Морталия. Узурпация (СИ)
Жёлтые глаза Барсулы искрились, тёплый свет разлился на её щеках и запутался в пушке бровей. Она смотрела куда-то сквозь неё, словно говорила с кем-то.
Ирамия прикоснулась к груди, сердце билось спокойно:
– Ничего. Ничего не чувствую. Ты просто личинка.
"Пожри их пламенем огня!" – настойчиво прохрипел голос.
Ирамия, вздрогнув, посмотрела на свою ладонь и напряглась. Фиолетовые молнии разрезали воздух, чёрное пламя повисло над рукой, источая тепло.
Внезапно дверь комнаты открылась:
– У вас всё хорошо, миледи? – спросила служанка и, увидев чёрно-фиолетовый огонь, раскрыла в изумлении рот.
– Всё прекрасно, – ответила она, и сбила служанку с ног.
– Что вы делаете?
Чёрные вены сетью оплели лицо Ирамии, склера потемнела, радужка заискрилась фиолетовым. Она зажала ладонью рот служанки, и подобрала с пола ожившую мышь. Девушка пыталась вырваться, но Ирамия запустила руку под её кружевные юбки. Служанка мычала, по её щекам текли слёзы, широко раскрытые глаза с ужасом метались, когда мышь продирала себе путь в её лоно. Сотни жужжащих болью игл разрывали плоть несчастной изнутри.
Ирамия почувствовала промежностью как что-то толкается в животе жертвы; мышь прогрызала путь наружу. Девушка дёрнулась в последний раз и затихла.
Злобный, истеричный смех вырвался из пересохшего горла Ирамии.
Ноги Барти тонули в снегу. Гади прыгал за ним из сугроба в сугроб, оставляя за собой два следа. Большой след головы, маленький – тела.
"Что-то я уже устал", – подумал пёс, рухнув в очередной сугроб.
Барти подошёл к дереву, сняв перчатку, и прикоснулся к его замёрзшему стволу:
– Как же я люблю зиму, Гади. Обычно химс не бывает таким холодным, – говорил он, глубоко вдыхая свежий воздух. Длинная каштановая коса лежала на его плаще, выпав из под соболиного ворота. – А вот и первая шкурка.
Барти подошёл к другому дереву, похрустев снегом, который забивался под мех его сапог. Он взялся за дуги капкана, приколоченного к толстой ветви, пытаясь развести их:
– Эх, придётся тащить домой вместе с капканом, – вздохнул он, рассматривая шкуру куницы.
Пёс замер, прислушиваясь. Его белый мех слился с сугробами, лишь восемь глаз, словно капли крови на снегу, выдавали его. Совсем близко хрустнул снег. Барти и Гади обернулись на звук. Рысь готовилась к прыжку. Барти выхватил из-за спины стрелу и вскинул лук. Стрела угодила в глаз животному, но оно даже не дёрнулось.
Крупная кошка неслась на юношу. Гади зарычал, раскрывая жуткую пасть, и сбил рысь, ударившись о её бок. Он вонзил в её шкуру зубы и когти передник лап. По его морде заструилась чёрная кровь, шипя и разъедая его плоть. Пёс отскочил от неё, скуля от боли. Он упал в сугроб, катаясь по снегу. Сердце Барти кольнула боль. Он отправил в кошку ещё одну стрелу, но она не остановилась. Через несколько прыжков рысь сомкнула челюсть на его руке:
– Аааааа!
Монстр перестал кататься по снегу, готовый вырваться из тела собаки, но в его кровавых глазах заплясали огоньки алого пламени. Морда кошки загорелась. Она разжала челюсти, выпуская руку Барти и, сделав несколько шагов, рухнула в сугроб, сгорая в фиолетово-алом пламени.
Барти кинулся к собаке, не обращая внимания на боль в руке. Он обхватил его морду ладонями, судорожно ощупывая её:
– Как такое возможно?! – опешил он.
"Регенерация, – мысленно хмыкнул пёс. – Но это было чертовски больно".
Влажные пары выдыхаемого воздуха оседали на ресницах Руми. Он с грустью смотрел на скованный льдом корабль, стоя у причала. Мощные лапы чудовища, вонзавшиеся в борт судна, покрылись инеем.
– Партурик будет в этом плену до самой весны. Ты уверен, что не хочешь перезимовать дома? – спросил Жарос и откусил кусочек ароматного вяленого мяса.
– Уверен, – сурово ответил Руми.
– Ты слишком жесток к себе.
