Тайные страсти
— М-марселла… но брат называет меня Жаворонком. Марселла поделилась с Вольфом этой подробностью их домашнего мирка в смутной надежде вызвать у злодея хоть немного сочувствия к себе. Однако все ожидания на этот счет быстро перечеркнуло сопровождаемое кривой ухмылкой обескураживающее замечание.
— Жаворонок, — повторил Вольф с оттенком пьяной иронии. — Надо признаться, ты лакомый кусочек для того, кто величает себя Волком.
Марселла судорожно вздохнула и внезапно почувствовала охвативший ее тело жар, словно она слишком близко подошла к одной из колонн с зажженными свечами. Нужно было срочно брать ситуацию в свои руки.
— А как насчет вашего имени, — отчаянно проговорила Марселла, притворяясь, что пытается справиться с кнопками и крючками на юбке. — Ведь не окрестили же вас столь странно еще при рождении? Так почему же вы называете себя «Вольфом», то есть «волком»?
При этом Марселла подняла глаза и уперлась взглядом в обнаженную грудь Вольфа. «Он и сложен, как хищник, — подумала она, — сплошные мускулы и плоть, никакого жира под золотистыми волосками, начинавшимися у шеи и узкой полоской исчезавшими под поясом панталон. Плечи широкие, как у человека, добывающего свой хлеб тяжелым физическим трудом, и мускулы на руках бугрятся как у тех, кто ежедневно борется за жизнь».
Марселла облизнула внезапно пересохшие губы и с трудом заставила себя взглянуть туда, куда указывал Вольф: на бицепс правой руки. На коже яркими красками был изображен стоящий на задних лапах стилизованный серый волк. Из пасти хищника свешивался красный язык, а злобные зеленые глаза смотрели прямо на зрителя.
«Волк, стоящий на задних лапах» — невольно пришло Марселле на ум традиционное описание геральдических животных, так как это существо, казалось, сошло с герба какого-нибудь забытого древнего рода. Поначалу девушку удивила четкость рисунка, но потом она догадалась, что видит татуировку вроде тех, какие делают себе моряки.
— Да, это вполне объясняет ваше имя, — согласилась Марселла, стараясь придать разговору светский тон. — Но почему вас называют «милорд»?
— А это уже мое собственное тщеславное пожелание. Мать как-то проговорилась, что моим отцом был один поместный дворянин.
Нотка горечи придала трагичность его пьяному голосу. Несомненно, отец парня какой-нибудь титулованный джентльмен, который подобно бессчетному множеству знатных людей соблазнил, а затем бросил несчастную служанку, обрекая ее тем самым на тяжкие лишения.
Марселла невольно пожалела того мальчика, каковым когда-то был Вольф. Она прочла довольно много брошюр о горькой участи лондонской бедноты — и все благодаря любезности сэра Финеаса Тайболта, друга ее отца, чьи попытки склонить свою слушательницу к евангелическому служению оказались не менее упорными, чем решимость добиться благосклонности Марселлы. Оставив без внимания пылкие речи сэра Финеаса, девушка вместе с тем была взволнована и опечалена несправедливостями, о которых узнала.
Не удивительно, что выросший без отца, в нищете, этот так называемый Вольф стал на преступный путь!
Впрочем, сочувствие Марселлы к тяжелым жизненным обстоятельствам несчастного молодого человека вмиг улетучилось, стоило тому зловеще протянуть:
— Ну а теперь, когда вы удовлетворили свое любопытство…
Не успела Марселла и слова сказать, как Вольф привлек ее к себе и движением, выдававшим немалый опыт в подобного рода делах, ловко расстегнул платье на спине. Марселла ахнула и ухватилась за падающую с плеч одежду, метнув при этом на негодяя уничтожающий взгляд: как теперь она оденется без посторонней помощи?!
Девушка уже собиралась обрушить на провинившегося свой праведный гнев, но Вольф в этот момент отвернулся, расстегивая панталоны. Пока Марселла, не веря глазам, смотрела на эту сцену, он освободился от нижнего белья и теперь стоял перед ней совершенно обнаженный. Золотистая поросль, сбегавшая с груди красавца Вольфа, захватывала и его плоский живот, заканчиваясь темно-золотыми завитками между мускулистыми великолепными ляжками.
