Магия тени

— Предав веру предков, мы совершили великую ошибку.
Брамай мерно постукивает по земляному полу длинным посохом. На нем покачиваются сушеные птичьи головы. Вместо угодных Божине ромашковых веников над печью дымятся пучки котошовника. Расходится по общинной избе терпкий запах, от которого рот наполняется слюной, а в голове становится пусто и звонко.
— Но мы еще можем смиренно просить Воплотительниц о великой милости. Да, потеряны жрища. Забыты обряды. Неизмеримы наши проступки.
Горестный стон двадцати голосов разносится по общинной избе. Орки признают свою вину.
Они надеются, что еще не слишком поздно.
Что они еще могут вспомнить, отмолить, отстоять. С кровью и мясом сорвать с себя наносное и чуждое, привнесенное из соседних краев, так мучительно-плотно налипшее за истекшие сотни лет.
Что они сумеют вспомнить свою веру и своих предков, принять их разумом и душой — и удостоиться великой чести: права уйти в магонов край, благословенный Воплотительницами.
— Отринем несвойственность, — горячо призывает брамай, — вспомним о том, кем мы были. Покаемся за многие годы помутнения, любое наказание примем как благо, ибо только через искупление лежит путь к прощению.
Орки одобрительно ворчат. Два десятка голосов сливаются в гул, и звук отражается от покрытых паутиной стен. Колышутся грязные занавеси на маленьких окошках, словно кивают брамаю вместе с орками.
Отказаться от всего, что связано с постыдным забвением веры исконцев. Сбросить чуждые обычаи, как иссохшую шелуху, как омертвевшую кожу. Освободиться. Удостоиться.
Орки верят, что сумеют. И тогда брамай разрешит покинуть это место и отправиться навстречу предназначению. Оставить за плечами ненужные больше дома, неправильную веру и этот погибающий мир, для которого нет избавления.
Орки знают, что такой день придет, и это будет великий день. Когда каждый достойный орк вслед за Зеленым Пауком ступит на Путь, который определили Воплотительницы.
— Спастись сумеют только избранные! Лишь угодные Воплотительницам орки смогут пройти по Пути Серой Кости и найти свой покой в Азугае!
Из этого селения, из соседних, из дальних. Со всего Гижука потянутся орки к неприметной деревеньке, к главному Жрищу Силы, чтобы встретить Зеленого Паука и пройти в магоновый край той дорогой, которую он откроет.
Оставить орочью жизнь в прошлом. Переродиться. Избавиться от всего лишнего, даже от памяти. Получить новое воплощение и новую жизнь.
Потому что так было определено Воплотительницами тысячи лет назад. Потому что смысл жизни каждого орка — в Пути Серой Кости, в очищении и перерождении.
Орки почти забыли об этом на многие сотни лет — но теперь им предстоит вернуться на истинный путь. Они должны успеть. Они должны суметь.
Ведь не зря же в начале года сам Зеленый Паук принес откровение Воплотительниц государю гижукскому из славного рода Нугалков.
* * *
Далеко не сразу вредные грифоны взяли верный курс — на северо-восток. Словно влекомые невидимой силой, они норовили забрать к западу — верно, надеялись вместе с четырьмя магами на спинах ускользнуть к себе на родину, в Даэли. Никакой Гижук пернатым врединам был не нужен, а неопытными всадниками они вертели как хотели. 
Во время сборов в Ортае Дефара показывала кулак и, кивая на грифонов, давала наказ «Вот так держать этих тварей», но ни у кого из магов не хватило на это окаянства и храбрости. Хищные желтые глаза, мощные когтищи и огромные клювы — вот лучшие грифоньи доводы за то, что договариваться с животными нужно только лаской. Да и не шли они на открытый бунт, как будто нечаянно забирая в западном направлении и делая невинные морды, когда их пытались пристыдить. Только в больших глазах вспыхивали издевательские янтарные искорки.
Потому путь до Гижука получился долгим, да и вышли на орочью область много западней, чем задумывали. Это тоже обнаружилось не быстро: из четверых магов только Дорал бывал в этих краях прежде, да и он теперь плохо понимал, какие речки и лесочки проплывают под грифоньими брюхами.
