широко раскрытыми глазами неотрывно смотря на врага… а он рвется из рук его дружков.
– Не смей! Не трогай ее!
Человек нехотя-равнодушно поворачивает к нему голову. Скользит взглядом по нему, оглядывая с ног до головы. Усмехается.
– А то что, гном? Что ты мне сделаешь?
Бофур ничего не может сделать. Сейчас ничего, а вот человек и его дружки могут сделать что угодно. И это ужасает. Увидеть распоротый живот сестренки… Бофура начинает мутить от одной только мысли. И все в нем холодеет.
– Отпусти ее. Отпусти Ури! Я… я все сделаю. Что хочешь… отпусти!
Человек задумчиво чуть склоняет голову на бок, сощуривает глаза и велит:
– Отпустите его.
Руки Бофура отпускают и он дергается к сестре, но нож тут же прижат к ее шее и он застывает от страха.
– На колени, – велит человек.
Гном не встает на колени. НИКОГДА.
Бофур смотрит на сестру… и встает на колени, опустив голову.
– Умница… хороший гном, – хвалит человек, будто собаке говоря. И Бофура передергивает. – Пожалуй, ты игрушка получше…»
Игрушка.
Бофур сжимается в клубок под плащом и одеялом, зажмурившись… но воспоминания горят перед глазами…
«Бофур со страхом смотрит на человека. Ури съежилась рядом, вцепившись в его руку. Человек подходит и лениво спрашивает:
– Ты, или твоя рыжая? – Бофур не отвечает. Язык не поворачивается.
Их слишком много, а он один… он не может рисковать Ури!
И малышом.
– Встать!
Пальцы сестры до боли сжимаются на руке. Она отчаянно хватается за него, но Бофур встает, как приказано, и Ури задушенно всхлипывает.
– Руки, – еще один приказ. Когда Бофур подымает руки, человек связывает их обрывком грубой веревки.
Он тащит его за собой, вцепившись в волосы. Садится на лавку и ставит Бофура меж широко разведенных колен.
– Знаешь, что я могу сделать с твоей рыжей? – предупреждающе говорит он, а после… Бофур дергается, вспыхнув от стыда унижения.
Человек резко сдирает с него штаны, держа его за плечо, и унизительно громко, звонко шлепает по заду.
– Гляньте-ка, какая красота! Как у шлюхи, а!
Щеки горят, а в ушах барабаны… и болезненный щипок за зад.
– Нравится? Не дергайся, мы с тобой поиграем… тебе понравится!
Человек силой усаживает Бофура на свои колени и крепко стискивает в ладони его член. И начинает… тискать, дрочить. На глазах остальных бандитов.
На глазах Ури…
– Не трепыхайся, сука!
Стыд… стыд… стыд жжет, выворачивает душу, и от унижения вскипают слезы на глазах.
– Расслабься… ты у меня кончишь, как последняя сучка… или с рыжей поиграть?
Стыдно!
Ури…
Ладонь человека жесткая, шершавая, но обжигает, как каленое железо. А тело горит, наливается свинцом, и в голове грохотом бьют барабаны. Острое чувство стыда, так сильно, но… стыдно-то как!
Тело окликается…
И Бофур с задушенным всхлипом содрогается дрожью в руках человека.
– Что, понравилось? – выдыхает на ухо человек. – Понравилось… У тебя тело, как у последней трактирной бабы.
Человек вновь хлопает его по ягодицам и сует руку меж половинок, тыкаясь пальцами в дырочку…
Бофур дико изгибается в его руках, дергается, а сердце в ужасе заходится… а пальцы болезненно ввинчиваются внутрь, раздирая…»
Бофур скулит во сне, дергается, распахивает наполненные страхом глаза, мутно-пусто смотря перед собой. В двух шагах горит костер, и треск сырых ветвей…
Настойка Оина туманит сознание, упорно утягивает в сон… Бофур не может сопротивляться и вновь уплывает в небытие. Только перед тем, как раствориться во тьме сна, он краем сознания отмечает чьё то присутствие. Чья-то рука опускается на его плечо – тяжелая, крепкая… и Бофур чует табачный дым с пряными нотками.
И странным образом кошмары уходят… и Бофуру ничего не снится…
========== Глава 6. Когда страх уходит прочь… ==========
– Мы достигнем Саркса завтра к вечеру. Встреча с наместником, заключение договора… мы пробудем там примерно дня три-четыре, а может и дольше. Все зависит от того, что собой представляет лорд Зейд. Но к концу декады мы вернемся. Думаю, этого времени хватит, чтобы мориец пришел в себя и оправился, – говорил Торин, спускаясь по лестнице таверны. – Двалин, постарайся, чтобы и таверна, и этот поселок, остались в целости. Нам ни к чему ссоры с людьми так близко от Эред Луина.
– Я понял, – коротко отвечал спускающийся за ним Двалин.
– Я надеюсь на тебя, – сказал Торин, выходя на крыльцо небольшой таверны. – Мы постараемся вернуться как можно быстрее.
На маленьком дворе перед крытой верандой фыркали, переступали с копыта на копыто пони, уже оседланные, и их владельцы в последний раз проверяли их упряжь. Торин и Двалин пожали друг другу руки и дружески стукнулись лбами.
– До встречи, – негромко сказал Торин.
– Проваливай, – благодушно фыркнул Двалин.
Тот лишь мимолетно улыбнулся и повернулся к ждущим его гномам.
– По седлам, едем, – отдал команду Торин, сходя по ступеням.
Двалин стоял на крытой веранде, смотря, как гномы садятся на своих пони и вслед за Торином покидают двор таверны. Как только последний всадник исчез из виду за воротами, гном развернулся и пошел обратно в таверну. Торин был прав, само собой… нельзя было тащить с собой избитого в кровь и измученного насилием и неволей морийца. Он нуждался в покое, в тепле, и в нормальной еде. И в лечении. Поэтому Двалин оставался вместе с ним в первой же таверне маленького поселка у тракта на Саркс, а остальные ехали дальше. Дела, по которым Торин и отправился в этот поход, не терпели отлагательств. От благополучного их разрешения зависела сытная зима в Эред Луине.
Да, так будет лучше…
Двалин взошел по скрипучей и узкой лестнице на второй этаж таверны и, пройдя до конца погруженный в полутемье коридор, толкнул последнюю дверь. В небольшой комнате с единственным окошком стояли две кровати с соломенными тюфяками, накрытые серыми простынями и двумя вытертыми шерстяными одеялами. У окошка квадратный столик с кувшином с водой и двумя табуретами рядом. Да на стене торчат два гвоздя, на одном из которых висит плащ Двалина, а на другом сумка. Вот и все, что здесь было. Да и чего было ждать от таверны? Не постоялый двор, благо что отыскалась свободная комната. В остальных трех жила семья владельца.