Массена (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI)

Фата-Моргана ласково взяла его за руку.
— Что такое с вами? Здесь действительно жил какой-то профессор, но он умер, и теперь здесь поселилась я. Мое настоящее имя… Читайте!
Она указала на медную дощечку на двери.
«Миссис Лукреция Шельдон».
Джек почесал себе затылок.
— Хорошо! — промолвил он. — А вы не собираетесь выдать меня полиции?
Молодая женщина залилась громким смехом и втолкнула Джека в свою квартиру…
Джек сидел в роскошной столовой, пил чай и ел фаршированного поросенка. Ел с жадностью, потому что был голоден. Он думал: «А ведь еще так недавно я подавал профессору Коллинсу в этой самой комнате кофе и бегал отворять дверь почтальону. А вон рядом, в соседней комнате, у профессора была лаборатория. Как она была закопчена! Там, в этой лаборатории, в дыму горна, в отблеске пузатых колб и реторт родилась „Глориана“»…
— Вы, Джек, кажется, интересуетесь моей квартирой? Хотите, я покажу вам ее?
Квартира миссис Шельдон ничем не походила на квартиру старого профессора. Теперь здесь царила такая роскошь, что у Джека невольно кружилась голова. В бывшей лаборатории устроен будуар Фата-Морганы: стены обтянуты роскошной персидской материей. Там, где был горн, воздвигнут чудесный мраморный камин. На полу необыкновенно красивый ковер. Везде масса красивых безделушек, картин, красивой мебели, и все это золотое, мраморное, драгоценное…
Джеку невольно вспоминаются питсбургские голодные ребятишки, дети углекопов. Но он молчит.
Проходит час. Проходит и еще час. Джек сидит в мягком кресле, в благоуханной атмосфере этого роскошного гнездышка.
Ему не хочется уходить. Молодая красивая женщина сидит рядом с ним, касается его плеча, смеется, курит папиросы и пьет через соломинку коктейль, составленный из каких-то дорогих питий. И задает Джеку вопрос за вопросом. Джек откровенно рассказывает ей обо всем, за исключением «Глорианы». Это его личная тайна!
— Значит, вы едете в Вашингтон?
— Да, миссис! И как можно скорее!
— С каким поездом?
— Видите ли, миссис, — смущенно говорит Джек. — Я не могу сказать, с каким поездом я выезжаю.
— Почему?
— Это будет зависеть от… денег…
— У вас нет денег?
— Меня обокрали!
— Какой ужас! Но это можно поправить. Я ссужу вам!
— О, нет! Зачем же?
— А что ж такого? Послушайте, Джек, я, право, обижусь, если вы не возьмете! Ну, пожалуйста!
Она силой засунула Джеку в карман несколько банкнот. Джеку не оставалось ничего другого, как согласиться.
Затем миссис Шельдон посмотрела на часы и заторопилась:
— Милый Джек! Мне очень стыдно вас выгонять, но ничего не поделаешь! Половина пятого! Мне нужно отправиться на благотворительный базар в пользу жертв войны. Ах, как поздно! Ну, прощайте, дорогой Джек! Поезжайте с первым же поездом в Вашингтон. И непременно напишите по приезде и сообщите ваш адрес. Мы еще увидимся, надеюсь!
Джека немного удивило такое выпроваживание. Удивился он и тому, что уже половина пятого.
К тому же, он уже успел разнежиться в этой одурманивающей обстановке, и ему не хотелось двигаться с места. Но ничего не поделаешь! Нужно поскорее покинуть опасный Нью-Йорк с его полисменами.
Выйдя от Фата-Морганы, Джек столкнулся на площадке с каким-то очень элегантным джентльменом, который выходил из кабинки лифта. Джек сначала не обратил на него внимания. Но тут случилось странное происшествие: элегантный господин подошел к квартире миссис Лукреции Шельдон и… и, открыв дверь своим собственным ключом, исчез за дверью.
Джек разинул рот.
Ревность — очень неприятное чувство. Ревнивцу кажется, будто его обокрали, надули, оставили в дураках… Удивительно сложное чувство!
Джек испытывал его сейчас во всей полноте. Что это за наглец ворвался у него на глазах к его Фата-Моргане? Джеку страстно хотелось вломиться в квартиру № 80 и применить к элегантному джентльмену приемы нью-йоркского бокса. Он пылал гневом. Но кабинка лифта неумолимо увлекала его вниз. А когда Джек очутился внизу, он немного уже остыл.
