Ты вышел из тьмы (СИ)

От былого веселья не осталось и следа, ссутулившись зрители стали молча покидать трактир.
— Это только легенда, — испуганно оправдывался кукольник. — Все знают…
— Лучше уходи. Найдётся кто, да доложит жрецам, — хозяйка Рейна многозначительно посмотрела в сторону узколицего и принялась замывать кровь перед камином.
— Давай я, тётя.
Вельда сама взялась за уборку, размышляя над тем, какой странный вышел сегодня вечер. Сказка была разрушена. Или это такая страшная сказка про колдуна. Подобные истории встречались Вельде в книгах, пугали, не отпускали какое-то время, приходя ночными кошмарами. Со временем она научилась не бояться страшных сказок.
Новая страшная сказка как будто пыталась выйти в реальность девушки и во всем виноват брат землевладельца, маг Стефан Фолганд. Или не виноват? Тщательно протирая пол, девушка так и не могла решить, как ей относится к новому посетителю её сказочного мира.
  
Глава 3
 
К вечеру снова подморозило. Для Фолганда весной привычная погода и жители старались одеваться соответствующе для любого каприза природы. Богатые горожане, знать, жрецы всегда имели при себе тёплый плащ с капюшоном. Портнихи творчески относились к своей работе и всячески расшивали, украшали плащи заказчиков, соревнуясь в мастерстве.
У человека, который неторопливо двигался по улице столицы, плащ был отменно скроен из плотной ткани, но весьма прост по отделке: лишь небольшое изображение ворона на спине и окаймление из чуть заметных закорючек.
Плащ явно был тёплый, но мужчина постоянно кутался, прижимал ткань к телу и никак не мог согреться. Вероятно, не удалось бы ему это сделать и летом. Хоть сто плащей надень. Лёгкий озноб давно стал привычен в такие дни.
Стефан почти бездумно брёл по городу и боролся с собственной памятью. Как бы хорошо забыть всё. Он мучительно заставлял себя не думать, пропускать образы, что подкидывала память. Заполнял мысли воспоминаниями простыми или более далёкими, чем последние годы.
Как счастлив и свободен был в детстве Стефан. Вместе с братом они играли и исследовали родовой замок, залезая в каждый укромный уголок, находя все новые и новые забавы. Как близки они были с братом в те годы, делили награды за успехи и наказания за шалости, делили на двоих все секреты. Вместе учились боевому искусству у капитана стражи замка. Погодки, они казались неразлучны.
На самом деле «замок» слишком громкое название для сложного строения из камня, где издавна жили Фолганды. Каждое новое поколение достраивало что-то своё — лепили башни и пристройки как попало, наращивали этажи. Скорее птичье гнездо, а не родовое имение. Воронье гнездо. Но и оно было родным и любимым, оставаясь в памяти тёплыми воспоминаниями и безграничным чувством свободы. Свободы, которой никогда больше не будет. Самым страшным словом для Стефана оказалось слово «навсегда».
Ноги сами собой привели к «Пустой бочке». Значит так тому и быть. Трактир мгновенно окутал теплом и пряным духом трав. На пару секунд Стефан перестал чувствовать озноб, но затем дрожь вернулась. Камин, только он спасёт и согреет. Обрывок разговора долетел до сознания:
— …скоро великий праздник и нужно показать Дивному богу нашу преданность, принести дары жрецам для подношений.
Как лезвием полоснуло по живому. Понял Стефан, что напрасно сегодня пришёл в «Пустую бочку». Накануне праздника только и разговоров о Дивном боге, да жрецах. Никуда не скроешься. И о лордах сплетничают, как всегда. Прекрасно знал молодой брат лорда, кто главная тема сплетен в Фолганде. Но в определённые моменты жизни невозможно ему было оставаться наедине с памятью. Поэтому так тянуло побыть рядом с живыми.
— А ты сам не из жрецов ли часом? — он вложил в свой вопрос, заданный скорее в пространство, всё возможное презрение и ненависть.
Цель достигнута, человечек с узким неприятным лицом сгорбился за столом. Мог бы сквозь пол провалился. «Совсем совесть потеряли жрецы, открыто своих шептунов в трактиры подсылают», — зло подумалось Стефану.
