Измеритель

– А чего Родничок? Странное имя.
Данила улыбнулся:
– Я его сначала Горынычем звал. У него три цветка, как три головы прямо, но он на него не откликался. Наверное, не нравилось оно ему. Ну, а потом… видишь, как магазин назывался? «Родник». А в народе его Родничком обзывали, так и привязалось. Да и он, вроде, не против.
Максимыч уже слышал эту историю не раз, и сам однажды с Данилой подкармливал Родничка, но даже боялся представить реакцию начальника на подобную просьбу. И дело не в исполнении задумки – тут изобретательный Данила-мастер что-нибудь бы сообразил, а скорее в принципе – перетащить плотоядное растение к дому людей. Не все согласны спокойно терпеть это. Правда, если спросить Максимыча, то он и не против. Жили же раньше люди с собаками. А сейчас мир изменился и воспитанники изменились. Вот волколака в будке представить гораздо тяжелее, чем Родничка. Не соотносится эта безудержная ярость дикого зверя с домашним уютом. А Родничок так и остался, по сути, домашним растением, пускай и сменил немного рацион.
Тяжело поднявшись с бетонной плиты, Максимыч дал команду на сбор. Кряхтя, бойцы встали и натянули на плечи рюкзаки. Половина пути пройдена. Парадоксально, но Изотов всегда удивлялся, как в самых неожиданных местах вылезала теория относительности старика Эйнштейна. «Все относительно точки лицезрения». Как рассказывал отец, чтобы добраться из гаража домой, ему надо было всего полчаса. Это пешком, а если использовать транспорт, то и считаные минуты, а теперь и дня мало. И хотя расстояние осталось тем же, что-то постоянно задерживало. Шаг человека, идущего по поверхности, стал осторожным, органы чувств – слух, зрение – напряжены, выискивая скрытые повсюду опасности. Это съедает время, как прожорливый волколак, оставляя лишь куцые обрубки, и бедный сталкер пыхтит, пытаясь соединить их в нечто целое, чтобы воспользоваться этой маленькой форой и прожить еще чуток, пройти еще немного, принести еще одну вещицу, которая поможет всем выжить.
Но не все так плохо. Максимыч вспомнил, как сияли глаза девчонок, когда он дарил им фигурки. Ради этих искорок радости можно наплевать на опасности. Трудности и риск не могут сравниться с наградой. Они блекнут и даже не вспоминаются, когда Иринка и Алинка смотрят на него так, как будто он волшебник или небожитель, только что свершивший на их глазах чудо, и в груди становится тепло. Нет, ради этих глаз стоило и рисковать, и бросаться в самое пекло. Лишь бы вновь увидеть этот блеск, эту восторженность. Распирает от радости, хочется свернуть горы, зажечь новое солнце, перевернуть весь мир или лучше вернуть старый, чтобы сидеть с ними на поляне и жарить на костре шашлыки, как раньше в детстве.
Длинная, будто бы начерченная линейкой, лесополоса, уходящая вдаль на юг, предстала перед сталкерами. За спиной – мрачные руины собора, стены которого густо оплетал плющ. Кое-где сквозь зеленую шубу еще проглядывала белая плитка ровных стен, да перекореженный купол сверкал скудной потершейся позолотой в неярких солнечных лучах, пробивающихся сквозь густые облака. Дальше слева еле виднелась тропка в сторону их дома, родного подземелья, где по дороге почти полностью сохранился ледовый дворец. Сделав такой большой крюк, караван вернулся почти к тому же месту, откуда начал свой путь. До Плеши по этой тропинке было не больше полукилометра.
Лесополоса когда-то была аллеей, теперь она перегорожена рухнувшими домами, двумя неширокими дорогами по краям и трамвайными путями по центру. По этим самым путям, словно по путеводителю, и предстояло двигаться каравану в сторону «Кривича». Ржавые рельсы, лежащие на трухлявых шпалах, были единственным более или менее проходимым участком улицы. По сторонам дороги все покрылось буйной растительностью, скрывающей в дебрях какие-то невысокие, не больше метра, сложенные из крошащегося красного кирпича и накрытые бетонными плитами постройки.
Максимыч, в прошлый раз пройдя в этом месте, посчитал эту дорогу относительно безопасной. Высокие кроны деревьев надежно скрывали путника от глаз голодных ящеров, иногда бороздивших в небе, а прямая дорога вела как раз туда, куда нужно, и была достаточно удалена от домов, чтобы путники не боялись нападения наземных хищников.
Группа втянулась под полог ветвей. Данила, остановившись на перекрестке, еще раз окинул взглядом окружающие дома. Как все необратимо поменялось, за какие-то двадцать лет. Он еще помнил этот перекресток с величественно возвышавшимся над ним храмом; устроившимся рядом, как неуместно приземлившаяся инопланетная летающая тарелка, Ледовым дворцом; весело снующими рыжими трамваями, звонко звенящими на людей. Нет уже ничего этого – осталось только в его памяти. А исчезнет он, и совсем все сгинет. Молодые всего этого не видели и представить даже не могут, как жили их родители.
