Злой король (ЛП)

Он не звучит неодобрительно, но все равно кажется, что слова протыкают булавкой.
— И, возможно, некоторые из нас на вкус особенные.
Он смотрит на меня своим изогнутым гоблинским носом, пока я не отвечаю.
— Это должно быть комплиментом?
При этом его улыбка расцветает.
— Это не оскорбление.
Злой Король. Глава 15.
На следующий день приходят платья в коробках, пальто, маленькие хитрые жакеты, бархатные штаны и высокие сапоги. Все они выглядят так, будто принадлежат кому-то свирепому, кому-то и лучше, и хуже меня.
Я одеваюсь, и прежде чем я заканчиваю, входит Таттерфелл. Она настаивает на том, чтобы зачесать назад мои волосы и поймать их в новую расческу, вырезанную в форме жабы с единственным драгоценным камнем для глаза.
Я смотрю на себя в пальто из черного бархата с серебряным наконечником и думаю о том, с какой осторожностью Тарин выбрала этот материал. Я хочу думать об этом и больше ни о чем.
Однажды она сказала, что немного ненавидит меня за то, что я была свидетелем ее унижения с Джентри. Интересно, поэтому мне так трудно забыть о том, что случилось с Локком, потому что она видела это, и всякий раз, когда я вижу ее, я снова вспоминаю, каково это — быть дураком.
Однако, когда я смотрю на свою новую одежду, я думаю обо всех хороших вещах, которые приходят от кого-то, кто знает вас достаточно хорошо, чтобы понять ваши надежды и страхи. Может, я и не рассказала Тарин все ужасные вещи, которые я сделала, и ужасные навыки, которые я приобрела, но она одела меня так, как будто я это сделала.
В новой одежде я пробираюсь на спешно созванное заседание Совета и слушаю, как они спорят о том, передала ли Никасия сердитое послание Кардана обратно Орлаг и может ли рыба летать (это Фала).
— Неважно, сделала она это или нет, — говорит Мадок. — Верховный Король ясно дал понять свою позицию. Если он не женится, то мы должны предположить, что Орлаг выполнит свои угрозы. А это значит, что она пойдет за его кровью.
— Вы торопите события, — говорит Рандалин. — Не следует ли нам еще подумать о том, что договор может еще сохраниться?
— Что толку считать? — спрашивает Миккель, косясь на Нихуар. — Невидимые дворы не выживают по желанию.
Представитель Неблагого Двора морщит ее мелкий рот насекомого.
— Звезды говорят, что это время великих потрясений, — говорит Бафен. — Я вижу приход нового монарха, но является ли это признаком смешения Кардана, или Орлаг отойдет от правления или Никасия станет королевой, я не могу сказать.
— У меня есть план, — говорит Мадок. — Оук будет очень скоро в Эльфхейме. Когда Орлаг пошлет людей за ним, мы подловим ее на этом.
— Нет, — говорю я, удивляя всех, кто смотрит в мою сторону. — Ты не будешь использовать Оука в качестве приманки.
Мадок не особенно обиделся на мою выходку.
— Может показаться, что это именно то, что я хочу сделать…
— Потому что это так. — Я пристально смотрю на него, вспоминая все причины, по которым я не хотела, чтобы Оук был Верховным королем, а Мадок — его регентом.
— Если Орлаг собирается охотиться на Оука, то лучше знать, когда она нанесет удар, чем ждать, пока она двинется. И лучший способ узнать это — создать возможность.
— Как насчет того, чтобы попросту ликвидировать возможность вместо ее осуществления? — спрашиваю я.
Мадок качает головой.
— Это не что иное, как желания, против которых предостерегал Миккель. Я уже написал Вивьен. Они планируют прибыть в течение недели.
— Оук не может прийти сюда, — говорю я. — Раньше было достаточно плохо, но не сейчас.
— Ты думаешь, мир смертных безопасен? — Мадок усмехается. — Ты думаешь, подводные лодки не могут добраться до него? Оук — мой сын, я Верховный генерал фейри, и я знаю свое дело. Сделай все возможное, чтобы защитить его, но остальное предоставь мне. Сейчас не время для нервного припадка.
Я скрежещу зубами.
— Нервы?
Он смотрит на меня пристально.
— Легко рисковать собственной жизнью, не так ли? Чтобы примириться с опасностью. Но стратег должен иногда рисковать другими, даже теми, кого мы любим.
