Массена (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI)

— Какой оригинал! — вздохнула дама и уселась, шурша своим шелковым платьем, за маленький столик за колоннадой.
Джек проворно нацепил свой чудесный аппарат и отправился обратно в столовую. Он жалел, что ответил даме по-английски. Нужно было бы сказать хоть пару каких-нибудь совсем ни на что не похожих слов, раз его считают каким-то индостанским или туркестанским принцем. Это было бы очень смешно!
Оркестр на невидимых хорах играл медленную и нежную мелодию. Лакеи в древнеегипетских костюмах, — в длинных рубахах и сандалиях, с запястьями на руках и металлическими обручами на голове, темнокожие и стройные (это были настоящие арабы и копты, привезенные из Египта), — разносили блюда. У Джека разбегались глаза при виде всех этих сокровищ кухни миллиардера.
Половину из этих кушаний он не мог определить: что это такое? Тут были какие-то соусы всевозможного цвета, сандвичи в виде пирожных, рыба и мясо, похожие на фрукты. Но благодаря своим прежним галантным похождениям с Фата-Морганой Джек все-таки кое в чем разбирался и удивлялся роскоши и изобилию этого поистине валтасарова пиршества.
Подавали настоящую русскую икру-малосол. Около монументального буфета на особой резной подставке стояла серебряная бочка, полная доверху икрой. «Египтяне» черпали оттуда и накладывали ее большими ложками на серебряные тарелки, и гости с жадностью и любопытством набрасывались на редкое и вкусное кушанье. Бочка заметно пустела. Джек с отвращением бормотал:
— Ну и жрут! Можно подумать, что они семь дней ничего не ели!
Потом появились колоссальные рыбы на огромных длинных блюдах, обложенные разноцветным гарниром. Затем кровавые горы дымящегося ростбифа, приехавшие в столовую на особых тележках. Потом блестящие кастрюльки с ворчащими в масле бекасами и перепелами. Бледные стебли спаржи смешивались с пылающими огненно-красными фигурами омаров и лангустов, огромные торты и шо-фруа чередовались перед глазами Джека с глазастыми и источающими слезы сырами. Ломти ветчины краснели, словно языки розового пламени, на блюдах. Горы горячих, дымящихся пирожков и тарталеток, горы розовых креветок в вазах, вороха бисквитов и конфет, — все это соединялось в глазах Джека в какой-то фантастический калейдоскоп. А сверху всего цвели и пылали яркими красками огромные корзины и вазы всевозможных фруктов. Ананасы, апельсины, громадные сладкие лимоны, полосатые дыни, темно-кровавые манго, громадные пышные персики и грозди винограда всех цветов и оттенков, и размеров, и форм… Можно было подумать, что весь земной шар послал сюда свои сокровища своему владыке — Джону Пирпонту Моргану, миллиардеру, который сумел поработить огромное число работающих полуголодных и совсем голодных людей и загребал их многострадальными руками бесконечные миллиарды и бесконечные сокровища земли…
И все эти дары земли поедались. Нет, они пожирались многочисленными человеческими ртами и таяли и испарялись с невероятной быстротой, как таяло мороженое и кремы, как испарялось драгоценное вино в искрящемся хрустале…
Джек наблюдал с особым вниманием, как едят эти люди.
Он так часто видел трапезы бедняков. Он видел, с какой благоговейной сосредоточенностью они приступают к хлебу и осторожно ломают его, чтобы не упали на пол драгоценные крошки. Он видел также, как торопливо, не обращая внимания на вкус и качество еды, насыщаются спешно занятые работой люди.
Здесь было совсем не то.
Здесь не ели. Не насыщались. Не питались. Здесь обжирались.
Вот этот джентльмен, например, очевидно, уже давно сыт по горло: ему тяжело дышать, глаза у него сузились, лоб покрылся испариной, и на голом из-за лысины темени блестят капельки. Но он все-таки ест и ест. Ему, очевидно, просто интересно испытать как можно больше разных вкусовых ощущений.
Другой джентльмен ест торопливо, накидываясь на каждый кусок. Он смотрит только на еду и видит только ее одну. Но по временам оглядывается назад, словно боясь, что лакей сзади отнимет у него пищу. И, расставив локти, каким-то инстинктивным жестом охраняет ее… Это хищник-живоглот!
