Солнечный свет

— В другой раз, — отказался герцог. — Сейчас меня ждет Мидлтон, у нас много дел, их надо успеть закончить до ленча в Карлтон-Хаусе.
— Ухожу, ухожу, — откланялся виконт и добавил на ходу: — Сегодня же увижу сэра Джарвиса и постараюсь убедить его назначить дату нашего визита в Стэмфорд-Тауэрс.
— Буду ждать приглашения, — ответил герцог. — А сейчас до свидания, Люсьен.
Не слушая ответа подопечного, он покинул утреннюю столовую и направился по коридору к библиотеке, где его ждал инспектор.
Несколько секунд виконт смотрел герцогу вслед. Что ж, беседа прошла не так ужасно, как представлялось ранее. Внезапно молодой человек почувствовал что-то вроде зависти к атлетической фигуре, собранным и точным движениям опекуна. Наблюдать за ним было не менее интересно, чем за отличной лошадью в галопе, подходящей к финишу. И у виконта мелькнула мысль: а не внять ли совету герцога и не заняться ли спортом?
Но внезапный порыв тотчас прошел — зачем лишний раз доказывать себе уже известное? Он уверен, что не сможет отличиться в спорте, так что лучше по-прежнему проводить время у портного, в танцевальных залах, в экипажах…
Виконт прошел через холл, Бэрроу подал цилиндр и перчатки.
— Все в порядке, господин Люсьен? — тоном заговорщика спросил слуга, знавший его с пеленок.
— О, могло быть и хуже!
— Рад за вас, господин Люсьен.
— Спасибо, Бэрроу.
Виконт улыбнулся старику и пошел вниз по лестнице, к фаэтону, лучше которого и красивее на сегодня он не видел нигде — ни в парках, ни на улицах Лондона. Произведение искусства каретных дел мастеров!
Он стоил невероятно дорого, но виконт мог себе позволить такую роскошь. Единственное, что ему не нравилось, — это то, что все свои экстравагантные покупки он мог совершать только после одобрения их опекуном.
В тысячный раз виконт спрашивал себя, почему же отец запретил ему распоряжаться деньгами до двадцати пяти лет? Большинство молодых людей, думал он с горячностью, управляют своим капиталом, достигнув совершеннолетия. Но не он! Его будут кормить с ложечки еще целых четыре года. Какая досада!
Но тут Люсьен вспомнил о Клэрибел, ожидающей результата визита к опекуну, и из его головы улетучились все посторонние мысли. Ему захотелось немедленно поехать к ней и все рассказать, но пришлось сдержаться: он сможет увидеть ее только днем…
— Столько времени ждать! — простонал виконт. — Настоящая мука!
Неудивительно, что Люсьен Фроум влюбился в Клэрибел — она была одной из самых красивых девушек, которые когда-либо появлялись в лондонский сезон. Виконта поразило солнечное сияние ее волос, голубизна глаз, сравнимая лишь с нежнейшей голубизной яиц дрозда; ее кожа по цвету напоминала клубнику со сливками. Поэтические сравнения переполняли воображение виконта…
Но дело было и в другом — девушке не были свойственны смущение и робость, в ее поведении не замечалось никакой неловкости, свойственной дебютантке. Возможно, красота придавала ей эту уверенность. С ней не могла сравниться ни одна из прежних знакомых виконта.
«С моими да с ее деньгами, — размышлял тем временем виконт, двигаясь в великолепном фаэтоне по алее парка, — мы сможем зажить шикарно. Клэрибел получит все, что захочет. Нашим лошадям для верховой езды будет завидовать весь Сент-Джеймс…»
* * *
Склонившись над бумагами за столом в библиотеке и слушая пояснения мистера Мидлтона о сложном деле, связанном с имением Алверстодов, герцог вдруг поймал себя на мысли о Люсьене. Он почувствовал — как это не раз случалось и раньше — какое-то непонятное беспокойство за молодого человека. Герцог был убежден, что друзья виконта — совершенно безмозглые лоботрясы, впрочем, тут же успокаивал себя тем, что, может, он чересчур критически настроен к юному поколению, будучи намного старше.
— Не могу поверить, что в двадцать один год у меня были такие же птичьи мозги, — неожиданно проговорил он вслух и покачал головой.
