Страж (СИ)
Но скоро?.. Останется ли она такой же, когда познакомится с Бэатом? Когда позовет её в свою стражу, а ведь он это точно сделается в силу её сильного дара. Телекинез и регенерация. Два. Но почему кажется, что есть и третий?
«Бред», — снова устало думает он. А теперь на фоне чувствуется веселье и настойчивое желание послать все в пень. Даже голова кружится, как будто он пьян. Ранзес подозрительно покосился на Надю. Та дышала как-то хрипло, словно болело горло. Не он пьян — она.
***
Впереди маячил какой-то зеленовато-коричневый горизонт. Все это так похоже на какое-то болото… я в лесу? Нет… это дом. Голова свинцовая.
Мой дом? Кажется, мой. Но я — это кто?
Почему я на полу?
Сегодня четверг? Да… точно четверг. Не знаю, с чего я это взяла. Либо вторник, либо четверг. А я — Надя. Точно! Вспомнила. Надежда Михайлова. Рука ужасно ноет. Что-то я не помню, чтобы мне раздробили кость. Вроде, с такой скучной жизнью, как у меня, подобное просто не могло произойти. Но если принимать во внимание хроническое невезение…
Я поднималась на ноги и мир поднимался вместе со мной. Вся квартира шаталась, дверь шаталась, люстра шаталась. Или нет? Живот скрутило, как будто я не ела нормально неделями. Странно. Вроде, только недавно кушала рафаэлки. И рука невыносимо жжет. Да что ж такое?! Прилежала, что ли? Кажется, она сейчас тупо отвалится от моего тела.
Косо глянула на дверь, изрисованную все теми же каракулями. Волосы мокрые, тело замерзло. Еще бы! В одном халатике валяться в коридоре на полу. Наверное, я поскользнулась и упала. В гостиной орала внеочередная жертва больной фантазии сценариста в каком-то ужастике. Застыв на пороге, я недоверчиво рассматривала две чашки из-под кофе и остатки любимых конфет. Вроде, в душ я пошла всего полчаса назад. А дальше что? Совсем не помню.
Поныв немного, час спустя я поняла, что с такой болью я точно не усну уже. Но я не настолько сбрендила, чтобы пить обезболивающие натощак. Так что сначала бы что-нибудь пожевать. Пока чистила картошку, мир расплывался черными красками, будто я спала слишком много, и вот теперь болит голова, хотя усталость космического уровня остается. Таблетки, сочный жаренный почти завтрак, плевок в сторону комплексов, и я сижу у окна, снова пялясь в темноту. Мое усталое лицо мелькает в отражении, рука на какое-то время прекращает болеть, а потом начинает по-новой, пока я глотаю кофе. Какая это чашка за ночь? Разве я не должна была давно умереть от подобной дозы кофеина? Навряд ли. Даже если оно опасно, мне никто подарок в виде смерти не устроит. Я цепляться за жизнь буду все равно. На самом деле, мне хочется исчезнуть только потому, что очень хочется жить, а как-то не получается.
Пять часов. Все так же темно и барабанит дождь, а я отчаянно кусаю свою левую руку. Может, нервное? И на самом деле боль мне только мерещится? Но ведь… даже так, две таблетки сильнейшего обезболивающего, которые у меня только были, должны исправить ситуацию! Нервное, нервное… лучше самовнушения и лекарств работает только одно средство. Водка! Мне все равно никуда не надо. И если умру — тоже никуда не надо. И никто меня нигде не ждет. И в гости ко мне точно не придет. Я — окончательно и бесповоротно сбрендившая баба, совсем-совсем молодая, но уже никому не нужная. Впрочем, в этом я и сама, возможно, виновата. Возможно? Нет. Абсолютно точно.
Залпом опрокидываю в себя несколько глотков, явно больше стопки, бесконечно убеждая себя, что горло совсем не жжет. И так, засекаем время. Где-то через минут десять потолок начнет кружиться, сердце болеть, а рука отмирать. Я её попросту не почувствую. Зато быстро отрублюсь.
А солнце мне светит, светит, светит, светит… светает. Что-то щелкнуло в голове. Треть бутылки исчезла. Отлично! Я пьяная, одинокая и конкретно разочарованная девушка. Есть прогресс. Де-вуш-ка. «Нет, Надя, — шепчет здравый смысл, — ты никчемная размазня, которая уже начала превращаться в алкоголика».
Укутавшись в одеяло, я рассматривала комнату. Мрачная. Холодная. Почти тихая. Слезы прекратить не получалось, потому что рука, казалось, заболела даже сильнее прежнего. А потом вдруг так же неожиданно отпустила… только так я смогла провалиться в сон. Когда я очнусь, будет очень плохо. Но не идти же сейчас за углем?
