Цитадель Теней. Пробуждение (СИ)

И они оказались правы.
Последующие несколько дней, проходили для девочки по одному сценарию. Она шла на завтрак с фурри и денром. Лишь единожды к ним присоединился кагэми из расы шу'гал по имени Векс, при виде оголённого торса которого малышка покраснела, и весь завтрак смотрела исключительно в свою тарелку.
Обеденную залу она покидала следом за шиварцем. Нет, он ей не говорил следовать за ним, но один тот факт, что мужчина, покидая трапезную, проходил у т'эрки за спиной, свидетельствовал о его заинтересованности в ней. Когда это произошло в первый раз, кагэми виа Сацуи буквально остолбенели. В особый шок это повергло Гремучую Пятёрку, которые были бы не против продолжить то, на чём их прервали в последний момент. Однако, нахождение рядом с целью одного из Октуш, остудило их пыл.
Следом за завтраком шли тренировки. Изнурительные не столько физические — чего уж проще, сиди с закрытыми глазами да дыши — сколько морально. Как только юная кагэми принимала позу для медитации, Ансацу начинал играть. Снова. И снова. И снова. И так до тех пор, пока чёрный песок не заполнял нижнюю часть часов.
После этого наступал ужин и спасительный сон в комнате фурри, которое она прозвала «логовом». Больше ей ночевать было негде. После первой же тренировки, фурри отвели подругу к её покоям. Но стоило девочке открыть дверь, как зловоние окатило их. Представшее перед юной кагэми настолько ужаснуло её, что больше она не желала находиться рядом с бывшей спальней. А кто бы захотел постоянно лицезреть отражение своей исковерканной души?
Так что уже несколько ночей она проводила в логове в компании фурри, что сменялись утром в обществе шиварца.
Не стал исключением и сегодняшний день. Вот только Ансацу превзошёл себя. Он не только продолжал наигрывать мелодию колыбельной, но и делал это непосредственно напротив тайро. Как только девочка приняла привычную позу, мужчина сел напротив неё и приступил к игре. И непроизвольно каждый вдох девочки совпадал с тактом мелодии. Брюнетка держалась из последних сил. У неё перед глазами постоянно стояло лицо матери. Сначала улыбающееся и полное жизни, а затем обожжённое и мертвенно-бледное… И так раз за разом, сменяясь по нескончаемому кругу.
— ХВАТИТ! — т’эрка резко встала. Сейчас она поступала точно так же, как и в свою первую тренировку. — Хватит играть эту мелодию! Хватит ваших бесполезных занятий! Хватит с меня всей этой вашей магии! — Мужчина продолжал сидеть, но тодарг убрал за пояс. — Я не желаю здесь больше находиться! Я хочу обратно! Домой!
— В мир, где тебя продал последний человек, которого ты считала семьёй? — голос мужчины не выражал каких-либо эмоций. Девочка покраснела от гнева.
— Да лучше умереть там, чем терпеть вас рядом! Вас и вашу вечную игру! Вы не имеете права играть её! Вы даже знать её не должны! Это мелодия моей мамы! Это все, что осталось мне от неё!
— Как мало в тебе от твоей матери.
— Замолчите! Я не желаю слушать ни вас, ни мелодию в вашем исполнении! И не стану больше тренироваться! Не смейте её играть! Она не ваша!
— Чья же?
— Моей матери!
— Той, что умерла? — Ансацу скептически поднял брови. — Вряд ли она ей так нужна на той стороне.
— Тогда… — задыхаясь от гнева кричала девочка, — тогда она моя!
— Твоя? — вкрадчиво спросил Амо. Что-то в голосе мужчины заставило девочку остыть.
— Да. Её придумала моя мама, значит теперь она моя, — уверено ответила малышка.
Мужчина молча поднялся и подошёл к стене. Он отодвинул одно из карликовых деревьев, открывая широкую нишу. Из темноты проёма он достал большой чёрный свёрток и бросил к ногам девочки. Тёмная материя зашевелилась, предъявляя хранящийся предмет. Глаза девочки расширились от удивления.
— Откуда?.. — только и смогла выдохнуть она.
У её ног лежал материнский футляр для скрипки. Малышка непроизвольно потянула к нему руки.
— Играй.
— Что?.. — малышка обернулась к мужчине. Тот скрестил руки на груди и судя по лицу смотрел прямо на тайро.