Между тем мистер Мидлтон завершил длинную лекцию о необходимости достроить двор для плотницких работ и дороги к нему. Герцог, как бы продолжая мысль о виконте, произнес:
— Меня беспокоит мистер Люсьен. Что ты слышал о нем в последнее время?
Мистер Мидлтон так долго служил у герцога, что хорошо знал и Люсьена.
Помолчав, он вздохнул и заговорил неуверенно:
— Не думаю, что его светлость в последнее время совершал опрометчивые поступки. Так, обычные дела, ничего нового… Правда, поговаривают, что он и его друзья несколько развязны в танцах, и их… — Мистер Мидлтон, заметив, что герцог внимательно его слушает, продолжил: — Ну, их недавно выставили из одного респектабельного дома. Они затеяли там какую-то опасную дуэль между двумя отпрысками… Но его светлость выступал лишь секундантом, и не случилось ничего, что могло бы обеспокоить ваше сиятельство.
— Полагаю, ты раньше меня узнал о намерении мистера Люсьена жениться?
— На мисс Клэрибел Стэмфорд?
— Да. Я думаю, ты знал давно об этом и ничего мне не сказал.
— Да я и не предполагал, что это настолько серьезно, потому не хотел беспокоить ваше сиятельство, — виновато опустил глаза Мидлтон. — К тому же у мисс Стэмфорд так много поклонников…
— Она красива?
— Красива, ваше сиятельство. Ее называют открытием сезона.
— И разумеется, Несравненной? — с сарказмом заметил герцог.
— Нет пока, — ответил мистер Мидлтон. — Но она быстро получит это звание.
Герцог скривил в усмешке рот и посмотрел мистеру Мидлтону прямо в глаза.
Тот продолжил:
— Ваше сиятельство, вероятно, встречали на бегах сэра Джарвиса?
— Я думаю, он состоит в жокейском клубе, — заметил герцог, — но не могу вспомнить, знакомы ли мы. А что ты о нем знаешь?
— Да очень мало, ваше сиятельство. Но нетрудно узнать.
— Займись им. Не уверен, но мне кажется, с ним был связан какой-то скандал или ходили слухи… Не помню.
— Предоставьте это мне, ваше сиятельство. И я попробую разузнать, почему мисс Стэмфорд отдает предпочтение его светлости. В последний раз ее имя упоминалось рядом с именем мужчины более солидного, у которого были все шансы на завоевание ее сердца.
Герцог с любопытством посмотрел на мистера Мидлтона.
— Ты хочешь сказать, Мидлтон, что у мисс Стэмфорд, а возможно, у ее отца есть особые намерения?
Мистер Мидлтон улыбнулся:
— Конечно, ваше сиятельство. Как и у всех молодых леди. И вы это хорошо знаете. Чем выше титул, тем богаче улов…
Увидев, как герцог поджал губы, он понял, что упоминание о любовных делах виконта его раздражает.
Что касается самого герцога, то женщины преследовали его не только из-за титула. Он был очень хорош собой, держался несколько высокомерно, что для большинства женщин, находивших его неотразимым, представлялось неким вызовом.
Удивительно, что в эпоху свободы слова и еще более свободной морали даже с самыми близкими друзьями он никогда не позволял себе обсуждать интересовавшую его женщину. Это было хорошо известно в свете и прибавляло нечто сокровенное ауре, окружавшей герцога, словно защитный ореол.
В высшем свете не было дамы, которая не предпочла бы завоевать сердце герцога Алверстода, нежели выиграть дерби.
У герцога было много романов, но он вел себя достаточно осторожно, и никто не знал о них, пока они не заканчивались одним из двух: либо какая-нибудь красавица уезжала грустить в деревню, либо ее несчастный вид говорил о безвозвратной потере.
Слова «соблазнитель женщин», неразумно оброненные виконтом, в самом деле частенько упоминались в связи с именем герцога. Но поскольку он был чрезвычайно щепетилен в отношениях с женщинами, те редко обижались на него, даже когда он их оставлял, а жаждущие узнать о его любовных приключениях так и оставались в неведении.
Между тем мистер Мидлтон, собрав бумаги, произнес:
— Я выясню все, что смогу, и представлю вам сведения о сэре Джарвисе как можно скорее.
— Спасибо, Мидлтон. Я знаю, на тебя можно положиться.