Хитиновый покров (СИ)
— Саймон сказал, что ты его пугаешь.
Вместо Виктории Чейз в кабинете сначала появляется ее запах — неизменно-сладкий Givenchy, — а уж потом плавно входит и она сама.
При виде начальства у Хлои начинают зудеть зубы: еще никогда черные лодочки Чейз не приносили ей ничего хорошего.
Виктория брезгливо садится на стул у стола Прайс; запахивает полы белоснежного, отутюженного ее личным ассистентом халата, поправляет светлую прядь коротко стриженных волос и, театрально-мягко сложив руки на коленях, продолжает:
— Твой внешний вид пугает не только его...
Прайс закатывает глаза.
— Может, тебе взять выходной, чтобы привести себя в порядок?
— А резать Марка кто будет? Интерн? — не выдерживает Хлоя. — Может, отменим операцию? Или: «Извините, я не могу его шить, мне надо краску смывать»?
У Чейз дергается уголок безупречно накрашенных алым губ.
Этот разговор продолжается уже без малого два с половиной года — ровно столько Прайс работает здесь, ровно столько здесь всем заведует Виктория «ну-когда-ее-уже-уволят?» Чейз — заместитель главного врача и сущая стерва, записанная в телефоне у Хлои как «СС». Вместо первого прилагательного Прайс частенько представляет немного другие — и каждый раз новые.
— Врач не должен так выглядеть.
Прайс бросает на нее раздраженный взгляд.
— Мой халат бел и чист, что тебе еще надо?
— Убери эту синюю лужу со своей головы, — кривится Виктория. — И это... — она показывает на кеды, — тоже убери.
— Не уберу, — отвечает Хлоя и берет в руки первую папку. — Ты хочешь получить карты с опозданием еще на сутки?
Чейз теряется от неожиданной смены темы, но быстро соображает:
— Не хочу. — Она встает. — Работай, Прайс.
Дверь захлопывается.
Хлоя откидывается назад. Ее кофе уже успел остыть, и теперь нужно опять идти за новым; но на это в ее графике нет времени: либо сейчас — за кофе, либо в обед — без перекура.
Мятая пачка сигарет шелестяще мешается в заднем кармане джинсов, оттого Хлоя достает ее, чтобы переложить в самый нижний ящик, но оказывается застуканной за этим делом.
— Привет, Прайс! — Джастин плюхается на стул, и его бейджик с большими буквами «RESIDENT» и фотографией анфас грустно падает на пол. — Куришь в кабинете, хм?
— Не-не-не, — машет руками Хлоя, запихивая «Marlboro» в стол.
— Брось, я все вижу. — Он улыбается.
Белый ординаторский халат небрежно наброшен на плечи — сегодня у Джастина законный выходной, и приемный покой может обойтись без него. Рукава полосатой рубашки неаккуратно закатаны, обнажая золотой ободок часов и выгоревшую полоску бывшего обручального кольца на безымянном пальце, и Хлоя думает о том, что Уильямс сошел бы, скорее, за пациента или визитера, чем за заведующего приемным отделением — взять хотя бы его серые с нашивками джинсы и кожаные оксфорды, совершенно не подходящие под деловой стиль, так упорно внедряемый Чейз.
Последнюю мысль Хлоя, не сдержавшись, проговаривает вслух.
— Бесит, — соглашается Джастин. — Кстати о Чейз. У тебя завтра внеплановая. Зеленая карта.
Хлоя стонет: внеплановая — значит, открытая, трудная, долгая. Изумрудная папка оказывается в ее руках быстрее, чем она успевает сделать выдох. Глаза бегают по строчкам, отпечатывают информацию в мозгу — двадцать два года, женщина, атеросклероз.
Облегченный вздох.
— Из всего, что тут страшного — только быстрая коарктация, — хмурится Прайс. — Зачем брать ее на внеплановую АКШ? Хейден справится с этим меньше, чем за час. Поставили бы в очередь, к концу недели успели.
— Она еще даже не поступила, — отвечает ординатор. — Ей двадцать два, у кого в таком возрасте вылезает подобное?
— Мне все равно. — Прайс ставит подпись. — Завтра так завтра.
— Ты слишком цинична, — подмечает Джастин. — Разве тебе не интересно, почему так?
Хлоя фыркает.
— Это тебе в педиатрию. Там все с тонкими душами и ранимыми сердечками.