Вот красивая блондинка в бриллиантах. Она откусывает кусочек какого-то очень сложного сандвича и рассматривает его со всех сторон с такой любовью, словно это любимое, дорогое существо. Потом медленно жует, смакуя его. И глядит в пространство мечтательным взором: там ей мерещатся какие-то небывалые кушанья, каких здесь нет и каких на свете совсем не бывает. Это мечтательница, поэтесса еды…
Одна еда сменяет другую. В промежутках между солидными, сытными кушаньями подают овощи, салаты и т. п. Это необходимая передышка для того, чтобы перейти от одного «серьезного» кушанья к другому. Иначе, никакой желудок не выдержит этой горы мяса, рыбы, жиров, теста.
Джеку стало противно.
Ему захотелось взглянуть на собак, на слоненка Марфи, на кого угодно, только не на этих жадных двуногих, именуемых по недоразумению людьми.
То снимая, то снова одевая, смотря по обстоятельствам, свою «Глориану», Джек прошел по бесконечным апартаментам, пробираясь к собачьему рауту мисс Морган. Не зная дороги, он путался в лабиринте зал и гостиных, попадал в какие-то коридоры, на лестницы, в галереи, увешенные громадными картинами и музейными редкостями. Всюду навстречу ему попадались лакеи в ливреях и «любознательные» господа во фраках, не принимавшие участия в пиршестве. Джек старался избегать их, но они смотрели на него чрезвычайно ласково и пытались оказать ему услуги. Очевидно, и до них дошла легенда о туркестанском принце. Джек вспомнил эту легенду и, сразу почувствовав себя в безопасности, перестал «исчезать». Он понял, что сыщики считали своей священной обязанностью охранять от покушений не только Джона Пирпонта Моргана, но и его высокопоставленных гостей, а в том числе и его высочество наследного туркестанского принца…
Джеку хотелось спросить, как пройти к мисс Морган. Но он не мог решить, на каком языке приличнее обратиться — на английском или туркестанском. По-туркестански было бы шикарнее, но, черт возьми, что это за язык такой?
Джек остановился в нерешимости посредине великолепного апартамента. К нему тотчас же подошел «любознательный» господин.
— Что угодно вашему высочеству?
Джек с удовольствием подумал: «Ага, я не ошибся! Эти действительно подслушали, как та леди назвала меня принцем!»
Он важно произнес:
— Мао кра сигу!
По-«туркестански» это должно было означать: «Покажите мне дорогу к слоненку!» Сыщик подумал с минуту и… понял эти слова немного иначе.
— Благоволите следовать за мной, ваше высочество!
«Ишь, какой понятливый! — с удовольствием подумал Джек. — Ведь догадался! Молодцы все-таки эти сыщики!»
Господин во фраке провел Джека через две комнаты и свернул в узкий коридорчик.
— Здесь, ваше высочество! — произнес он конфиденциальным тоном, приоткрывая маленькую дверь.
Джек заглянул туда и ухмыльнулся, потрепав догадливого сыщика по плечу:
— Ни! (По-туркестански это означало: «нет»).
Сыщик сконфузился:
— Простите, ваше высочество!.. Я не понял вас. Но, в таком случае, куда же?..
Джеку хотелось перестать ломаться и спросить на честном английском языке, как пробраться к животным. Но теперь это было уже поздно. Если он вдруг заговорит теперь по-английски, сыщик придет в изумление, заподозрит неладное, и Джека арестуют. Нет, уж лучше оставаться «туркестанцем»! Но в какое дурацкое положение Джек поставил себя своей выходкой! Как теперь быть?
— Кмо менге арарутру чуфикчи? — важно произнес он.
Его вожатый напряженно таращил глаза, стараясь уловить хоть какой-нибудь смысл в этих таинственных словах. Ничего не поняв, он кивнул, подзывая, лакею. Тот подошел и почтительно вытянулся.
— Бурру марру мао-вао! — сказал Джек с раздражением.
Сыщик тихо спросил лакея:
— Как ты думаешь, что такое мао-вао?
— Право, не знаю! — смущенно пробормотал лакей.
Джек подумал: «Черт возьми, я и сам не знаю, что это значит! Не уйти ли мне от этих дураков и не обратиться ли мне по-английски к кому-нибудь в других залах, где меня еще не знают?»