Верная жена

На перроне Ральф чувствовал, что, если не притронется к Кэтрин, что-то в нем безвозвратно исчезнет. Он робко потрогал воротник ее пальто. Вот и все. Этого было достаточно. Он потерялся в надежде и желании. Такое состояние у него было в его первые дни с Эмилией. Кэтрин стала для него всем. Даже не женщиной, а Целым миром. Она могла ранить его, солгать, но он сделал бы все, лишь бы услышать одно ее доброе слово, слетевшее с губ, лишь бы просто, без унижения, прикоснуться к ее телу. Кэтрин вернулась с маленькой алой птичкой в клетке. Привезла с собой трепещущую жизнь. Горожане видели, что жена мистера Труита вернулась. Кэтрин улыбнулась ему, и он подумал, что умрет за нее.
Кожа Ральфа была мягкой, словно чистая замша Он был силен, строен. Но он не был молод. Его сердце многие годы было исполнено горечи и сожаления а теперь распахнулось навстречу физической страсти, которая долго была похоронена и вдруг вспыхнула с прежней силой.
Лицо Кэтрин было очень серьезным. Птичка заливалась веселой трелью. Кэтрин поцеловала мужа в щеку. Ну вот и все. Она дома.
В машине они молчали. Вокруг все еще лежал снег. Сердце Ральфа бухало в груди. Он безумно желал Кэтрин. Ему не терпелось узнать о сыне, но он не мог ни говорить, ни двигаться. Он был бы рад поделиться с ней мыслями о том, что между ее первым странным появлением и этим, таким спокойным и мирным, есть большая разница. Ему хотелось быть любящим и раскованным, но он не мог вымолвить ни звука. Лишь трогал слабый шрам на лбу и смотрел вперед.
Дома они уселись друг против друга возле камина. На ней было новое платье. Ее волосы и лицо смягчились. Для него главной новостью было то, что Антонио не приехал, а выражение лица жены давало понять, что она этому не рада.
— Этот молодой человек клянется, что он не твои сын.
— А какое твое мнение?
— Его утверждения — это все, что у нас есть. Более ничего Он заверяет, что его фамилия — Моретти. У его родителей есть ресторан в Филадельфии. Он никогда тебя не видел и не слышал, Висконсин не посещал Самое близкое место, где он был, это Чикаго. Мэллой и Фиск считают, что он плохой человек, у него нет ни малейшего понятия о морали и порядочности. Я… мне не удалось ничего сделать, хоть я и пыталась.
— Как он выглядит?
— Он выглядит как итальянец, — Кэтрин осторожно подбирала слова. — Экзотически. Похож на аристократа.
— На что он живет?
— Играет на фортепьяно… в ночном клубе, дешевом месте. Я там не была. Ему нравится это занятие. Я ходила к нему домой, уговаривала вернуться. Он ответил, что вообще не понимает, о чем я толкую. Его комнаты выглядят, как цирк шапито. Одевается он как денди. Щеголь.
— А какой у него голос?
— Если верить агентам, этот парень — бесполезный пустой красавчик, ни на что не годный. Они искали его несколько месяцев. И сетуют, что он не стоил таких усилий.
— А что думаешь ты?
— Думаю, что он сын твоей жены и Моретти. Не знаю. Полагаю, он обманывает. Наверное, не может тебя простить, а потому отказывается вернуться. Ни сейчас, ни когда-нибудь. Скорее всего, он пропащий. Мне жаль…
— Чего тебе жаль, Кэтрин?
— Мне жаль, что я не смогла сделать больше, я пыталась, ходила к нему. И я заметила, как дрогнуло его лицо, когда он впервые услышал твое имя. Это его выдало. Ну, или мне показалось. Я понимала, что о лжет, а потому пошла к нему и предложила деньги. Мы общались несколько часов. Я сказала, что ты сожалеешь и тоскуешь. Что не простил себя. Ему это безразлично. Я сняла для него кольцо с пальца. Твое кольцо Он его попросил, и я отдала с радостью, сразу, но он рассмеялся и вернул. Его не переубедить. Даже если…
— Даже если что?
— Даже если он твой сын.
— Так ты и говоришь, что он мой сын.
— Я, но не он.
— Энди.
— Он называет себя Тони.
— Он попросил у тебя кольцо?
— И я отдала. Он издевался.
