Головолапная (СИ)

А раз никому не пожелает, то не бывать такому унижению! — вспыхнуло горячо в ответ на этот ледяной обруч на голове.
«Володя не прошел бы мимо, спас бы хулигана, и они…» 
«И я не пройду!» — сказала про себя Гата и осторожнейшими движениями выбрала на связке фонарик. 
Аккуратно и медленно повернула «голову» фонарика, переключая режим на максимальный. Потом тихонько подняла его к лицу, сжав покрепче ключи, чтобы не звякнули.
Стараясь ступать бесшумно, обогнула дерево. Прижавшись спиной к стволу, набрала в легкие воздуха, щелкнула кнопкой и выпалила истошным голосом:
— Ночной Дозор! Всем выйти из сумрака!!!
Рев напуганных глоток, визги и треск ломающегося куста, за которым она сама недавно стояла, был ярчайшим ответом на ее вопль.
  
Глава 5
 
1 
В наступившей тишине Гата уже была готова шевельнуться, сделать пару дыхательных упражнений, хотя бы банальные глубокие вдох-выдох, чтобы унять разошедшееся как неуправляемый паровоз сердце, — и пойти дальше своей дорогой. Но вдруг ее напряженного слуха коснулось неясное шуршание и едва слышимое всхлипывание. 
Она повела фонариком туда-сюда, но свет ничего не вылавливал, кроме кустов и травы, перечерченной решетками оград.
Ей показалось, что впереди мелькнуло что-то неестественное, белое. 
Сегодняшний необычный вечер просто не мог закончиться тем, что Гата не получила бы ответа на вопрос — что там всхлипывает белое? Она шагнула вперед, протиснувшись между близко поставленными оградами, осторожно ступила на крошечную тропку.
Трава неприятно щекотала ноги. Какая-то веточка влезла в туфлю и попробовала застрять как можно больнее и глубже между пальцами. Гата остановилась, вытаскивая нахалку, и снова заметила, как свет фонарика тронул белое пятно. 
Она задержала луч — пятно несколько раз дернулось, раздался сдавленный скулеж.
«Похоже на зверька, попавшего в капкан», подумала Гата, вспомнив прочитанные когда-то охотничьи рассказы. Она начиталась описаний природы, чтобы покрасивее и пообразней ей давалось описание далекого острова с закопанными сокровищами. И вот, вспомнилось.
Может, именно поэтому сейчас Гата не побоялась подходить все ближе и ближе к неведомому. Она придерживалась рукой за вот уже вторую чугунную ограду и крадучись шла вперед. Едва она сделала еще несколько шагов, как скулеж перешел в нытье на высокой ноте, а белое пятно затрепетало.
Гата наклонилась ниже и увидела, что белое — это подошва кроссовки, лежащей по ту сторону ограды. А по эту свернулся калачиком и испуганно попискивает человек — вернее, мальчишка, сжавшийся от ужаса. Видать, он оступился, когда убегал от ее света и крика. Нога съехала с тропинки и застряла между прутьями, что перепугало его уже сверх всякой меры и потому не хватило самообладания спокойно снять кроссовку, вытащить ногу и тихонько отползти куда-нибудь подальше от опасности.
«Да какая опасность!» усмехнулась про себя Гата и, протянув руку, взяла парнишку за щиколотку.
Раздался визг, от которого даже у дуба заложило бы уши, если бы они у него были.
— Не тронь меня! Не тронь! — верещал парнишка и бился в истерике так, что через миг Гата не знала, чего она сама больше боится: его визга или того, что он сейчас себе лодыжку сломает своими трепыханиями и рывками.
— Блин! Да не ори ты, не режут! — воскликнула Гата и для надежности крепко выругалась.
Сработало. Пацан задышал часто-часто, но визжать перестал.
Гата выругалась еще раз, ввернув оборот, подслушанный однажды у поста охраны. 
— Ты… ты... Не покойник, — кое-как выдохнул пацан.
— Нет, — спокойно сказала Гата, хотя сердце билось аж в горле. — Я не покойник и не собираюсь утаскивать тебя в могилу. Лучше чуть поверни ногу влево — я помогу достать тебя из-за этой ограды.
Мальчишка задрожал, но сумел взять себя в руки и повернуться на спину.
Зажав связку ключей с фонариком в левой руке так, чтобы он светил вниз, а не на пацана, Гата присела рядом и просунула правую руку через холодную решетку ограды. Вцепилась в кроссовку и стащила ее с мальчишки, прихватив несколько крепких травинок. 
