Любовь без тормозов - авария (СИ)

Два округлившихся от моей борзоты глаза выпучились на меня с угрозой.
— Ты же бросаешь, — тяну из мокрого после его губ фильтра дым, прищуриваясь, когда тот предательски попадает в глаза. — Считай, бросил.
Он продолжает сверлить меня взглядом, я молча докуриваю, пока пацаны треплются про новую игруху, о которой я слыхом не слыхивал, ибо некогда мне. И вообще, тут я оказался случайно. Отпуск. Первый за три года. Вырванный зубами, потому что все, предел. Потому что сбежать надо было. И если не от себя, то хотя бы от всех. Просто исчезнуть, стереть себя на время из прошлой жизни и надышаться чужим воздухом. Ожить. Чтобы снова о скалы.
Парни уходят быстро. На балконе все еще тесно. Только теперь между нами воздух тяжелеет и, превращаясь в вязкое месиво, тянет нас ближе.
Точеные скулы, болезненные глаза, усталые. Здесь — потому что обещал. Хочет домой, к себе, закрыться. Темно-русый, не черный. Прячет пальцы в рукавах толстовки — не нервничает, просто ждет. Пока отойду и выпущу его. Пока отстану, хотя и не держу вовсе. Стоит и ждет. Красивый, сука. Глаз не отвести. Холодный, как лед, но настоящий.
Мотаю головой, ухмыляюсь, алкоголь наконец-то доходит куда надо, расслабляя нервную систему.
— Прохладно, пойдем внутрь.
И он идет. Все так же молча. Все так же безразлично. Почти трезвый.
А в зале царит вакханалия! Стёпа устроил цветомузыку — лампочку в люстре то открывает, то закрывает, обжигается, распиздяй, без майки уже, пацаны ему вторят, синие пополам, ржут, как кони, пляшут — затягивает, как в хоровод, хотя не пил много. Танцую. Пел вроде, но не факт, меня унесло слишком быстро. И к тому моменту как я трезвею, пацаны повторно синие. Светает. Степа спит, в ковер завернутый, малой у меня на шее виснет, и если его не заберут, я ему ебну. Чес слово, не стоит на него, а он прилипала такой. Даня помог. Частично. За шкирку пацана об стену, замах хороший был, ладно я поймать успел, убил бы. А он вздрюченный весь, как оборванный провод высоковольтных передач, дрожит от злости, и хоть по массе меня поменьше, сильный, гад, с трудом держу. А тут Ильи брат старшой нарисовался, давай свое защищать. Рефлексы сработали. Неправильно как-то. Даньку себе за спину, грудью вперед, да без мыслей, как научили, в какую стойку жизнь поставила. Теперь орет Илья, чтоб брат его меня не зашиб. Бля, цирк, не иначе. Степка вылетел, вместе с ковром своим, мы от смеха чуть не обоссались, пока объясняли, кто не прав. В итоге — все мы пидарасы, и спать нас отправил. Илья за мной пошел, Степка матом того к родне погнал, одно спасение — вырубиться бы. Я уже и стоя готов спать. У Степки три комнаты. В зале штабелями общая масса. На кухне брат старшой Илью жизни учит. Степа у себя телку окучивает (откуда взялась — не понял даже), без вариантов — иду, где не занято.
Комната под кабинет. Темно. Окна зашторены. Диван-кровать полуторка. Разбирать — нет сил. Падаю на живот. Выдох сквозь зубы — тянет в плече, кости ноют, перетерпеть бы. Алкоголь отпускает, глаза стеклянные, не закрываются. Новое место, новые люди, не усну. Лучше бы нажрался вусмерть.
На скрип двери реагирую раздражением. Даня замирает в проеме, мечется. Глаза бегают, морда хмурая. Да не хотел я ему на глаза попадаться, просто реально в толпе спать не могу.
Мнется. Не решается. Но и уйти не может. Видать, тоже бардак в башке, как и у меня.
Двигаюсь к стене, лицом в подушку. Большой мальчик, пускай сам решает.
Стаскивает толстовку, кидает на край кровати. Водолазку не снимает, а я футболку на стол запульнул. Жарко.
— Храпишь? — чисто для справки.
— Нет, — сопит обиженно и растягивается во весь рост, прижимаясь боком к моему. — Ору иногда.
— Такая же фигня.
Молчим. В этой тишине уютно. Слушаю его спокойное глубокое дыхание и вырубаюсь. Сквозь сон чувствую на спине его руку, а на пояснице бедро. Теплый. Пахнет приятно — собой, не ядовитым парфюмом.
Неправильный какой-то он…
========== Часть 2 ==========
Утро добрым не бывает, особенно когда разница в часовых поясах, ты вчера бухал, и организм, привыкший к беспрерывной работе, просыпается, как положено — в шесть утра.
