Серый мир

— Воду заряжал не Кашпировский, а Чумак, — услышал я сквозь дрему ехидный ответ Жука.
Что там дальше говорил Жук, я уже не слышал — спал. Ночь прошла спокойно: наш барак никто не штурмовал, не поджигал и не закидывал камнями. Утром мне сказали, что пару раз кто-то подходил к дверям барака, но их отпугнули караульные. Ночью я спал как убитый, усталость и напряжение последних дней давали о себе знать. Угол оказал нам неоценимую услугу, он сделал все, чтобы обезопасить себя и своих людей, — устранил тех, кто мог составлять ему конкуренцию. В пересыльном лагере не осталось никого, кто смог бы за столь короткое время сплотить вокруг себя каторжан. Именно этим можно объяснить тот факт, что никто не старался идти на штурм нашего барака. А вот кого действительно следует опасаться, так это тех, кто внутри нашего барака. Угол собрал вокруг себя наиболее верных ему людей, как только действие гипноза пройдет, так сразу у каждого из них возникнет желание вспороть мне горло.
Через пару часов после рассвета, когда все обитатели бараков вылезли на улицу, чтобы погреться на раннем весеннем солнышке, внутри дощатого сооружения остались только я, Жук и вчерашний очкарик с внешностью профессора.
«Профессор» сейчас сидел напротив меня и прихлебывал горячую воду из мятой жестяной кружки. Чаем эту бурду назвать было уже нельзя — пакетик заваривали, наверное, раз в двадцатый. Кипяток даже толком не окрасился и по цвету больше напоминал детскую мочу, такой же светло-желтый окрас.
— Ну и на кой ляд ты так нужен Углу? — задал я волновавший меня всю ночь вопрос.
— Я уже говорил вашему помощнику: не знаю, зачем нужен этим уголовникам. — Очкарик, когда говорил, отводил взгляд, а это значит, что он врал.
— Знаете, мы, наверное, неправильно начали наш разговор. — Можно было дать этому «ботану» в зубы для пущей убедительности, но что-то мне подсказывало, что грубость может только навредить. — Давайте вначале познакомимся. Меня зовут Василий. А вас как?
— Виктор Степанович.
— Отлично. Виктор Степанович, вы меня поймите, мне не очень хочется оставлять вас в живых. А знаете почему? Вы — единственный свидетель того, что именно я убил Угла. Даже мой помощник Жук, и тот не присутствовал при смерти Угла, а значит, в случае чего он не сможет свидетельствовать против меня, это будет его слово против моего. Но вы. Вы — другое дело. Вы — свидетель, можно даже вас не допрашивать, всего лишь просканируют мозги и снимут «картинку», которую вы видели. Понимаете? Поэтому мне очень важно знать, что для хозяев рудника важнее: ваша жизнь или смерть Угла. Ну так как? Скажете, зачем вас оберегал Угол?
— А если я вам скажу, вы меня не убьете?
— Знаете, Виктор Степанович, я всегда был откровенен, поэтому скажу честно: все зависит от вашего ответа. Но если выбирать между вашей жизнью и моей, то я всегда выберу свою. Вот такой вот эгоизм.
— Я вас понял. Здоровый прагматизм — это по крайней мере честно. Ну что вам сказать: я не знаю, для чего я здесь. Всего две недели назад я был ведущим научным сотрудником одного из закрытых НИИ, а потом я оказался здесь. Поехал на семинар в Новосибирск: заснул в самолете, а проснулся уже в этом мире. Пару дней меня держали в какой-то закрытой комнате, пичкая горькими до ужаса таблетками, от которых постоянно хотелось спать. А потом меня переправили в этот лагерь, где я и нахожусь уже больше недели. С Углом было двое охранников, мы были первыми обитателями этого лагеря. Когда нас сюда привезли, здесь не было даже охраны. Только я, Угол и двое его людей. Потом прибыла охрана и первые группы каторжан. На все мои вопросы, зачем я им нужен, мне так и не ответили. Угол только один раз произнес странную фразу: «Им нужен специалист вашего профиля, вас заказали, а мы всего лишь перевозчики заказа». Вот, как-то так.
— Понятно, что ничего непонятно, — задумчиво произнес я. Вот зачем, скажите мне, пожалуйста, зачем хозяевам рудника нужен этот очкарик? — А вы вообще кто по профессии?
