Солнечный свет

Теперь было очень важно убедить Хиону довериться ему, убедить в том, что он ее спасет от зверя, пытающегося загубить молодую жизнь.
— Послушайте меня, Хиона….
Подчиняясь, как ребенок, она подняла к нему лицо, и он увидел, что девушка уже сумела успокоиться.
Он снова взял ее за руку:
— Я хочу, чтобы вы мне доверяли. Обещаю, даю слово чести, я вас спасу, я докажу, что ваши родители состояли в браке… И вы станете счастливой.
Хиона смотрела на герцога неверящими глазами. Когда же в них отразился луч заходящего солнца, они зажглись, как первые звезды, только что появившиеся над головой.
— Я поняла это, едва только увидела вас, — проговорила она тихо. — Ну, что каким-то образом, я не понимаю каким, вы посланы спасти меня…
Герцог, продолжая держать ее за руки, сказал:
— Сейчас я возвращаюсь в дом. Я подумаю, что мы можем сделать. Мы должны встретиться здесь завтра вечером.
— Но завтра вечером бал…
— Вот и хорошо. Нам будет легче исчезнуть, не вызвав ни у кого подозрений.
— Но у них могут возникнуть подозрения, если вы надолго исчезнете. В конце концов вы самый важный гость.
— Я думаю, самый важный — это мой подопечный, виконт Люсьен Фроум. Полагаю, вы знаете причину нашего визита?
— Клэрибел собирается выйти за него замуж?
— Если я разрешу.
— Судя по слухам в доме, все уже решено.
— Напротив. Я совершенно ясно дал понять, что думаю над тем, стоит пи моему подопечному делать предложение мисс Стэмфорд. И сейчас совершенно твердо могу заявить: нет ни малейшего шанса на мой положительный ответ.
— Очень мудро. Она не принесет ему счастья.
— А откуда вы знаете? И что вы о ней знаете, кроме того, что она дочь вашего дяди?
— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.
— Не буду настаивать, — сказал герцог, — сейчас моя главная забота — вы.
— Я не собиралась втягивать вас в свои дела. И не надеялась, что увижу вас…
—…кроме как через окно? — с улыбкой перебил герцог. — Но мы встретились, Хиона, и я думаю, это — судьба.
Он почувствовал, как задрожали руки девушки, и спросил:
— Что вас пугает?
— Я просто подумала о ярости дяди Джарвиса, узнай он о моем разговоре с вами. А если бы еще узнал, о чем мы говорили…
— Он не узнает, — прервал ее герцог. — Но мы должны вести себя крайне осторожно. — Он поднялся и, поскольку все еще держал Хиону за руки, поднял и ее.
— Я возвращаюсь. Надеюсь, вы сумеете вернуться незамеченной и никто в доме не заподозрит о нашей встрече?
— Да, сумею. Слуги не любят ходить по темному лесу, им страшно. Меня же никто не хватится.
— А вы ужинали?
Она рассмеялась:
— Нет, но я найду что-нибудь у себя в комнате. Мне не велено выходить на кухню при гостях — их слуги и горничные могут меня увидеть.
— Вы такая худенькая, — заметил герцог, взволнованный мыслью о том, что девушка голодает.
Хиона пожала плечами:
— Я была избалована изысканной кухней при родителях. Мама считала, что кулинария — это искусство, и теперь мне трудно питаться объедками со стола слуг, но больше мне не на что рассчитывать.
— Настанет время, и все вернется на круги своя, — пообещал герцог. — Идите спать и надейтесь — вас ждет светлое и прекрасное будущее, яркое, как солнце, которое снова взойдет завтра утром.
— Хочется в это верить, — вздохнула Хиона.
— Если вы молитесь, а мне кажется, вы молитесь, попросите Всевышнего, чтобы ночь прошла поскорее.
— Как вы все замечательно понимаете! Именно эти слова мне всегда говорил мой папа.
— Думаю, ваш отец хотел бы, чтобы вы мне поверили, — я появился здесь, чтобы помочь вам.
— Я хочу верить, но боюсь…
— Дядю? Забудьте о нем.
Девушка глубоко вздохнула, и герцог понял: она боится новых побоев и дядиного гнева, если тот узнает, что она раскрыла семейную тайну.
— Вы обещали мне верить, — тихо сказал герцог.
— Я верю. Клянусь вам, верю, — страстно проговорила Хиона. — И благодарю вас, вы принесли надежду во мрак и отчаяние, обступившие меня.
— Считайте, что все уже позади. Скоро вы все забудете. А пока нам следует держаться очень осторожно.
Хиона согласно кивнула.
Герцог отпустил ее руки и, когда слова уже стали ненужными и последний луч солнца ускользнул за горизонт, повернулся и пошел обратно по дороге, извивающейся меж сосен, потом — среди кустов, и по ступенькам спустился вниз.
Ускорив шаг, он прошел не прямо к дому, а направился в другую часть сада и оттуда повернул к террасе, ведущей в гостиную с другой стороны. Теперь он ступал медленно и небрежно, словно погруженный в свои мысли. Возле ступенек террасы почувствовал: за каменной балюстрадой кто-то стоял и наблюдал за ним.
— Так вот вы где! — воскликнул сэр Джарвис, когда герцог величественно поднялся по ступенькам. — А я уж подумал, не случилось ли чего с вами.
— Я любовался вашим садом, Стэмфорд, — ответил герцог. — Он восхитителен. Вы должны мне назвать имя того, кто спланировал эту красоту.
Сэр Джарвис рассмеялся:
— Я очень рад, что он вам нравится. Не слишком ли самоуверенно с моей стороны, если я скажу: я сам? Да, да, это одно из моих достижений, которым я вправе и вполне заслуженно горжусь.
Не было сомнений, он говорил искренне. В то же время герцогу почему-то показалось, что он лжет.
  