— Ваше вино, господин.
Мужчина расположился на диванчике у камина, а девчонка выскочила как из-под земли. Что ж, от вина он не откажется, тем более знает — у Рейны заказана особая марка только для Фолгандов. За что всегда следовала щедрая плата.
Да и у камина он немного расслабился, скинул капюшон, с удовольствием согрел руки. Непослушные мысли вновь увело в сторону, разморило. Вот бы и самому так согреться. Но по-настоящему тепло было только в детстве, особенно в объятиях мамы. Она бы никогда не допустила…
Следующую мысль Стефан силой оборвал и безжалостно растоптал. Тепло и детство закончились, когда в Фолганд пришла чёрная чума, не щадившая никого — богатый или бедный, исход один. Так они с братом потеряли мать. А отец…
Стефану проще было думать, что старый лорд просто сошёл с ума от горя. Но простить отца он не сможет никогда. И опять перед глазами стоял образ брата, который долго смотрел вслед карете, увозившей Стефана, махал рукой, сдерживая слезы. Первый раз их разлучили. Младший брат как мог далеко высунулся из окна кареты, чтобы видеть старшего. Бледный, но очень сосредоточенный отец не одёрнул, не заговорил о «достоинстве Фолгандов» и ненадлежащем поведении. Позволил проститься. Маленькая милость, которая никогда не сможет искупить всего, случившегося позже.
Вино оказалось и правда хорошим, сгладив неприятные слова жреческого шептуна. «Устал. Слишком рано вышел», — подумалось Стефану. Откинувшись на диванчике, он всем телом почувствовал знакомую боль, отзывающуюся в каждом нерве.
Ощутил живое тепло — девчонка с подносом продолжает стоять рядом. Стефану это показалось странным. Обычно деревенские дурочки бежали от него как от огня, что немного забавляло. А эта стоит и чего-то ждёт. Что ей ещё нужно?
— Можешь идти.
Быстро окинул взглядом. Рыжая, глаза зелёные как дикая трава весной, смотрит с вызовом и взгляда не отводит. Сама напросилась. Теперь уйдёт, глупая. Никто долго не может выдержать его взгляда. Особенно женщины. Стефан всегда знал, что женщины больше видят сердцем, потому и бегут от него как от больного чёрной чумой или труханкой. Только это и к лучшему. И рыжая девчонка станет обходить стороной брата лорда Фолганда.
Уходит. Почему же так тянет поглядеть вслед этой рыжей белке. Идёт со своим подносом, рыжие кольца волос по спине струятся, манят, так бы и запустил пальцы
— живое тепло и шёлк. И веснушки возле носа. К тёмному лику эти веснушки!
— Белка, нам ещё медовухи! — хриплый возглас из залы.
«И правда Белка», — если бы мог Стефан усмехнулся бы, но его лицо осталось неподвижной маской.
Вино и камин продолжали согревать. Что там опять за неприятные вопли у дверей трактира? Он нехотя повернулся.
«Только не это. Кукольник», — желудок ответил противным спазмом. — «А ведь я мог бы их просто испепелить. Всех разом. Но брат вряд ли оценит».
Кукольник начал вещать что-то про Дивного бога и жрецов, водя куклы внутри ящика под дружные крики зрителей. Внезапно смысл представления острой иглой вонзился в сознание Стефана. И плотина перекрывающая память ради элементарной безопасности, рухнула. Образы, звуки, ощущения затопили Стефана до краёв. Каждый нерв, каждый мускул свело непереносимым ужасом. Словно вокруг рушились сами основы мироздания и среди хаоса находился маленький мальчик, который взывал к милосердию. А в ответ только эхо, слово «навсегда», и бесконечная иссушающая боль.
Танцуй кукла, танцуй.
Твоя кровь питает саму землю Фолганда.
Ты нужен ей.
Танцуй же, мой навсегда.
— Погляди народ, — зазывал кукольник. — Жрец идёт! Подношения Дивному богу несёт!
Кукольник продолжал дёргать за нити, марионетки отзывались под пальцами, а Стефан привычно готов был дёргаться вместе с ними. И тут спасительная огненная боль в пальцах и ладони. Какое облегчение. Слава тебе… Мама учила молиться Дивному богу маленького мальчика, взрослый мужчина никогда не сможет молиться богам.