Откровение Луны
Николь сделала несколько снимков фотоаппаратом. Гробовую тишину комнат нарушило тихое пение женщины, которое доносилось со стороны входной двери. Николь медленно побрела на голос. Пение становилось громче и отчетливее, но быстротечная речь женщины оставалась неразборчивой и походила на чарующее заклинание. Николь остановилась у отворенной двери и сквозь щелку заглянула в комнату. На непокрытом столе таял огарок свечи, дымящий черной копотью. Посредине комнаты, нагнувшись вперед, стояла сосредоточенная Муча. Свет был мерклым, и Николь не без труда сумела различить в темном углу печку, а рядом с ней на полу еловые ветки, которые старушка тщательно перебирала, осматривая каждую. Те, что поровнее и потолще, она бережливо складывала одни на другие, а сама постройка напоминала спичечный колодец. Отреченный вид Мучи создавал впечатление глубокого транса. Николь притаилась, желая досмотреть, чем кончится странное занятие. Но то не удалось ей: посреди безмолвия коридора раздался последний писк разряженного телефона в рюкзаке Николь. Муча резко обернулась. Ее взгляд, лишенный рассудка, пылал злобой. У Николь перехватило дыхание. Пока Муча заковыляла к двери, журналистка выскочила из дома на улицу с мыслью: «Надеюсь, в её безумной голове нет навязчивой идеи спалить дом.».
Пронизывающий ветер затих, и тёплый вечер окутал поселок. Непроглядный туман спустился на холмы и горы. «Золотая Подкова» также мигала желтым светом, и Николь отважилась пойти туда. Количество посетителей в кабаке значительно прибавилось. В основном, то были люди преклонных лет в пестрых одеждах. Николь поразила нестандартная обстановка помещения. Все предметы мебели из дерева излучали дух неподдельной старины, но, в то же время, свежее покрытие лака спасало вид. Слева от барной стойки находилось пианино, где сидела кучерявая мулатка, которую Николь уже лицезрела за разговором с худым незнакомцем. Выделяясь огненно-рыжей копной на голове, она была необычайно рослой и обладала роскошными бедрами. Большой широкий рот издавал две октавы полноценного звучания сопрано. Её чистое пение вдохновило посетителей, и несколько парочек поспешили в центр зала, между столами, чтобы станцевать медленный танец.
Николь подошла к Мексиканцу, который приплясывая, натирал столешницу салфеткой. Он любезно предложил напитки, и Николь согласилась на бокал шампанского, но тот, в свою очередь, отрицательно помотал головой.
– У нас есть только виски и Макуль.
– Что такое Макуль?
– Наш местный алкоголь на основе мака. Ни одно шампанское ему и в подмётки не годится!
Николь захихикала.
– Ладно, давайте ваш Макуль. И номер врача на всякий случай, если завтра наступит похмелье.
Мексиканец загоготал, наливая из бочки алкоголь противного цвета мазуты, и Николь пожалела, что остановила свой выбор на нём.
– Расскажите о вашей деревне?
– Что за праздный интерес? – насторожился Мексиканец.
Николь поведала, что будучи журналисткой хотела бы написать подробную статью о посёлке. Мексиканец поставил бокал Макуля, бросив на неё строгий негодующий взгляд.
– Я прошу вас не делать этого!
Николь сделала маленький глоток: сладковатая жидкость имела горькое послевкусие и благородный запах.
– Но почему? – она испытующе глядела на бармена. – Полагаю, что люди хотели бы знать о подобных местах как можно больше.
– Мы тщательно скрываем наше существование от посторонних… И если вы не отступитесь от безрассудной затеи, мне придётся сообщить всем, кто вы!
Алкогольный напиток ударил в голову, притупляя чувства. Теперь Николь не ощущала ни своеобразного вкуса, ни травяного запаха Макуля.
– Хорошо. Но обещайте удовлетворить моё скромное любопытство?
Смуглое лицо Мексиканца стало дружелюбнее. Он отвернулся, заставляя бутылками пустые места на полках стеллажа. Николь не терпелось разузнать все подробности сокровенных тайн Красного Ручья, в существовании которых ни капли не сомневалась. Но в разговоре бывалый мужчины вёл себя осторожно, не распространялся излишне.
(«Стоит втереться в доверие, и тогда он непременно всё выложит.»)
