Прыжок (СИ)
— Да, блять, — Арчи стукнул кулаком по рулю от своего бессилия.
— Вот именно. — Никита накинул ремень безопасности. — Послушай меня, Чагрицкий, мы знакомы очень давно, и если бы мне действительно было насрать на тебя, то я ещё лет десять назад послал бы нашу дружбу куда подальше. Я же вижу, что с тобой в последнее время что-то происходит, и хочу помочь.
В салоне повисла немая пауза, а затем Артур резко завёл автомобиль и сорвался с места. Песня группы «Radiohead» оглушительно взорвала колонки, и каждый предался своим размышлениям: Артур о том, что должен открыться другу, в чём сам буквально пару дней признался себе; а Никита — расскажет ли Чагрицкий ему то, что Ник наблюдает уже около месяца.
***
Чагрицкий нервничал. Он ненавидел это чувство: состояние нецелостности, дикого напряжения, отсутствие контроля над ситуацией, к которому он так привык, и именно в этом Артур напоминал себе своего отца.
Никита сидел за кухонным столом и смотрел в уже опустевшую чашку из-под кофе, делая вид, что всё в полном порядке. Но как бы он ни старался, Чагрицкий всё равно ощущал себя словно на приёме у долбаного психотерапевта, которых зачастую показывают в фильмах. Он не мог себе даже приблизительно представить, как начать разговор, а главное — с чего, уже всерьез жалея о том, что поддался своей импульсивности.
Он повернулся к шкафчику, достал кружку, желая скрыться от взгляда друга, хотя тот вовсе не смотрел на него, и вспомнил выражение лица Романова в то чёртово утро. Обычно таким образом Артур смотрел после секса на своих девушек, которые ждали чего-то большего: нежности, ласки, отношений. Он рассматривал их, жалея и желая, чтобы они сами всё поняли без лишних слов. Именно это Чагрицкий увидел во взгляде Романова. Он вдруг почувствовал, будто оказался на месте Оли или Светы — неважно. Какое-то новое чувство, когда ощущаешь себя использованным или ненужным. А, может, просто когда заранее знаешь, что это больше, чем всего лишь близость? Такое тоже с ним впервые. Сравнимо с выбитой из-под ног почвой, но это не ощущение драйвового полёта — это неизвестность, пугающая, сука, темнота.
Артур так вцепился в столешницу, что у него побелели костяшки пальцев. Эти эмоции преследовали его день за днём: презрение к самому себе, злоба на себя, на него, обида. Спустя неделю самокопаний, больше похожих на семь кругов ада, он решил тупо забить на всё, так как попросту оказался неподготовлен. Ранее находиться в таком неуютном состоянии ему не приходилось, и сейчас студент чувствовал себя в чужой шкуре. Если бы все было так легко. Он позвонил Юле и, пригласив девушку к себе, уже был готов предложить ей серьёзные отношения, осознавая, что совершенно этого не хочет. Артур думал, что, делая одно, он заставит исчезнуть другое, что оно сотрётся в пыль, не оставив после себя ничего, никаких воспоминаний — полная амнезия. Именно этого он и хотел, надеясь на то, что девушка сможет ему в этом помочь. Секс был обыденным, скучным и пресным. Такими темпами можно особо не напрягаться и сделать всё самому. Артур честно пытался. Его возбуждали формы Юли, её стоны, движения — всё это ему нравилось, но уже не было нужно. Даже трахаясь с ней, он думал совершенно о другом человеке. О человеке, которого ненавидел. Или же упорно пытался убедить себя в том, что ненавидит? Понимая, что потерпел фиаско, он прекратил этот фарс и попрощался с девушкой, теперь уже окончательно, на этот раз извинившись перед ней — впервые за столь длительный период «не отношений».
Всё это время борясь и убегая от себя, однажды вечером он окончательно сдался. Даже приняв во внимание тот факт, что когда он покинет страну, его чувства не изменятся. Это новое приобретённое состояние будет преследовать его везде, со временем стираясь, и померкнет однажды, оставив лишь небольшой след в памяти. И Артур наконец-то принял это. Не смирился, словно с чем-то обязывающим его, а именно принял для себя, не называя словами то, что смогло почувствовать его сердце.