— Теперь вытяни носок и тащи на себя ногу.
На слово «тащи» он вздрогнул, но вскоре сделал, как его просили. 
Когда нога оказалась на свободе, мальчишка принялся отползать назад, елозя спиной по земле и траве. В темноте было не видно его лица, но по тому, как он судорожно и громко дышал, Гата поняла, что он все еще не верит, что перед ним не призрак и не мертвец.
Она покрутила в руках кроссовку, пригляделась к логотипу:
— А почему не «Адидас»?
— Мама сказала, лето в таких похожу, — пробормотал мальчишка дрожащим голосом, но отползать перестал.
Гата подошла и протянула ему кроссовку, стараясь, чтобы свет фонарика не слепил его.
Парнишка дрожащей рукой забрал свою обувь. Потом завозился, обуваясь. Гата стояла спокойно, давая ему время справиться.
— Так вы не из этих? — снова спросил он, осторожно поднимаясь.
— Не, я домой иду, — как можно небрежней сказала Гата, но, похоже, что-то не то сказала, потому что пацан затрясся крупной дрожью, взгляд его заметался по мрачным могилам.
— Комплекс знаешь? — улыбнулась Гата. — На Ленина, желто-голубые дома? Вот я туда решила срезать дорогу.
У мальчишки дернулись вниз плечи, словно воплотилась поговорка про гору и облегчение.
— Спасибо, — выдохнул он.
Гата уже хотела отправить его по асфальтовой дороге к выходу из кладбища, но воображение подсказало, что туда, скорее всего, удрали его приятели. Если он с ними столкнется, вся история с испытанием на могиле повторится, — а тогда ее усилия были бессмысленны.
— Пойдем-ка, я тебя выведу, — сказала она, отступая по узкой тропе. — Куда эти хулиганы разбежались, не знаю, но на той стороне кладбища мы выйдем. Вернее, перелезем, а там посмотрим.
Пацан сник, но кивнул.
— Иди за мной аккуратней, — сказала она, разворачиваясь. 
Они выбрались на асфальт. 
Гата по очереди сняла и вытряхнула забившиеся травой туфли. Потом подождала, когда мальчишка приблизится к ней. Он подходил словно бродячая собака, привлеченная запахом сосиски, но уже на собственной шкуре знающая, что такое удары палкой по спине.
На вид он был крепким и даже упитанным, но таким сейчас зажавшимся, что даже летняя ветровка выглядела на нем на пару размеров больше.
Гата жестом поманила его за собой и пошла по дороге — так проще, решила она. Если мальчик не поведется на уговоры, то его собственный страх погонит его с места, где темно, жутко и где ты одинок.
Уже через пять шагов он нагнал ее, влетая в круг света от фонарика, который Гата нарочно держала на максимальном режиме. Влетел, сопя от страха, и даже пошел немного впереди, словно бы хотел, чтобы и за спиной тоже было светло.
— Как ты оказался здесь так поздно? — спросила она, когда они уже довольно далеко отошли от места встречи, а мальчишка перестал оглушительно сопеть.
Он молчал.
— Скоро полночь. Неужели родители еще телефон не оборвали?
Мальчик продолжал отмалчиваться, но через несколько шагов украдкой достал телефон из кармана ветровки. Когда экран подсветил холодным светом его озабоченное лицо, Гата увидела, как у мальчика сморщился нос. Видать, его дома ждали серьезные неприятности. Однако в том движении, с каким он положил телефон обратно в карман и дернул молнию, застегивая, Гате показалось, что он морально подготовился к любым трепкам дома. Значит, для него сегодняшние приключения были важнее родительского неодобрения.
— Почему вы не спрашиваете, что мы там делали? — шепотом спросил мальчик.
— И так понятно, — усмехнулась Гата.
Он сбил шаг и заглянул ей в глаза:
— Да? 
— В каком ты классе?
— В седьмой пойду.
— Ну все верно, — она старалась говорить с добротой учительницы начальных классов, встречающей детей и рассказывающей, что их ждет в ближайшее десятилетие: — Испытание мира, нарушение запретов, поужасней и пострашнее чтобы… Вы совершили выход в возрастную зону, когда хочется пугаться и пугать, ищите способы… а читать детям сейчас, чтобы попугаться поосновательней, нечего. Страшилок и ужастиков для младшего и среднего школьного возраста нет. Я поневоле знаю, какие ниши сейчас как заполнены, а в каких недобор.