— Я ученый-вирусолог. Занимаюсь разработкой вирусов и антивирусов.
— Вирусолог, говорите.
— Да.
— Ладно, живите спокойно, если ради вас организовали отдельный канал доставки, значит, вы очень важная птица. — Я хлопнул по плечу вжавшего голову в плечи профессора и, поднявшись на ноги, добавил: — Если ваша жизнь и правда так ценна, то, я думаю, хозяева рудника будут мне благодарны за то, что вы еще живы.
«Профессор» лишь кивнул головой и продолжил отхлебывать ярко-желтую бурду из жестяной кружки. Человеку свойственно верить в хорошее, особенно когда это касается его жизни. Идущий на эшафот верит, что произойдет чудо и его помилуют. Даже когда лезвие гильотины летит вниз, человек все равно надеется, что оно пролетит мимо. Вот чего этот плешивый очкарик поверил, что я его не убью? Даже самому тупому отморозку понятно, для чего хозяевам рудника понадобился ученый-вирусолог. Вирусы изобретать или, наоборот, найти антивирус. Вот и скажите мне, пожалуйста, на кой ляд мне сохранять жизнь этому «ботану»? Он ведь не просто ученый, он возможный создатель оружия массового поражения. Может, придушить его по-тихому? Или оставить его в живых?
— Ученый, а скажи мне: какой смысл тебя тащить в этот мир? Из-за твоей специализации? — начал я размышлять вслух. — Понятно, что из-за твоей специализации. Я, конечно, не специалист в области вирусологии, но думаю, что для вашей работы требуется специальное оборудование и немаленький штат сотрудников. Верно?
— Это смотря что надо делать, — слегка напрягшись, ответил очкарик. — Если предварительные работы проведены и есть хотя бы минимальный набор оборудования, то я смогу справиться и один.
— А если предварительных работ не было и оборудования нужного нет, будет от вас польза?
— Повторю: смотря что надо делать, — чеканя каждое слово, медленно произнес ученый. Наверное, он понял, к чему я клоню. — Я не знаю, что от меня хотят. Мне сказали, что если я выполню свою работу, то меня отпустят и заплатят, а если не выполню, то меня и всех моих родных убьют.
— Вас в любом случае убьют, — жестко произнес я и, выдержав секундную паузу, добавил: — А ваших родных, скорее всего, никто трогать не будет.
— Почему вы так думаете? — недоверчиво спросил ученый.
— Слишком тяжело и дорого работать в старом мире, чтобы ради мести завязываться с этим мероприятием, — объяснил я ученому прописную истину.
— А в чем проблема — послать парочку отморозков в старый мир? — он задал самый глупый вопрос, который я слышал за последние пару лет.
— Ученый, ты дурак. — Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Жук, стоявший в дверном проеме, сдерживаться не стал и громко расхохотался. — Тебе что не объяснили прописные истины? Из этого мира нет возврата. Переход действует только в одну сторону, система-ниппель — сюда дуй, а обратно фуй. Понял? Тот, кто вернется в старый мир, «сгорит» от рака за пару дней.
— Как? Почему? Вы что, хотите сказать, что я не смогу вернуться домой, к родным? — Изумление на лице очкарика было столь велико, что мне стало его даже жалко.
— Профессор, забудь о внешнем мире. Если хочешь увидеть свою родню, то думай о том, как их перетащить на эту сторону. — Дальнейший разговор мне становился неинтересен. Сейчас надо было придумать, как избавиться от вирусолога и при этом не испортить отношения с хозяевами рудника.
— Вы в своем уме? В ЭТОТ МИР?! Как здесь можно жить? Это же ужас, ад! — Вирусолог вскочил на ноги, отбросил кружку в сторону и от возмущения принялся размахивать руками.
— Да что ты понимаешь? Чем тебе этот мир не угодил? — Жук решил влезть в разговор, видя, что я никак не реагирую на слова вирусолога. — В этом мире все намного честнее, чем в старом. Понял?
— Да как вы такое можете говорить? — Вирусолог обернулся к Жуку и, нервно размахивая руками, начал горячо и страстно говорить: — Я в этом мире всего несколько недель, но могу вам с полной уверенностью сказать, что этот мир не что иное, как воплощение ада. И вы мне предлагаете привезти сюда своих родных? Вы вообще в своем уме?