Чердак трещит.
Во рту кака.
Рука затекла… На этой мысли я разлепляю глаза и встречаюсь с растерянным взглядом уже давно проснувшегося Даньки. Пацан так стремительно краснеет и разворачивается ко мне спиной, выкручиваясь из кольца моих рук, что я даже умилиться не успеваю.
Повернулся задом, вытянулся в струну, дышит через раз, и самое страшное — его трясет! Трясет натурально: под моей ладонью дрожит плечо (да, я его коснулся), а по загривку скатываются несколько капель пота. Да я сам вспотел за три секунды! Потому что неясно — трясет его так оттого, что чужой человек касается, что неприятен ему именно я или… Еще один вариант кажется самым бредовым, но я решаю проверить именно его.
— Сейчас спокойно, — предупреждаю заранее, припоминая, что передо мной не хрупкая барышня, так въебет — мало не покажется.
Ладонью по лопаткам, на поясницу, чуть касаясь бедра, и прижимаю ее к ширинке. Его импульсивное состояние передается мне моментом, и вместе с ним трясти начинает и меня. Стояк!
— Это ты так рад меня видеть или просто недотрах? — пытаюсь не язвить, но, видно, паршиво пытаюсь. Он резко дергается, забыв, что моя рука сейчас ему явная угроза, и я его немалое хозяйство логично сжимаю, потому что больше держать не за что… Такой сладкий, тягучий, пускай и матерный стон! У меня аж яйца свело судорогой, и ноги сами собой плотнее сжались. И тут же он мордой в подушку, возмущаясь уже туда. И сколько же у него секса не было, что он так взвинчен? Нет, надо парню помочь, я ж не садист какой. А самому разложить его захотелось так, что в глазах потемнело. И стройный такой, сильный, подтянутый, но в то же время… не объясню, уязвимый, что ли, его защитить хочется. Пока сильнее — просто хочется, но он мои намерения не так поймет, вряд ли ему интересен секс без обязательств, поэтому…
Вторую руку ему под влажную шею, разворачивая корпус и прижимая спиной к себе. Шипит, вцепляется обеими руками мне в запястье, больно царапает ногтями. Перехватив удобнее, уже сам прижимаю его кисти к груди, теперь не дернется. Второй плавно, очень осторожно вдоль ширинки и глубже, сгребая в горсть член у основания. Данька запрокидывает голову, поджимает колени, будто делаю ему больно, и прячет лицо, закусив губу. Прижавшись ближе, трусь о него членом, я ж тоже не железный, а у него зад соблазнительный, помял бы, но тогда мне точно наваляют, а миссия моя — помочь ему, а не себе.
Без резких движений расстегиваю ремень, пла-а-а-авно замок ширинки вниз, цепляя джинсы за пояс и стаскивая их немного, чтобы не мешали. Пальцы холодные, признаю, из-за контраста с его горячей плотью тело покрывается мурашками, мое тоже, только от возбуждения, от истомы, от тянущего, невыносимого чувства неполноценности. Член в руке горячий, мокрый, будто кончил уже не один раз, приятно скользит в ладони, хотя боксеры и мешают свободно двигать кистью. Не тороплюсь. Парню и так в кайф. Решаю подлить бензина в костер.
— Извращенец? — шепотом на ухо, он сильнее поджимает колени, мешает, но я упрямо не прекращаю ласку. — Или возбуждает, что сюда кто-то может войти? — Сам от этой мысли плавлюсь, и искры по коже скачут, как ненормальные, так и напрашивается улыбка. — Или все-таки я?.. — Последнего хочется больше всего, и это при четком убеждении, что никаких отношений в ближайшей жизни я заводить не буду.
Запястье затекает. Данька мешает страшно, вертится, сжимает колени. Злюсь, потому что чувствую: еще немного — и его прорвет.
Давление на грудь, опрокидываю на лопатки, он даже глаз не открывает, а мне и не надо. Падаю сверху, прижимаю и его, и его руки грудью. Коленом развожу ноги, прижимаю одну к кровати, вторая мне не особо и мешает. Раскрытый, послушный, аж в глазах рябит и воздуха не хватает. Головой ему в сгиб шеи, так удержать легче, хотя я бы с удовольствием наблюдал сам процесс, но мальчишка в полуобморочном состоянии, такой восприимчивый, зависимый от прикосновений, тянущийся не душой, телом к каждой ласке, оголодавший и перевозбужденный. Позволяющий с собой делать ЭТО, хотя с легкостью мог бы дать отпор. Кровь оглушающе долбит в висках, дыхание сбилось, раскаленный песок застрял в легких, лихорадит, надышаться бы — да куда там, уже затянуло.