Данила вытряхнул из головы морок и прибавил шагу, поторапливаясь за ушедшим вперед отрядом. Покрытые листвой и мхом шпалы гасили звуки шагов. Впереди, в каких-то пятидесяти метрах, маячила спина последнего караванщика. Тишина – признаков опасности нет, но Даниле-мастеру что-то не нравилось. Что-то неопределенное… непонятная тревога. Он интуитивно стал присматриваться к мелочам, которых не замечал раньше. Обойдя бетонную конструкцию, сталкер повел носом – из приоткрытого люка пахнуло духом канализации, да так, что не выдержали самодельные фильтры респиратора. Одинокая маленькая летучая ящерка перепорхнула на другое дерево прямо над головой, едва не зацепив крылом человека.
– Совсем тварь обнаглела… или бежит от чего-то более опасного? – сталкер остановился и взял оружие наизготовку. Опасность нависла над всем отрядом, как тень огромного ящера. Еще невидимая, но уже ощутимая. А Данила, как бы еще не войдя под ее крыло, стоял рядом… сделай он еще хотя бы шаг, и будет так же накрыт им, но… враг его еще не видит или не принимает в расчет. Данила закрутил головой – ничего подозрительного. Но он всем своим нутром ощутил, останавливать отряд нельзя, надо только бежать и бежать очень быстро, несмотря на груз, на усталость. Проскочить это место – тогда будет шанс, какой-то… Если остановиться, то все начнется.
Данила сорвал с себя маску респиратора и крикнул во всю силу своего иссушенного горла:
– Бегом!
И сам, что было силы, припустил вперед, пытаясь догнать отряд. Последний боец, нагруженный вместительным рюкзаком, оторопело остановился от крика Данилы за спиной и в ту же секунду, неуклюже взмахнув руками, перевернувшись вниз головой, взлетел под полог ветвей. Его сдавленный крик заглох, когда сразу два коротких дротика вонзились ему в шею. Со всех сторон тропы прозвучало нечеловеческое завывание и улюлюканье, а среди ветвей и стволов замелькали темные фигуры.
Данила, выдыхаясь, еще ускорился, выдавливая из себя предельную скорость, на которую он только был способен. Вокруг мерзко засвистели дротики. Что-то чиркнуло по разгрузке. Выхватив на ходу мачете, он в отчаянном прыжке перерубил веревку, на которой висел уже мертвый напарник, и, рухнув рядом с ним на землю, перекатился за его тело. Два дротика вонзились в рюкзак там, где только что торчала голова старого сталкера.
Данила, не высовываясь из-за своего укрытия, выстрелил вверх, где среди ветвей заметил какую-то тень. Вниз, с треском ломая ветки, грузно свалилось тело существа, приземлившись прямо на мертвого бойца, тем самым улучшив импровизированную баррикаду сталкера.
– Я слишком стар для таких передряг, – пробурчал он себе под нос и, выставив карабин, навскидку несколько раз выстрелил в приближающиеся силуэты, с удовлетворением отметив, что пара упала и замерла, а остальные метнулись в разные стороны. Вокруг кипел бой: протяжно ухали дробовики, огрызался «калаш» Максимыча, и всему этому отвечали со свистом проносящиеся дротики. В очередной раз выглянув, Данила разрядил карабин в несущиеся к нему с дикой скоростью двуногие фигуры и, когда нажатие на спусковой крючок выдало лишь сухой щелчок, поднял валяющийся на земле мачете.
На него навалилось сразу трое противников. Все-таки это были люди. В невыделанных шкурах или в доспехах из чешуи ящеров, с разрисованными черной краской лицами, вооруженные примитивным оружием, низкорослые, худые, но люди. Парировав удар зазубренного топора, он вонзил в череп одного из нападавших свое оружие, но на руке тут же повис дугой, а третий крутился вокруг, пытаясь нанести смертельный удар. Данила вертелся, словно медведь, окруженный гончими, но стряхнуть с плеча вцепившегося врага ему никак не удавалось. В конце концов, второй коротышка, метнувшись в ноги исполина, умудрился завалить его. Данила в последний момент извернулся, как кошка, и всей своей немалой массой рухнул на висевшего на нем дикаря. Внутри варвара что-то хрустнуло, и коротышка, крепко державшийся все это время на плече Данилы, сразу затих. Сталкер тяжело развернулся к последнему противнику, а размалеванная рожа, хищно оскалившись, уже занесла над ним ржавый нож. Но в этот момент прозвучал выстрел, заряд полностью снес дикарю голову.