Солнечный свет
Сильнейший прилив ненависти, который герцог ощутил сейчас, переполнял его и тогда, когда он встретил хозяина дома на террасе, и лишь умение владеть собой позволило ему ответить сэру Джарвису льстивыми комплиментами сначала дочери, потом саду. Да, он — талантливый актер и будет играть свою роль и завтра, не вызывая и тени подозрения в том, что союз Клэрибел и Люсьена невозможен.
Однако мысли о подопечном заставили его забеспокоиться: Люсьена нелегко будет убедить в том, что любимая им девушка, как и ее отец, достойна порицания и презрения. Он знал особенности характера Люсьена — если открыто противиться его желанию жениться на Клэрибел, тем самым он заставит его еще решительнее добиваться поставленной цели независимо от воли опекуна.
«Я бы и сам так поступил», — подумал герцог. Ведь каждый влюбленный молодой человек безоглядно верит любимой женщине, нежели слухам, порочащим ее.
Да, это серьезное препятствие, которое предстоит преодолеть, чтобы воздать сэру Джарвису по заслугам.
Так же, как он разрабатывал тактику военных действий на полях сражений, герцог обдумывал предстоящие события и долго не мог заснуть.
Наутро перед завтраком он собрался прокатиться верхом, никогда не изменяя своему правилу — ни в имении, ни в Лондоне.
Хибберт разбудил герцога ровно в семь, молча помог одеться. Нарушив молчание, герцог сказал:
— Хибберт, попробуй выяснить, почему граф Дорсет, ухаживавший за мисс Клэрибел, внезапно отказался от нее и женился на другой.
— Я сделаю все, что от меня зависит. Но старшие слуги держатся очень замкнуто. В других домах я ничего подобного не видел — нас кормят каждого отдельно, у себя в комнате… Странно это…
Герцог изумленно поднял брови.
Он хорошо знал порядки в аристократических имениях: протокол соблюдался в людской еще строже, чем в гостиной. Так, Хибберт, будучи слугой герцога, за столом сидел по правую руку от домоправительницы, если не присутствовали слуги королевского двора. А камеристка супруги — если бы герцог был женат, — по правую руку от дворецкого. Каждый слуга как бы наследовал ранг хозяина и хозяйки. Герцог Алверстод мог поменять гостей местами у себя за столом, желая их развлечь и давая возможность им общаться. Но в людской все оставалось незыблемо.
— Да, странно, Хибберт, — согласился герцог. — И все же постарайся, что сможешь, выяснить. Я еще не помню случая, чтобы ты не добился успеха, — добавил он, зная, что подобной похвалой пробудит в слуге еще большее рвение. Он не сомневался в результате: Хибберт обязательно узнает что-нибудь до понедельника, когда намечен отъезд из Стэмфорд-Тауэрса.
В общем-то он готов был уехать и в воскресенье вечером, но Люсьен умолял кузена остаться в Стэмфорд-Тауэрсе на три ночи. Взволнованно он просил:
— В наших с Клэрибел интересах, чтобы ты за это время принял решение.
Герцог рассмеялся:
— Ты его ждешь почти как приговора судьи — казнят тебя или помилуют.
— Именно так! Ты же знаешь: я мечтаю жениться на Клэрибел! — пылко ответил Люсьен.
Герцога охватило дурное предчувствие: да-а, нелегко будет с Люсьеном, когда он сообщит ему, что скорее увидит его мертвым, чем породнившимся с сэром Джарвисом Стэмфордом.
Итак, войдя после верховой прогулки в утреннюю столовую, он невольно подумал: а завтракала ли Хиона?
Появилась Клэрибел в ослепительно дорогом наряде, не шедшем ни в какое сравнение с серым платьем Хионы, из-под которого виднелись потертые носки стареньких туфель… Вряд ли Клэрибел не знает о существовании кузины на заднем дворе. И герцогу стало ясно: сияющие невинные глаза на свежем лице — одно притворство, желание соответствовать ожиданиям окружающих. На самом деле она другая.
Тем временем сэр Джарвис ничуть не сомневался, что герцог Валериан Алверстод наслаждается пребыванием в Стэмфорд-Тауэрсе, и детально распланировал очередной день.