Одна часть тела Вольфа привлекла особое внимание Марселлы. Ей сразу вспомнилась широко известная коллекция мраморных греческих скульптур. Подобно многим молодым женщинам Марселла приобрела некоторые познания в области мужской анатомии, именно разглядывая фризы с изображением героев античности, одетых в большей или меньшей степени. Однако в сравнении с древними атлетами представший перед ней мужчина оказался в некотором отношении весьма щедро одаренным природой.
Не обращая никакого внимания на пристальный взгляд девушки, Вольф преспокойно повернулся к ней спиной, явив целомудренному взору Марселлы свои крепкие выпуклые ягодицы. Но прежде чем он откинул полог и рухнул на золотистое покрывало, Марселла успела заметить перечеркнувший его спину воспаленный багровый шрам.
Словно не замечая своей наготы, Вольф небрежно откинулся на подушки и закрыл глаза. Марселла подумала о том, что никогда не смогла бы вести себя столь непринужденно.
— Ну же, Жаворонок, душечка моя, — послышалось с постели прерываемое икотой пьяное бормотание. Заметив, что гостья по-прежнему не двигается с места, Вольф позвал: — Иди сюда. Я… готов.
В доказательство последнего невнятно прозвучавшего заявления он провел рукой вдоль тела к низу живота и погладил свой детородный орган. К удивлению Марселлы, этот «привесок» тут же отозвался на прикосновение и, будто живой, весьма угрожающе приподнялся над золотистыми завитками.
Марселле уже довелось однажды наблюдать, как жеребец покрывает кобылу. Если ее догадка верна, и человеческие существа совокупляются подобным же образом, значит, Вольф собирался…
Совершенно упав духом, Марселла закрыла глаза и еще крепче прижала к груди соскальзывавшее платье. Решив, что Вольф уже достаточно пьян для осуществления ее плана, она глубоко вздохнула и отважилась, наконец, обратиться к нему:
— Может быть, сначала мы более подробно обсудим создавшееся положение? Я знаю, в глубине души вы — джентльмен, поэтому не станете вести себя бесчестно по отношению ко мне. Ведь это так, мистер Вольф?
В ответ со стороны кровати донесся какой-то невнятный звук. Нахмурившись, Марселла посмотрела на лежавшего перед ней мужчину: тело его расслабилось, а глаза умиротворенно закрылись. На этот раз звук повторился громче и явственнее. Сомнений не оставалось: Вольф храпел…
Стоило Марселле осознать это, как безумный страх пронзил все ее существо. Осторожно тронув спящего за руку, она прошептала:
— Проснись же, ты, разбойник!
Так как Вольф по-прежнему оставался неподвижным и совершенно бесчувственным, девушка уже смелее схватила его за плечо и встряхнула:
— Проснитесь, — повторила она более громким голосом. — Ведь вы обещали мне простить долги моего брата, если я проведу с вами ночь. Ну вот, я здесь и готова выполнить свою часть уговора.
Вновь не получив никакого ответа, Марселла топнула от злости ногой. «Вот досада-то», — негодовала она про себя. Впрочем, к беспокойству за судьбу брата примешивалась и обида за уязвленную женскую гордость. Разумеется, в ее планы вовсе не входила потеря добродетели. Однако насколько унизительно выступать в роли жертвы обольщения только ради того, чтобы уладить дела повесы!
Некоторое время Марселла робко рассматривала лежавшего на кровати мужчину, потом быстрым движением схватила край одеяла и накинула его на обнаженные чресла. Теперь Вольф не казался таким уж страшным… скорее, почти беспомощным и ранимым. Его золотистые ресницы отбрасывали на щеки легкую тень, одна рука сжимала простыню… Что кривить душой, подумала Марселла, несомненно, это был самый красивый мужчина, которому когда-либо почти удалось ее соблазнить.
Неожиданно из дальнего угла комнаты донесся бой часов, и приглушенный переливчатый звон отметил два часа ночи. Всплеск сожаления о том, что могло бы произойти, но не произошло, быстро сменился паническим страхом: если бы Вольф не уснул, Марселле пришлось бы провести рядом с ним остаток этой кошмарной ночи.