Эта свирепая песня

Странно, но на подземной станции было столь же чисто, как и наверху. Отполированный белый мрамор, гулкие звуки шагов, классическая музыка. Концерт для фортепиано. Никаких признаков борьбы или страдания, никаких отзвуков ужаса, пробуждающегося по ночам. То была уловка, призванная завлекать жителей Южной стороны и напоминать жителям Северной, за что они платят.
Август спустился на платформу в ту самую секунду, когда состав тронулся. Юноша прислонился к колонне и стал ждать следующего. Сперва его внимание привлекла целующаяся пара, затем бродячий музыкант, играющий на гитаре, и, наконец, маленькая девочка, которая стояла перед гитаристом, держась за руку своей матери.
Девочка посмотрела на Августа, а Август – на нее. Его зачаровал вид маленького ребенка. В их компаунде – да и во всем Южном городе – было мало детей. Девочка расплылась в белозубой улыбке, и Август поймал себя на том, что улыбается в ответ.
И вдруг она запела.
– Большие и малые монстры придут, они за тобою однажды придут, – весело щебетала она.
Августа пробрала дрожь.
– Корсаи, корсаи – во мраке клыки, во мраке клыки, и кости во мраке, и когти-клинки, он съест твою плоть, разорвав на куски. Малхаи, малхаи – коварство и ложь, улыбка быстра и остра, словно ложь. Он кровь твою выпьет, тогда ты умрешь.
Август сглотнул. Он знал, что последует дальше.
– Сунаи, сунаи – так сладко поет, глаза будто уголь, а сердце, как лед. Споет он и душу твою украдет.
Улыбка малышки сделалась еще шире.
– Большие и малые монстры придут, они за тобою однажды придут, придут и тебя без остатка сожрут!  [1]
Девочка радостно взвизгнула, и Августу сделалось нехорошо. Он отступил на шаг.
Когда поезд подошел к платформе, Август выбрал другой вагон.
– Большие и малые монстры придут, они за тобою однажды придут, – напевала Кейти, пока машина летела вперед.
Она постучала по экрану планшета, закрыла карту и принялась листать папки c личного диска отца – она подобрала код доступа в первую же ночь, проведенную дома, – пока не нашла, что искала. А вот и она – система наблюдения за Южным городом – не только на Линии, но и почти в каждом квартале красной зоны! Ежедневно зафиксированный материал проверяли и стирали, оставляя лишь «инциденты». Их сохраняли, чтобы Харкер мог их просмотреть и при необходимости принять меры. Конечно, «инциденты» никогда не попадали в программы новостей. Не хватало еще сливать такое добро телевидению! Это поколебало бы иллюзию нормальности и безопасности, за которую платили обыватели.
Но Харкер следил за своими монстрами. Нужно было знать, когда появляются новички, а матерые волки начинают плохо себя вести.
Весь материал сортировали по категориям. «Монстры». «Люди». «Возникновение монстров».
Кейт возилась с этими данными с момента своего приезда в И-Сити. Она пыталась узнать всю подноготную о настоящих монстрах Истины. Кейт постучала по папке «Возникновение». В ней оказалось еще две, названные соответственно «Корсаи» и «Малхаи».
«Рождение» сунаи не удалось запечатлеть ни разу. Кейт выбрала папку «Корсаи», и экран заполнили видеоклипы, маленькие окошки с мельтешением размытых теней. У Кейт было такое чувство, что она спускается в кроличью нору. Пальцы ее на миг зависли над экраном, после чего она выбрала клип, и он развернулся во всю ширь.
Ролик скрупулезно отредактировали, оставив лишь грубую насильственную суть. Камера располагалась под неудачным углом, но Кейт разглядела двух мужчин, стоящих в переулке. Ей потребовалась доля секунды, чтобы понять – она наблюдает за дракой. Та началась с пустяков: прервавшийся разговор, толчок к стене, неумелый удар. Один из мужчин упал, второй начал его пинать, пока лежащий не превратился в сплетение подергивающихся конечностей, а его лицо – в кровавое месиво.