Дамы проснулись поздно, джентльменам предложили после завтрака посмотреть поединок двух местных боксеров, которые очень понравились герцогу.
Перед ленчем, когда появились и дамы, хозяин показал конюшни, и все понимающие толк в лошадях были в восхищении.
— У меня есть две лошади, которые на следующий год бросят вызов вашим, — сказал сэр Джарвис герцогу Алверстоду. А может быть, мы вместе бросим вызов всему остальному миру и завоюем все призы — зачем нам их делить?
Сэр Джарвис говорил горячо и уверенно, очевидно, считая, что к следующему году Клэрибел и виконт поженятся.
— Неплохая мысль, — заставил себя произнести герцог и тотчас переменил тему — принялся восхищаться лошадью, которую они рассматривали.
После ленча в двуколках приехали соседи сэра Джарвиса.
Дамы были в платьях из муслина, а милые шляпки прикрывали их лица от солнца. Эта элегантная публика вполне годилась бы и для королевской свиты.
На ипподроме, неподалеку от дома, состоялись скачки с препятствиями. Букмекер, не профессионал, а один из работников сэра Джарвиса, сообщил, что выигрыши будут поделены среди сделавших ставки в конце дня. Ставки оказались высокими, лошади-участницы — прекрасными, и герцог подумал, что мог бы получить удовольствие от этого развлечения, если бы не неотступная мысль о хозяине. По мере того как длился день, герцог все более критически относился абсолютно ко всем его словам и действиям, всюду подозревая обман.
Однако ничего особенного в приготовлении к вечернему балу не было. Сад украсили китайскими фонариками, расположив их среди цветов по обеим сторонам дорожек. Оркестр был заказан из Лондона, именно тот, под который очень любили танцевать молодые женщины.
— Ты, надеюсь, тоже наслаждаешься, кузен Валериан? — спросил Люсьен герцога, поднимаясь вместе с ним по лестнице к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину.
— Конечно, — ответил герцог.
Люсьен проследовал за ним в его спальню, а когда Хибберт тактично вышел, нетерпеливо осведомился:
— Я думаю, пока рано спрашивать о твоем решении?
— Насчет женитьбы?
— Я хотел бы сделать предложение Клэрибел сегодня вечером в саду…
— Тебе не кажется, что это выглядело бы довольно банально.
— Банально? Что ты имеешь в виду? — насторожился Люсьен.
— Неужели не ясно, мой дорогой? Звезды, луна, музыка… Ну просто идиллическая сцена из спектакля!
— А что в этом плохого?
— Знаешь, если бы я собирался сделать предложение или когда буду его делать, — строго заговорил герцог, — то подыщу необычный антураж. Чтобы такой момент запомнился нам обоим на всю жизнь.
Возникло неловкое молчание. Затем Люсьен сказал:
— Я понимаю, о чем ты.
— Ведь ты всегда хочешь чем-то выделиться, — продолжал герцог. — И более подходящий момент трудно себе представить — ты же просишь любимую женщину быть с тобой рядом всю оставшуюся жизнь! Тебе следует проявить при этом тонкий ум и оригинальность.
Прибегнув к хитрости, герцог опасался переиграть, но, на его счастье, Люсьен не почувствовал подвоха и, вздохнув, сказал:
— Ты совершенно прав, кузен Валериан, я никогда об этом раньше не думал. Танцы, луна, сад — в самом деле довольно тривиально.
— Я всегда так считал.
— Значит, если я придумаю что-нибудь оригинальное, ты даешь мне свое благословение?
— Да ничего такого я не говорил! И вообще я считаю, что сегодня еще слишком рано, да и хотелось бы узнать Клэрибел немного получше, прежде чем решить, достаточно ли хороша она для тебя.
— Достаточно ли хороша для меня? Да она же самая красивая девушка в Лондоне! — восторженно воскликнул виконт.
— А ты, с точки зрения многих, — самый красивый и, несомненно, самый элегантный молодой человек!
Герцог внимательно посмотрел на Люсьена, опасаясь, не перестарался ли с комплиментами. Решив, что лишние яйца в пудинге не улучшат его вкуса, перевел разговор на другую тему:
— Предлагаю тебе идти одеваться, поскольку нужно время, чтобы как следует завязать твой галстук. Нельзя опаздывать на ужин.