8
Очнувшись, бросилась вполне естественно, но крайне печально к своему родному керамическому другу. Меня рвало и рвало, как единорога радугой, словно я вчера праздновала выпускной. Так, если не ошибаюсь, я в лазарете академии… видимо, меня сюда привезли сразу после драки с Цэрлиной. А когда именно? Помню вид изуродованной руки и как надо мной склонились Ризер с Ранзесом на внеочередном совете. И ничего. Мой внутренний врач постановил диагноз: похмелье. Причем пить надо было явно пелёнку. Это у них такая анестезия здесь?!
Меня в очередной раз выворачивает, и тут становится крайне обидно. Если я увижу эту тварь, вырву ей патлы и придушу. А потом буду проводить на ней эксперименты… а я-то думаю, чего в детстве с куклами не игралась? Мне, оказывается, просто игрушки другие нужны были… щипцы, скальпель и, возможно, скальп. Со светло-русыми волосами.
Зато я хотя бы проснулась и могу двигать телом. А это уже значит, что удача явно не на стороне змеи подколодной. Зря она на меня нарвалась. Ой, зря…
Некто в красном халате после игры со мной в молчанку, потому что, казалось, мне проще в унитазе утопиться, чем отлепиться и что-то ответить, попросту отомкнул запасным ключом дверь, проделал какие-то пасы над моей головой и сломал все представление о магии. Где холодок по коже? Где жара? А хотя, подождите… нету, и слава богу. Главное, что уже не так тошнит.
— Ризер, у тебя на тумбочке стоят лекарства. Три таблетки выпьешь здесь и сейчас. А как вернешься к себе в комнату — употребишь зелье. На занятия не иди. Ложись спать, а то вырубишься где-нибудь по дороге, а мне потом лечи…
Как называть этого человека? Доктором? Лекарем? Может, знахарем? Мы с ним видимся вроде не в первый раз, а вопрос этот возникает у меня всегда. Более того, я до сих пор не знаю, как его зовут. Да и какая разница? Я вообще не понимаю, как людей с таким пофигистическим видом берут в мед. Ты им жалуешься, а они корчат выражение лица подвида «м-да» и что-то себе пишут. На вид человеку, тьфу ты, бывшей деснице где-то шестьдесят. Даже не представляю, что у него за дар, но по всей видимости — что-то, связанное либо с кровью, либо исцелением. Или он — человек-рентген?
— Здорово… просто прекрасно, — говорил он сам с собой, разглядывая мою руку под красной от крови повязкой. Зажила. Совсем, понимаете? Это вам не швы подбирать и неделями ждать, когда рассосутся. К нам бы такую медицину, вот это бы повезло!
— Как вчера вечером принесли, думал, можно жечь. А нет! Выкарабкалась. Удивительно… невероятно… высшая регенерация.
— Не совсем… — пробормотала я, натягивая на себя чужую куртку. Когда я стояла — мир немного шатался, когда шла — плыл и кружился. — Чем вы меня накачали, что так тошнит?
— Ничем, — мужчина пожал плечами. — Только кровь фильтровали. Собственно, я и сам удивлен, что у твоего организма такая странная реакция на лечение. Таблетки выпила?
— Выпила, — кивнула я, пряча в карман пузырек с жидкостью и борясь с желанием вывернуть желудок в ближайший горшочек с цветами. Да мне так плохо не было уже лет сто!
— Ну так иди уже!
Шла и тряслась. Вот-вот, еще немного, и от холода меня тоже вырвет куда-нибудь в сугроб. По крайне мере, я не поскользнулась, о, чудо! И что только в лесу сдохло, не пойму? Лес — это мой желудок. И вымерли, кажется, все звери. Фии! Надеюсь, этого никто не видел. Так, я сейчас прибавлю ходу и улягусь спать, пока есть, чем блевать…
Это, конечно, совсем не эстетично, но я ж не виновата! С облегчением вздохнув, я, счастливая, что наконец-то добралась, дернула за ручку. Дверь не открылась. Ну точно! Ключи… они где-то в куртке. Ага, вот. Еще бы знать, где рюкзак. Да фиг с ним, с рюкзаком! Мне бы понять, почему ключ не суется в замочную скважину. Опустившись вниз, прикрыла глаза, пытаясь восстановить координацию. Ой! А кому это Надя руки поломает? Кому шею свернет? Чей мозг изнасилует? Кто бы то ни был, он должен понимать, какая часть его тела окажется на месте моего замка… зубочисток много есть. И я буду пихать их до тех пор, пока туда уже совсем ничего не влезет.