По нагому плечу Николь побежали крупные мурашки. Она небрежно провела по плечу рукой, но то действо не помогло избавиться от двойственных ощущений. Вслед за мурашками чудесную кожу обдало жаром горячего выдоха. Сердце стучало так громко, что казалось, все посетители «Золотой Подковы» слышат его испуганное биение. Она обернулась, еле сдержав крик.
Глава 3.
«Золотая Подкова», того же дня и времени.
Худой парень, которого Николь видела в кабаке несколько раньше, стоял так близко, что, обернувшись, она едва не дотронулась его лица своим носом. Теперь ей удалось разглядеть его получше. Крупные слегка выпученные глаза обрамляли густые, светлые на концах ресницы. Смоляные брови нависли грозовыми тучами. Средней длины щетина облагораживала выступающие вперед скулы, заостряющие черты. Его приторная внешность гранда противоречила многочисленным тату, которые украшали даже шею, где изображение красного волка занимало всю её правую сторону.
Николь крутила романы с разными мужчинами, но несмотря на всё их многообразие в двух вещах они были схожи: крепкое телосложение, которое разжигало в ней азарт и половое влечение; и неоспоримая солидность. Стоящий напротив экземпляр не имел ни того, ни другого и вызывал необъяснимое смятение внутри белокурой девушки. Встретив его не здесь, а в центре любого мегаполиса, она бы и бровью не повела в его сторону. Но сейчас, глядя в его таинственные глаза, ей хотелось заглянуть в них поглубже, чтобы найти ответ на вопрос: почему она до сих пор на него пялится?
Он наклонился и поднял упавший с табурета рюкзачок Николь.
– Это ваше?
Небольшая хрипотца его грубого голоса, похожая на хрипоту заядлого курильщика, звучала несоответствующе моложавому облику. Николь, не проронив ни слова, взяла рюкзачок, а незнакомец, прожигая взглядом, попятился назад. В горле у Николь пересохло.
(«Что-то ведь так смущает меня в нём…»)
Она отвернулась и пригубила бокал душистого Макуля.
– Надеюсь, вы никогда не осмелитесь попробовать тушенное рагу из голубей в соусе!
Николь, с трудом проглотив алкоголь, взглянула на обратившегося к ней человека. Поджарый мужчина, который подсел рядом на табурет, выглядел не старше сорока лет. Его руки усердного работяги бросались в глаза. Под ногтями виднелась чёрная грязь, а в сетчатый рисунок на коже въелись следы сажи, которая, вероятнее всего, совсем не оттиралась. Он поставил глубокое блюдо и стакан лимонной воды перед собой на сверкающую лоском столешницу. Николь сделала вывод, что его легко запомнить по длинной козлиной бородке и прищуренным лукавым глазам, от которых в стороны отходили по три стрелки неглубоких морщин. Мясо на тарелке, густо плавающее в масле, смотрелось омерзительно, но тот располагал отменным аппетитом и уплетал его с превеликим удовольствием.
– Что, простите? – переспросила Николь.
– Говорю, вы ели рагу из голубиных тушек?
– Нет.
– Мм! Слава богу. Я просто видел, как его готовят. Кстати, меня зовут Андерсен.
Он протянул руку Николь, и та с чувством пожала ее.
(«Наверняка, он расскажет о поселке куда охотнее, чем Мексиканец.»)
Мужчина кивнул головой в сторону, где без устали танцевали посетители.
– Вон, видите того пузатика с волнистыми волосами… ?
Николь посмотрела назад. Мужчина, на которого указал Андерсен, был среднего роста. Огромные очки прикрывали половину лица; а сквозь них проглядывали глазки, похожие на мелкие точки. Николь показалось, что его несуразная расплывчатая фигура излучала тепло и богатый жизненный опыт. Темная рубашка до колен, растянутая на животе, имела застиранный вид. Он держал за руки пожилую даму. Николь тщательно рассмотрела её. Обладая элегантной статью, относительно окружающих она создавала впечатление ухоженной представительницы королевской династии. Один взгляд на неё навивал воспоминания о старине английской империи в пределах 19 века. Соломенная шляпка с декоративным пионом и яркие бусы смотрелись, как деталь продуманного образа. Размашистые туфли на небольшом каблуке делали её не чуть ни ниже добролицего кавалера. Свободное платье украшали рюши и атласные банты. Под звуки джазовой музыки они шагали вперёд – назад, искренне улыбаясь.