Селения здесь были в основном долинные и приречные, всегда маленькие и так хитро расположенные, что на подлете издалека их и не разглядишь. Как орки встретят пришлых людей, рассекающих по их краю на грифонах, — проверять никому не хотелось. Приходилось надеяться на карту, солнце, звезды и здравый смысл, но те помогали мало. Хорошо хоть то, что грифоны беспрекословно являлись на зов костяного свистка, как бы далеко их ни уносила ночная охота.
Потом стали появляться большие леса, благодаря которым грифоны могли подбираться к жилью незамеченными. Пока остальные маги устраивались на ночлег, Гасталла с мрачной рожей уходил в сторону селения, уточнял его название, покупал хлеб, сыр, молоко, рыбу — все, что находилось у жителей. Деньги поменяли на орочьи еще в Ортае, в приграничном городишке.
Теперь маги знали, что следуют выбранному курсу правильно, хотя и с серьезной задержкой. 
— Что-то нездравое делается в этом крае, — заявил некромант через несколько дней пути по Гижуку. — Чрезмерно они все тут взбудоражены. Отчего взбудораживаться оркам по осени, скажи мне?
— Не знаю. — Дорал помешал в котелке, сосредоточенно понюхал пар и всыпал в варево еще немного соли. — А что там происходит?
— Ничего не происходит, — невозмутимо ответствовал некромант, и Доралу захотелось треснуть его ложкой. — Это ж орки, что у них может происходить-то? При такой опасности, которая человека изводит до сердечного припадка или заставляет с воплями бежать, орки делают что? Встревоженное лицо — вот что делают орки. 
Дорал хмыкнул и подул на ложку. Исходящий от похлебки сытный дух заглушал запахи прелой листвы, близкой воды и осенней прохлады.
Вот почему со всякими чудачествами спутники приходят именно к нему? Он точно так же впервые летит через Гижук на грифонах и понятия не имеет, во что все они ввязались!
— Эй, поганка! — послышался из лесу веселый голос Шадека.
Бивилка вскинулась, оставив в покое грифоново крыло, которое теребила, задумчиво сосредоточившись. Вредные животные относились к ней с непонятным снисхождением, командовать собой не позволяли, но трепать, сюсюкать, облокачиваться — сколько угодно. Иногда даже охоту откладывали, вежливо дожидаясь, пока магичка с ними натетешкается.
— Поганка, ты где?
— Чего тебе? — недовольно отозвалась Бивилка.
Магичка всеми силами показывала, что ей не нравится, когда Шадек называет ее поганкой, а Шадек так же явно давал понять, что плевать хотел, нравится ей это или нет.
— Иди сюда!
— Зачем?
— Затем!
Бивилка фыркнула и снова потянулась к грифоновым перьям. 
— Поселения выглядят иначе, — заявил вдруг Гасталла, и Дорал в первый вздох не понял, о чем он говорит. — Не пойму, как именно, но иначе.
— Иначе чем где? Ты бывал здесь раньше?
— Нет. В западном Гижуке бывал, в приграничье. Не случалось? — Дорал вяло мотнул головой, и Гасталла оживился. — Дивные там места, волшебные! Какие горы приморские, какие луга на подступах, а деревеньки приречные, а мед из разнотравья!.. 
Магистр покосился на некроманта. Кто бы мог подумать, что этот смурной неприветливый тип любит мед и умеет называть места «волшебными».
— Нет, тут другая разница, — продолжал Гасталла, — не отличие между разными местами, а именно неправильность. Не могу понять, в чем эта неправильность, но она есть, точно есть.
Из лесу вышел Шадек, подошел к Бивилке, присел рядом.
— Вот же поганка.
Протянул ей облепиховых ягод в горсти. Магичка, явственно смутившись, отобрала половину. Остальные Шадек заглотил сам, не подумав предложить кому-нибудь еще. Бивилка, поедающая свою облепиху по ягодке, смущенно покосилась на Дорала и Гасталлу, но поделиться с магистром, обойдя вниманием некроманта, было бы некрасиво, а переводить вкусные ягоды на мерзкого типа — жалко.
Бивилка пыталась делать вид, что не замечает поблизости никакого некроманта, но было не так легко пропускать мимо ушей его замечания — не то чтобы злобные, но меткие и ядовитые. Гасталле нравилось злить магичку: ожидаешь от меня, мерзостного типа, всяческих неудобств? Ну так чего же зря надеяться — получай! Дорал одергивал Гасталлу и уже почти жалел, что согласился взять его с собой.