— Арчи, ты так стоишь уже минут двадцать, — вырвал Артура из раздумий голос Ника. — Я, конечно, никуда не тороплюсь, но если я на тебя давлю, то, чувак, я готов…
— Блять, я всё время думаю о Романове, понятно? И не как о своём репетиторе. Пиздец, — вырвались слова у Чагрицкого, и он зажмурил глаза.
— Ну он вроде неплохой мужик. Только я так и не пойму, ты чего такой дёрганый-то? Вы поссорились? — спокойным голосом произнёс Никита, однако Чагрицкий знал, что последний вопрос прозвучал со стопроцентной долей сарказма.
— Ну всё, Ник. Ты нарвался, — Артур резко повернулся к другу, а тот уже успел выбежать из кухни и свернуть в гостиную.
— Глупо бегать от меня в моей же квартире, — спокойным голосом произнес парень, но внутри у него всё смешалось после признания, и это неопределённое состояние подкатывало к горлу, вызывая непонятную горечь.
Тут Ник выбежал из-за угла и набросился на друга, несерьёзно толкая его и, не рассчитав силы, они оба упали на пол. Никита оказался верхом на Арчи, и они начали в шутку бороться. Как в детстве, словно им вновь по тринадцать. Артур почувствовал огромное душевное облегчение, избавившись от гнетущего состояния. Ему действительно было страшно потерять ещё и друга. Он открылся Нику, и тот понял его. Они ещё некоторое время возились на полу, и комната наполнялась нецензурными возгласами обоих парней и взрывами громкого смеха.
========== Часть 17 ==========
Несмотря на то, что на календарных листах расцветал март, на улице не было и намёка на весну. Кутаясь глубже в шарф, Марк не спеша шёл по заснеженным улицам после деловой встречи в одном из книжных магазинов города. Его особенностью было то, что он никогда не брал с собой перчатки, хотя имел около двух-трёх пар дома, лежащих на дальней полке в шкафу. Руки настолько замёрзли, что вскоре молодой человек перестал чувствовать кончики пальцев, хотя периодически прятал их в карманы пальто в надежде согреть.
На часах было около пяти вечера, и смысл возвращаться на работу в другом конце города пропал. Поэтому его посетила мысль забежать в кафе неподалёку, чтобы выпить кофе и заодно немного согреться перед тем, как окончательно отправиться домой. Как раз через дорогу находилась знакомая ему сеть кофеен, куда Марк и направился.
Высокие большие окна манили собой, зазывая посетителей, и открывали прекрасный вид на царящий внутри заведения уют, а также на большой ассортимент разной выпечки и сладостей на витрине. Его рука уже потянулась к двери, как вдруг он неожиданно зацепился взглядом за силуэты людей за столиком около окна. Они сидели, смеялись и разговаривали. Из всей группы ребят Романов выделил для себя лишь одного — высокого молодого человека с чёрными волосами, одетого в тёмную кофту на молнии с капюшоном. Марик, естественно, не слышал и не мог слышать смех, но та заразительная улыбка, играющая на лице парня, заставила его самого улыбнуться. Он нисколько не изменился. Всё такой же. Приковывающий к себе взгляд. Внезапное чувство, близкое к физической боли, пробежавшее по телу Романова, вновь напомнило о том, как же он на самом деле скучает. Реакция оказалась незамедлительной. Надёжно далеко внутри спрятанные переживания и эмоции начали по кусочкам всплывать и заполнять сознание Марка. Он ощущал себя зрителем-клептоманом на выставке, которому с оковами на руках остается только стоять и любоваться лучшим произведением искусства. Артур был картиной. Его исключительной картиной. Такой близкой и такой далёкой. Как же он хотел прикоснуться к нему, почувствовать мягкость и тепло кожи, положить ладонь на грудь и ощутить сумасшедшее биение его сердца, до сих пор заставляющее Марка жить.
— Извините, вы проходите? — резкий громкий голос незнакомца вывел его из состояния, схожего с трансом.
— Нет-нет. Простите. — Марк отошёл от двери, пропуская мужчину внутрь.
Прежде чем уйти, он вновь обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на Чагрицкого, заранее зная, что этого всё равно будет мало. Романов неожиданно встретился взглядом с Никитой, пристально глядящим на него. Ник застыл с кружкой в руках. Уголки губ чуть дёрнулись в улыбке, и Марк, резко развернувшись, направился прочь.