Руми склонил голову:
– Я подвёл отца.
– Значит служба в моём флоте – твоё наказание? – огорчился Жарос.
– Вовсе нет. Это были три самых удивительных месяца в моей жизни. Я чувствую себя куда увереннее, чем раньше.
– Рад слышать, – Жарос закинул в рот последний кусок мяса и проглотил его. – Но ты и никогда не был слюнтяем в отличие от Барти.
– Барти не слюнтяй, – нахмурил тёмные брови Руми. – Что-нибудь известно о Казиме?
Жарос мотнул головой, словно отгоняя от себя кошмар:
– Нет. Мои люди обрыскали весь Исаад и ближайшие окрестности Тарплена. Он будто исчез. Сгорел бесследно в малюмском пламени.
Мышцы Руми свело от холода; кожа его зимнего доспеха скрипнула:
– Мне жаль, но может быть он ещё объявится. Что-то похолодало. Может пойдём?
Жарос кивнул и направился за юношей в сторону здания флота:
– Сомневаюсь. Брат никогда не пропадал, тем более так надолго. Думаю, его больше нет среди живых.
Руми внимательно посмотрел на старого капитана Партурика:
– Жарос, Казима ведь твой старший брат?
– Верно.
– Но почему ты выглядишь намного старше его? Можно подумать, что ты его отец, даже скорее дед.
– Он питался лучше меня, – ухмыльнулся Жарос, обнажая выпирающие клыки. Тяжёлый меховой плащ Руми не мог скрыть, как вкусно пахла его живая плоть. Капитан громко сглотнул.
Глава 28. Эшарва. Иракундум
Гвен суетилась у стола, расставляя тарелки. Ирамия расшторила бархатные шторы. Тёмно-синее кружево её платья зацепилось за дубовый подоконник. Она рванула подол, оцарапав палец. Несколько капель чёрной крови упали на волан длинной юбки. Ирамия спрятала руку, озираясь по сторонам, но окружающим не было до неё дела.
— Карл! Барти! Где вы? Всё уже накрыто! – звонко крикнула Гвен.
Ирамия улыбнулась и села за стол, встречая хищными глазами мужчин:
— Где Стэн?
– Скоро будет. Он отливает слитки для Балгура, — ответил Карл, расстегивая шерстяной жилет.
– Ты наживаешь себе врагов, – поморщилась Гвен. – Зачем ты вечно лезешь туда, куда не нужно?
— Такой я человек, — пожал могучими плечами Карл.
– Барти, не смей больше ходить в лес один!
— Мам, но я не был один, со мной был Гади.
Пёс рыкнул, услышав своё имя.
-- Эта псина здесь? – вспыхнула Гвен, встав со стула. – Пошёл отсюда, чудовище! Барти, сколько можно говорить, чтобы ты не приводил этого монстра в зал, где мы едим!
"Стерва на стерве, – мысленно ругался пёс, медленно топая короткими лапками по направлению к выходу и пару раз уронив морду на пол. – Какое неудобное тело".
– Почему ты так его называешь? Он очень милый.
Гвен посмотрела на Барти, раскрыв рот, но не нашла, что сказать.
– Барти, как твоя рука? – спросил Карл, тепло посмотрев на сына.
Юноша потрогал запястье:
– Ещё болит.
– Долго заживает. Наша сила ограничивается лишь воображением, если ты по-настоящему захочешь, то у тебя даже шрамов не останется.
– Отец тогда получается, что ты хочешь страдать, поэтому твоё тело так долго и болезненно восстанавливается?
Карл занервничал, не желая слышать этот вопрос:
– Барти, когда я становлюсь драконом, всегда кто-то умирает. Не имеет значение кто и какой. Важно лишь то, что я забираю его жизнь. Хочу ли я после быть наказанным. Разумеется...
– Не нужно таких разговоров за праздничным столом, – Гвен взяла в руку бокал с соком винограда. – Мы собрались сегодня для того, чтобы поздравить Ирамию с рождением дочери.
– Барсулы Марсудал, – прошипела Ирамия.
– Скорее Барсулы Эшер, – тихо прошептала Гвен.
– Я припоминаю, что у кого-то из Марсудалов были золотые волосы, – Карл взял суповую ложку.
– Это естественно для либератов, – кивнул Барти.
– Марсудалы необычные либераты, – не согласилась Гвен.
– Дорогая, я думаю, что нам нужно закончить этот разговор, – нахмурился Карл. – Барти, ты собираешься в Камвек?
Юноша скромно улыбнулся.