— Которые ты потом вылечиваешь.
— Именно. Пуф!
Хлоя наставляет на него пальцы пистолетом и выстреливает; Джастин картинно закатывает глаза и хватается за правую грудь, на что Прайс отвечает, что сердце с другой стороны.
— Они тоже хватались за правое, — смеется Уильямс и сразу же отвечает на беззвучный вопрос Хлои: — Интерны. Видела бы ты их, Прайс. Я сначала подумал, что они перепутали рок-бар с больницей.
— Они тоже так подумали, — улыбается она.
— Да иди ты, — машет рукой Джастин.
— Иду.
Хлоя поднимается, поправляет халат, чертыхается: вновь не успевает подготовить карты пациентов; поднимает с пола бейдж Джастина и криво вешает его тому прямо на рубашку.
Уже выходя из кабинета, Прайс оборачивается:
— Эй, Джастин, как думаешь, они могут принести мне кофе?
Комментарий к I. Primus. Едва увидев идею, моя верная бета сказала мне: “Ты не ищешь легких путей”. Глядя на открытые операции на сердце, не могу с этим поспорить.
Первая глава – как новая жизнь; и я благодарю каждого, кто прочтет это. Значит, вы снова идете рука об руку со мной.
Спасибо вам за это!
====== II. Festina. ======
придуши меня, если мы встретимся,
просто я не решаюсь повеситься,
но мне кажется, было бы весело
умереть от твоей руки.
Прайс влетает в крошечную аудиторию быстрее, чем часы заканчивают отбивать десять; она ненавидит опаздывать, а еще ненавидит вторники — потому что как-то так сложилось, что по вторникам у нее самые сложные операции.
Их шестеро, вместе с Хлоей — семеро; и они едва умещаются на жестких стульях, пока Прайс на минуту застывает в дверях, окидывая их оценивающим взглядом.
Ей хватает и секунды для того, чтобы понять, что интерн среди них только один — самый старший и бледный, остальные — студенты-практиканты; оттого она мысленно ставит Джастину красивую заснеженную могилу на кладбище напротив и по соседству с ним кладет и Чейз — за то, что подсунула их именно ей.
Скрипучая дверь захлопывается, в воздухе повисает пыль, и Прайс вместо приветствия командует:
— Окно открыть.
Невысокая шатенка распахивает окно, поднимает бумажные жалюзи, и в комнату врывается холодный ветер, растворяя удушливый запах старости, раскидывая пыль по углам, позволяя солнечным лучам блуждать по стенам, ища выход на свободу.
Хлоя несколько секунд просто вдыхает свежий воздух, а затем прислоняется к деревянному столу и засовывает руки в карманы халата.
— Вы профессор Прайс? — спрашивает кто-то.
— Доктор Прайс, — поправляет Хлоя. — Кто ваш куратор?
В ответ на вопрос она слышит нестройный гул голосов, от которого отмахивается взятой со стола папкой: исписанные ровным почерком страницы с анкетами и фотографиями, бланки для заполнения, пара чистых листов и аккуратно оформленное досье единственного интерна.
Хлоя перебирает страницы, пропуская их между пальцев и вчитываясь в краткую характеристику каждого.
Шесть имен и фамилий — слишком много для ее памяти, и без того перегруженной сотней пациентов, но она постарается их выучить, да, она обещает себе; и сразу же отправляет смятый листок обещания в мусорное ведро — не выучит.
Радость от красивого почерка сменяется раздражением — все фотографии черно-белые, отсканированные на обычной бумаге, и Хлоя не понимает, где у кого глаза, а где — уши.
— Кто у нас тут... эм... Саманта?
Шатенка, открывшая окно, жизнерадостно поднимает руку, и бежевый лен ее простого, до колен, платья моментально мнется; Хлою аж передергивает от этого омерзительного залома.
Прайс по очереди произносит их имена, подмечая для себя едва заметные детали: у Стэф невероятно чистые голубые глаза, у Джульет — нарощенные волосы, Кейт стесняется разговаривать.
— Максин?
— Макс, — пепельный голос студентки похож на дым, — никогда Максин.
— Окей, — протягивает Прайс. — И последний, хм, взрослый, Нейтан?
«Вот же блять, — паникующе думает Хлоя, — это же сыночек нашего генерального спонсора!»