Нападавший убежал. Избитый человек валялся на тротуаре. Грудь его судорожно вздымалась. Потом он попытался встать, и тени вокруг него задвигались. Мужчина ничего не заметил – он был занят, отскребал себя от асфальта, – но Кейт смотрела, словно зачарованная, как тьма вытянулась, задергалась, отдирая себя от стен, собираясь воедино. Силуэт воздвигся подобно столбу дыма: личина определялась по жутким белым глазам, на которых сосредоточилась фокусировка камеры, и по блеску зубов. Челюсти клацнули, лоснящееся туловище качнулось, сверкнули бритвенные когти.
А человек, до сих пор стоявший на четвереньках, допустил роковую ошибку – пополз вперед, прочь из безопасного пятна света уличного фонаря.
И когда бедолага пересек границу света и тьмы, на него налетел ураган зубов и когтей.
Монстр принялся рвать свою жертву в клочья.
«Насилие порождает насилие».
Так сказала преподавательница Академии святой Агнессы, когда Николь Трип поставила подножку Кейт, а та в ответ сломала Николь нос. И эта же преподавательница принялась распинаться насчет того, что Кейт, дескать, законсервировала проблему… хотя сама Кейт уже перестала слушать нравоучения.
С ее точки зрения Николь получила по заслугам.
Но преподавательница была права в одном: насилие порождает…
Кто-то нажал на спусковой крючок, взорвал мину, направил автобус с туристами с моста прямо в реку, и что получилось в результате? Трупы и груда обломков.
Нечто иное. Плохое. Последствие. Откат. Реакция на гнев, боль и смерть. Вот чем в действительности являлся Феномен – последней каплей. Истина всегда полна насилия – больше, чем остальные десять территорий. Несомненно, вскоре накопится критическая масса – и плохое начнет собираться воедино.
Кейт провела пальцем по медальону, приколотому к форменному пиджаку. Защита от того, с чем можно столкнуться. Корсаи на ролике продолжал пировать. Большую часть творящегося буйства скрывала тьма, но на экране мельтешили клыки и когти, и Кейт видела, как в островке света растекается кровь.
Кейт с отвращением фыркнула. Хорошо, что ролик без звука!
Маркус помахал ей из-за перегородки. Кейт вынула наушник из уха, погружаясь в мир черного и белого, царство утреннего света и мягкой трели фортепианных клавиш.
– Ну?… – раздраженно буркнула она.
– Извините, мисс Харкер, – произнес Маркус. – Мы прибыли.
Академия Колтона располагалась там, где желтая зона встречалась с зеленой, а улицы И-Сити уступали место пригороду. Самая безопасная территория, где богачи прятались в своих уютных скорлупках и притворялись, будто Истину не жрут заживо.
Пейзаж смахивал на глянцевый снимок: здания из светлого камня среди ярко-зеленых лужаек. Всего пятнадцать минут от темного сердца Северного города, но по виду милого местечка нипочем не догадаешься! Наверное, суть именно в этом. Кейт предпочла бы школу в центре, в красной зоне, но в основном их закрыли, да и отец был бы против такого самоуправства. Если ему пришлось вернуть ее в И-Сити, он был исполнен решимости обеспечить дочери «максимальную безопасность». То есть запихнуть Кейт куда-нибудь подальше. Академия была подходящим вариантом.
Маркус услужливо распахнул дверцу автомобиля, и Кейт вылезла из салона, отогнав воспоминание о корсаи. Она скорректировала выражение лица, поправила воротник форменной рубашки-поло и пригладила свои светлые волосы. Они были распущены и расчесаны на пробор, чтобы скрыть шрамы на голове – метки от осколков. Могло бы быть и хуже – не потеряла же она слух целиком, – но все равно Кейт предпочитала не демонстрировать их.
Слабость нельзя выказывать. Так ей сказал Харкер, когда ей стукнуло двенадцать, а шрамы были еще свежи.
– Почему? – спросила маленькая и глупая Кейт.
– Любая слабость обнажает плоть, – отчеканил он, – а плоть притягивает нож.
– А у тебя какая слабость? – осведомилась она, и губы Харкера сложились в некое подобие улыбки.
В тот день он не ответил на ее вопрос. Кейт не знала, почему: то ли отец не хотел говорить с ней по душам, то ли он вообще не имел недостатков. Больше не имел.