Глава 3
 
Если Хиона не могла заснуть, не в силах поверить в происшедшее, то и герцога одолела бессонница. Весь вечер он заставлял себя держаться с сэром Джарвисом как можно приветливее и доброжелательнее, чтобы исключить любые подозрения, которые могли бы насторожить его. Наконец он вошел к себе в спальню, где Хибберт уже ждал его, и молча разделся.
Слуга собирался выйти из комнаты, перекинув через руку вечерний костюм герцога, когда тот сказал:
— Хибберт, что ты думаешь об этом месте? Мне интересно узнать твое мнение.
Слуга внимательно посмотрел на хозяина, понимая: вопрос задан не без причины. В армии он служил у герцога ординарцем и очень ловко добывал в захваченных городках или деревнях такие сведения, какие не мог раздобыть ни один англичанин. Но Хибберт, хотя и носил английское имя, являл собой букет национальностей: легко говорил на французском и португальском.
Немного подумав, он медленно проговорил:
— Ваше сиятельство, у сэра Джарвиса чересчур много слуг, больше, чем в любом доме, где мы бывали. Но ваше сиятельство спрашивает мое мнение, и я могу сказать: здесь людям не очень хорошо живется.
— А почему?
— Я, конечно, не вполне уверен, но здесь какая-то другая жизнь. Я думаю, хотя, может, смешно, но здесь все чего-то боятся.
— Ничего смешного. Попытайся выяснить, чего они боятся, и вообще узнай все, что сможешь.
Ему показалось, что во взгляде Хибберта промелькнул азарт, как у терьера, учуявшего добычу. Вероятно, Хибберт, как и сам герцог, считал мирное, спокойное время скучным, а когда слуга вышел, он уже был убежден, что это так.
Жизнь протекала однообразно — вечеринка сменялась вечеринкой, где женщины были неоригинальны, в них не чувствовалось никакой индивидуальности; кругом царили скука и цинизм.
И вот теперь возникшая необходимость спасти Хиону воскресила в герцоге чувство, забытое со времен поражения Наполеона…
Он обдумал все, что рассказала ему Хиона, и представил общую картину. Да, будет нелегко доказать, пока Мидлтон не докопается до сути скандала, что сэр Джарвис платил большие деньги брату, дабы держать его за границей.
Как ни старался, герцог ничего не мог вспомнить, кроме каких-то обрывочных нехороших слухов о сэре Джарвисе.
«Наверное, это было слишком давно, — подумал он и вдруг вспомнил собственный ужас при виде рубцов на спине Хионы. — Девушку во что бы то ни стало надо спасти», — решил герцог, продолжая припоминать ее лицо со следами боли и унижения.
Ему хотелось хлестать и хлестать плетьми сэра Джарвиса, пока он не потеряет сознание. Отплатить ему той же монетой…