Кто бы это был?
Может быть, это брат миссис Шельдон? Или дядя? Ведь Джек ничего не знает о родственных связях Фата-Морганы. Да и вообще ничего о ней не знает, кроме тех отрывочных сведений, которые он приобрел во время кратковременного и довольно предосудительного знакомства с этой женщиной…
На улице у подъезда стоял роскошный автомобиль. Швейцар подобострастно разговаривал с важным шофером. Джек подождал окончания разговора и равнодушным тоном осведомился у швейцара, чей это автомобиль.
Швейцар весь сиял, словно сподобился какой-то неизреченной благодати:
— Помилуйте! Этот автомобиль известен всему Нью-Йорку!
— Но кто же на нем приехал? — настаивал Джек.
Швейцар весь расплылся в широчайшую улыбку:
— Сэр Джон Пирпонт Морган…
У Джека мелькнула мысль: «Родственник! Я так и думал! Она урожденная Фата-Моргана».
И он было успокоился. Но швейцар тут же разрушил его спокойствие.
Он наклонился к Джеку и заговорил конфиденциальным тоном:
— К своей душеньке приехал! В четвертом этаже!
— В той квартире, где прежде жил профессор Коллинс? — спросил Джек подавленным голосом.
— Вот, вот! Разве вы ее знаете?..
В тенистом парке, вдали от шума громадного города, имеется много скамеек. Все эти скамейки могли бы многое рассказать, потому что на них сидят и думают о своей жизни усталые люди. Они уходят от измучившего их города в здешнюю тишину, к этим скамейкам, и раздумывают о своем горе…
На одной из этих скамеек, хорошо знакомый с человеческим горем, сидел сейчас Джек.
Ему нужно было уже давно уехать в Вашингтон. И он мог уехать, у него были деньги.
Но вот эти-то самые деньги и помешали сейчас его отъезду.
Это были деньги миллиардера Моргана. Джек достоверно знал это.
Трижды проклятые деньги! Недоставало того, чтобы еще… и Джек попал на содержание к этому денежному тузу, хотя бы и косвенно. Коварная Фата-Моргана! Вот какими деньгами она облагодетельствовала Джека.
Нет! Прочь эту мерзость!
Джек вынул из кармана пачку банкнот и швырнул ее брезгливо в сторону. И, подперев голову руками, остался сидеть в апатичной позе, в отвратительнейшем настроении.
Деньги лежали на дорожке и словно недоумевали: зачем они попали сюда? Джек смотрел на них и думал: «И черт с ними!» Напротив него на скамье сидел мужчина с газетой в руках. Он, по-видимому, заметил выходку Джека.
Через несколько минут в аллее показался бедно одетый прохожий. Он шел, покачиваясь и, очевидно, был немного навеселе. Поравнявшись со скамейкой Джека, он заметил на дороге пачку кредиток и остановился в недоумении. Он заметил, что Джек в упор смотрит на него.
— Сэр, это не вы обронили деньги? — спросил он.
— Я! — спокойно ответил Джек.
— Возьмите же их!
— Не желаю!
— Как странно! Почему?
— Потому что они жгут мне руки!
— А интересно знать, как они подействуют на мои руки?
— Попробуйте!
Прохожий не без труда наклонился и подобрал кредитки.
— А меня они, знаете, нисколько не жгут! — промолвил он, лукаво ухмыляясь. — Могу совершенно свободно держать их в руке.
Незнакомец положил кредитки в карман. Он с натянутым видом повертелся перед Джеком (по-видимому, он немного опасался, не ловушка ли это?) и промолвил, усмехаясь:
— А что вы скажете, если я сейчас пойду домой?
Джек произнес серьезным тоном, налегая на каждое слово:
— Вот что, товарищ! Это деньги Джона Пирпонта Моргана, эксплуататора рабочих. Они нажиты кровью и потом таких бедняков, как вы. Если хотите, возьмите их себе. Они гораздо больше ваши, чем моргановские.
— О, благодарю! — пробормотал незнакомец и удалился с растерянно-недоумевающим видом, все время оглядываясь по сторонам.
Джек все сидел на скамейке. В Вашингтон было уже невозможно ехать: у него снова не было ни гроша.