Кэтрин видела страдание на лице мужа. Он хотел почти несбыточного, и его душевная боль была ужасной, хуже, чем рана на лбу, зашитая ее руками. Кэтрин надеялась, что Ральф ей поверил. Рассчитывала на это.
— Мы поселимся в большом доме. Переедем на следующей неделе. Здесь будут жить Ларсены.
— Зачем нам это? Теперь для этого нет причины.
— Много лет дом ждал моего сына. Мэллой пишет, что Тони жаден, что у него никогда не было денег. Мои сын появится, когда не останется выбора. А мы переедем и будем ждать.
Кэтрин представила тайный сад, суливший ей радость и восторг, высокие залы, хрустальные светильники и портреты незнакомых людей. Думая о себе, о платьях со шлейфами и о галереях, она поняла, что в этом не нуждается, и муж способен удовлетворить ее желания.
— Мы могли бы жить по-прежнему.
— Мне нужен ребенок. Не хочу умереть бездетным. Так что если Господу будет угодно и если ты будешь так добра — я был бы рад.
— Да, конечно.
— Большой дом для детей. Дворец приключений и тайных лестниц. Я был юнцом, когда его строил, испорченным, упрямым и глупым. Мы, как ты выражаешься, будем жить по-прежнему.
Ужинали они в молчании. Миссис Ларсен приносила и убирала тарелки. Съели немного. После долгого путешествия на поезде Кэтрин умеряла свой аппетит, уважая разочарование Труита. Ее сердце не могло не сопереживать. Кэтрин знала больше, чем ее муж, и была полна решимости.
Ральфу было сложно поделиться своей печалью. За двадцать лет — ни одной радости, а сейчас отчаяние прихлопнуло его, безжалостно, без объяснений. Он потерял сына. Мечта его жизни — спасти Тони из ужаса, вызванного собственным безобразным поведением — окончательно рухнула.
А Кэтрин, сидя за остывающим кофе, не удержалась и заговорила, несмотря на сильное сочувствие к мужу.
— Мы его видели. В ресторане. Слышали, как он выступает.
— И как тебе его выступление?
— Очаровательно. Грустно. Впрочем, не мне судить.
— Ты прекрасно играешь.
«Я потерял все, — хотел сказать Ральф, — Во всем себе отказывал, мучил себя, делал то, чего от меня ожидали. И напрасно. У меня чистые рубашки. Мое поведение безупречно. И это ничего не значит». Его поразили в самое сердце, он смотрел на лицо жены и чувствовал нежность, потому что она вернулась домой. Он был рад видеть ее, был рад птичке, распевающей в клетке На память ему приходила собственная жестокость которую он проявлял по отношению к сыну. И вот теперь тот отрицал его существование. Это было слишком тяжело. И Ральф молчал, точно немой.
Кофе остыл. Ужин закончился. Было поздно. Когда они поднялись по лестнице, Труит осторожно спросил, не желает ли Кэтрин спать в своей комнате.
— С чего вдруг?
— Возможно, ты устала после путешествия.
— Ты ведь мой муж.
Возле кровати на тумбочке стоял стакан с водой, привет от миссис Ларсен. Ральф скрылся в ванной, дав жене время переодеться, там встал на колени и прижался лбом к холодному комоду, остужая жар. Затем вернулся в спальню, снял одежду и аккуратно сложил ее, чтобы миссис Ларсен о ней позаботилась. Обернувшись к кровати, Ральф изумился: его тронуло, что Кэтрин впервые легла в постель обнаженной, она поджидала его, понимала его потребность.
Ральф занялся любовью со страстью, которая удивила его самого. По спине и груди стекали ручейки пота. Он прижимался губами к губам жены, держал ладонь на мягком изгибе ее бедра. Его пальцы были повсюду. Секс с ней напоминал купание в теплой воде. Кэтрин была уступчивой и предупредительной, не брала на себя инициативу. Он радовался, что доставляет ей удовольствие. Чувствовал собственную активность, страсть, пот, способность к управлению ощущениями женщины. Под конец он превратился в чистое движение, чистое желание и позабыл о своем теле, о бизнесе и даже о лице и теле жены, пока его тело, его потребность и его немое горе не стали единственными значимыми вещами на свете. Слушая тихий стон Кэтрин, он на мгновение, на единственное мгновение, испытал удовлетворение. Дышал он медленно и глубоко его руки успокоились, страсти развеялись. Он улегся на нее всем своим весом. Отвел с ее лба прядь волос.