Он бросает на меня многозначительный взгляд, возможно, чтобы напомнить, что я однажды отравила его.
— На благо Эльфхейма.
Но я снова прикусываю язык. Это не разговор для чужих ушей — особенно ушей Совета. Тем более, что я не уверена, что права.
Мне нужно узнать больше о планах Подводных, и сделать это быстро. Если есть альтернатива Оуку, я хочу ее найти.
Рандалин задает больше вопросов о личной гвардии Верховного короля. Мадок хочет, чтобы нижестоящие дворы прислали больше войск, чем обычно. У Нихуар и Миккеля есть возражения. Я позволила словам омыть себя, пытаясь загнать мысли в угол.
Когда собрание заканчивается, мне приходит паж с двумя сообщениями. Одно из них от Виви, доставлено во дворец, и она просит меня приехать и привезти ее с Оуком и Хизер в Эльфхейм на свадьбу Тарин через день — раньше, чем предложил Мадок. Второе — от Кардана, зовущего меня в тронный зал.
Ругаясь, я начинаю уходить, но Рандалин хватает меня за рукав.
— Джуд, — говорит он. — Позвольте мне дать вам один совет.
Интересно, меня сейчас отругают?
— Сенешаль это не просто голос короля, — говорит он. — Вы также его руки. Если вам не нравится работать с генералом Мадоком, найдите нового Верховного генерала, который ранее не совершал измены.
Я знала, что Рандалин часто конфликтовал с Мадоком на заседаниях Совета, но я понятия не имела, что он хотел его устранить. И еще, я не доверяю Рандалину больше, чем Мадоку.
— Интересная мысль, — говорю я нейтральным тоном, прежде чем ухожу.
…
Кардан развалился сбоку на троне, когда я вхожу, — одна длинная нога висит над подлокотником.
Сонные гуляки веселятся еще в Большом зале, вокруг столов все еще заваленных прелестями. В воздухе витает запах свежевырытой земли и свежевыпитого вина. Когда я добираюсь до помоста, вижу, что Тарин спит на ковре. Мальчик-пикси, которого я не знаю, спит рядом с ней, его высокие крылья стрекозы иногда дергаются, как будто во сне он думает о полете.
Локк не спит, сидит на краю помоста и орет на музыкантов.
Разочарованный, Кардан сдвигается, ноги падают на пол.
— В чем конкретно проблема?
Мальчик с нижней половиной туловища оленя делает шаг вперед. Я узнала его по Охотничьей Луне, где он играл. Его голос дрожит, когда он говорит.
— Прошу прощения, Ваше Величество. Только в том, что моя лира была украдена.
— Так что же мы обсуждаем? — Кардан говорит. — Лира либо здесь, либо ушла, не так ли? Если она пропала, пусть играет скрипач.
— Он украл ее.
Мальчик указывает на одного из музыкантов, у которого волосы как трава.
Кардан нетерпеливо хмурится и поворачивается к вору.
— Струны моей лиры были из волос прекрасных смертных, трагически погибших молодыми, — бормочет травянистый фэйри. — Мне потребовались десятилетия, чтобы собрать их, и было нелегко их поддерживать. Смертные голоса печально пели, когда я играл. Это могло заставить даже тебя плакать, умоляя о прощении.
Кардан делает нетерпеливый жест.
— Если вы закончили хвастаться, то в чем суть дела? Я спрашивал вас не о вашем инструменте, а о его.
Травянистый фейри, кажется, краснеет, его кожа становится темно-зеленой — что, я полагаю, на самом деле не цвет его плоти, а его крови.
— Он одолжил его у Евы, — говорит он, указывая на олененка. — После этого он стал одержим и не хотел успокаиваться, пока не уничтожит его. Я взял его лиру в награду, потому что, хотя она и хуже, я должен что-то сыграть.
— Вы должны наказать их обоих, — говорит Локк. — За то, что довели до сведения Верховного короля столь ничтожное дело.
— Ну? — Кардан поворачивается к мальчику, который первым заявил, что у него украли лиру. — Должен ли я вынести свое решение?
— Пока нет, умоляю вас, — говорит олененок, нервно дергая ушами. — Когда я играл на его лире, голоса тех, кто умер и чьи волосы создали струны, говорили со мной. Они были истинными владельцами лиры. И когда я уничтожил его, я спасал их. Видите ли, они оказались в ловушке.