— Ты говорила, что мелодия твоя? — в голосе появилась знакомая сталь. — Что желаешь убраться отсюда? Сыграй мелодию, и я сам отведу тебя в твой мир. Раз и навсегда ты избавишься и от меня, и от Цитадели.
Малышка не верила своему счастью. Немедля, девочка бережно открыла футляр. Красивая, изящная скрипка из лакированного дерева, занимала своё законное место на бархатной отделке. Смычок был тут же. Т’эрка аккуратно извлекла инструмент и приняла стойку. Глубоко вздохнула. Волос коснулся струн, и башню наполнили звуки. Вот только звуки скрипки кардинально отличались от тодарга. И дело было далеко не в различии инструментов.
Тональность, такт — все разнилось. И если игра шиварца напоминала своим звучанием плавные переплетения, то звуки, издаваемые скрипкой, больше всего походили на скрежет металла.
Шиварец подошёл к девочке и зажал струны на грифе своей рукой.
— Мелодию, что ты присваиваешь себе, ты даже не в состоянии повторить, — глаза девочки наполнились слезами обиды. Мужчина продолжил, — Но если ты все же желаешь избавиться от меня, ты должна сыграть её мне. Твоя свобода за мелодию твоей матери. Разумная цена, не находишь?
Пытаясь разглядеть глаза Амо за повязкой, девочка медленно кивнула.
***
Смычок плавно касался натянутых струн, рождая новые звуки. Ещё. И ещё. И ещё. До тех пор, пока у фурри не кончалось терпение и они не начинали истошно выть. Тогда молодой исполнительнице приходилось останавливать свою игру.
С того дня, как к малышке вернулась скрипка её матери прошло практически две недели. Заключив сделку с шиварцем, она непрестанно тренировалась, пытаясь воссоздать мелодию колыбельной. Утром, перед завтраком, она выходила в коридор и начинала заниматься. Под мучительные завывания скрипки просыпался весь корпус и только запрет о нападении на кагэми, все ещё сохранял ей жизнь. Хотя желающих эту самую жизнь укоротить прибавлялось с каждым днём.
Тренировки с Ансацу также претерпели изменения. Теперь мужчина сначала заставлял девочку играть. И только после очередной неудачной попытки они приступали к медитации. Амо не кривился во время её игры и не издевался над ней словесно. Да этого и не требовалось. Куда большим ударом по её самолюбию и психике бы тот факт, что посторонний, существо, которое она ненавидит, способен не то что повторять, а с лёгкостью исполнять мелодию так, словно бы являлся её автором. Время от времени малышка пыталась вновь выяснить, откуда мужчина знает мелодию, но единственными словами мужчины стало неизменное «Играй» в начале тренировок.
И она играла. Играла, полностью отдаваясь игре душой. Каждый день, каждую свободную минуту. И не столько из-за сделки и возможности покинуть это место, сколько из-за близости с единственной вещью, что сохранилась у неё от матери. И как бы девочка не относилась к Ансацу, в глубине себя она понимала, что благодарна этому мерзкому мужчине за столь бесценный подарок.
— Хватит мучить нас этими чудовищными звуками с самого утррра! — Хесед навис над подругой. Его глаза пылали огнём. — Даже химеррра не может от них скрррыться.
И действительно. Харита, не выдержав звучания скрипки, попыталась принять облик, сильно напоминавший шипастого броненосца. Да вот только звуки были настолько ужасны, что сконцентрироваться кагэми-денром не могла. И каждая попытка принять какой-либо облик, помимо настоящего или же неки, заканчивался предстанием химеры в виде непонятного скопления конечностей. Вот и сейчас Харита больше всего походила на огромное желе песочного цвета, в которое кто-то, по неосторожности, запихнул хвост рептилии, несколько разномастных крыльев, шипастый панцирь, клешню, рога и жвала. При виде этой субстанции маленькая брюнетка скривилась и всё-таки убрала скрипку в футляр.
— Может, тебе попррробовать пррринять в себе кагэми? — Гебура, вытащив из ушей пучки травы и мха, встряхнул головой. — Тогда ты сможешь и сама покинуть это место. Без помощи Октуш Ансацу.
Девочка задумалась. Фурри и денром знали о сделке с шиварцем. Они были расстроены услышать, что она все ещё стремится покинуть Цитадель, но благодарны, что в этот раз, она поделилась с ними своими планами. Скрепя сердцем, они приняли её желание. И малышка была им безумно благодарна, что сейчас они не только поддерживают её, но и хотят помочь осуществлению её планов.