Выбор офицера
— Где сейчас Ваши люди?
— Находятся в расположении отряда, контактов ни с кем, кроме меня, не имеют. И еще, не волнуйтесь по поводу допросов моих людей. Пленники умрут буквально через два часа, я об этом позаботился, обеспечив их необходимыми заклятиями. Как Вы знаете, провести посмертный допрос можно только в течение часа после смерти. А в замке присутствует только один маг — это сам де Безье. Но он не владеет этой техникой. Его сыновья просто щенки, которые может быть когда-нибудь станут магами, если у них хватит ума и терпения для учебы. Кстати, Вы ведь тоже пытались привлечь на свою сторону старшего сына барона. Как видите, монсеньер, у всех бывают неудачи.
Зря лейтенант вспомнил о попытке завлечь Жана Огюста де Безье в стан реформистов, а после неудачи — убить его. Именно это определило окончание разговора.
— Что же, ступайте, лейтенант, я сообщу Вам о своем решении. Эй, секретарь, письменные принадлежности мне!
А вот последнее предложение было сигналом. Монсеньер Руади, верховный пастырь реформистской церкви в Монпелье, был очень ранимым человеком. Не мог видеть людских страданий, не терпел вида крови. Он с величайшим трудом заставлял себя присутствовать на казнях, свершавшихся по его приговорам, и если можно было не смотреть на смерть — всегда пользовался такой возможностью. Сигнал означал, что неудачливого лейтенанта надлежит зарезать за уже закрытыми дверьми. Кстати, как его звали? А, неважно. Кто помнит неудачников?
А вошедшему секретарю было сказано следующее.
— Он был идиотом. Если бы ортодоксы знали о нашем плане, они перехватили бы отряд перед Брамом. Хотя, если им сообщили только о конечной цели… Приказываю провести полную проверку всех, кто мог иметь хоть какое-то отношение к операции. При малейшем подозрении — отправлять в нашу башню, пусть палачи порезвятся. Подчеркиваю — всех и при малейшем подозрении.
Далее, всех вернувшихся из рейда объединить еще с двумя десятками солдат в отряд и направить в пограничные горы для сторожевой службы. Главное, чтобы до завтрашнего вечера весь отряд погиб. Семьи сегодня же должны отправиться в монастырь молиться за их упокой. Ничего, что молитва начнется раньше смерти, я лично этот грех замолю. Зато никто не свяжет происшедшее в Браме и Безье с пропавшим отрядом.
А этот лейтенант задал правильный вопрос — почему до сих пор жив старший сын де Безье?
— Ваше преосвященство, как Вы знаете, два года назад мы пытались его устранить, и он должен был умереть еще тогда. Но в последний момент к барону приехал личный врач королевы-матери и умудрился его спасти, хотя всегда считалось, что от заклятия ласточки нет спасения. А с тех пор он ведет себя крайне осторожно, никогда не покидает замок без охраны. Тем не менее, если будет Ваша воля, мы можем решить вопрос в любой момент, но вот только сделать это скрытно никак не получится.
— Ладно, пусть пока живет. Да, и все-таки, Жабер, примите меры, выясните, черт побери, что же произошло в Безье! Из-за всей этой истории наши планы заморожены лет на пять, а это очень плохо!
О судьбе лейтенанта монсеньор даже не спросил — его приказы всегда выполнялись точно и в срок.
Глава VI
Кратчайший путь в Клиссон пролегал через небольшой город Кастр. Однако барон в категоричной форме запретил даже думать об этом маршруте. И неважно, что другая дорога длиннее на тридцать километров, главное — Каркассон, основной город на этом пути, оплот истинной веры. А вот Кастр, как и Монпелье, принадлежит реформистам и нечего лишний раз искушать судьбу и волновать баронессу.
И, как обычно, барон был прав. Я тоже не искатель дорожных приключений, звон стали и грохот выстрелов меня ни разу не привлекают, поэтому мы с Планше и поехали этой длинной, но спокойной, как нам казалось, дорогой.
И действительно, первое время все шло прекрасно. Яркое Солнце, воздух, наполненный ароматами южных лесов и моря, красивейшая природа — все в пути навевало мысли мирные и светлые, будущее рисовалось безоблачным, как небо над нами. Даже клопы в сельской таверне, где мы остановились на ночь, воспринимались как противная, но мелкая неприятность.
На второй день на подъезде к Нарбонну нас нагнал молодой дворянин, следовавший в Тулузу. Шевалье де Трелан умудрялся быть модником даже в простой дорожной одежде. Серьга с огромной жемчужиной в правом ухе и небольшая косичка у левого виска говорили без слов — этот человек не может иметь с реформистами ничего общего.
Де Трелан предложил продолжить путь вместе — так и безопаснее и веселее. Заночевали в Нарбонне, а вторую ночевку запланировали в деревушке Фонкуверт и всю дорогу весело болтали что называется «за жизнь». Точнее, говорил в основном де Трелан. В свои двадцать лет он умудрился объездить половину Галлии, побывать и в Островной империи и в Савойском герцогстве, а наблюдательность и искрометное остроумие делали его блестящим рассказчиком. За полтора дня, которые мы потратили на дорогу до Фонкуверта, я узнал столько интересного об этом мире…
В Фонкуверт приехали достаточно рано и расположились в гостинице при деревенской таверне. Планше, совершенно помешанный на женщинах, немедленно убежал ухаживать за кокетливой служанкой, а мы де Треланом, как и подобает степенным дворянам, спустились поужинать.
— Барон, Вы счастливчик! — начал разговор шевалье. — Через несколько дней Вы будете в Клиссоне, когда-то поступление в Академию Бретони было моей заветной мечтой. Предлагаю выпить за Вашу удачу!
Вино оказалось на редкость приятным для деревенского трактира, так что де Трелан немедленно вновь наполнил бокалы и приготовился говорить следующий тост, однако я его опередил.
— Шевалье, расскажите, как проходили экзамены, поделитесь опытом.
— А никак не проходили. У отца не было денег на залог, так что пришлось обойтись без образования — только опыт службы. Но почему мы не пьем?! Давайте выпьем за дорогу! За эту благословенную дорогу до Тулузы, которую мы проедем вместе. Пусть она будет легкой и спокойной! — И он так залихватски выпил — практически одним глотком, красиво взмахнув опустошенным бокалом, что не поддержать его было невозможно.
Однако за полтора дня нашего знакомства я не отметил какого-либо пристрастия де Трелана к алкоголю. Когда мы остановились на предыдущую ночевку, он выпил только бокал сильно разбавленного вина. А сейчас вроде как собирается надраться, причем явно подталкивает к этому и меня. А много ли надо шестнадцатилетнему мальчишке? Странно. Попробуем подыграть — добавим в голос пьяной дури.
— Это несправедливо! Дружище, такие люди, как Вы, должны командовать! Я вижу в Вас талант командира, такие люди нужны Галлии! Вы ведь уже служили, я прав?
— Почти, барон. Я действительно служил, но не королю. Давайте выпьем еще, и я расскажу о своей службе — без этого рассказ не получится.
Конечно, пили мы под хорошую закуску, но третий бокал подряд мог запросто свалить меня под стол, так что отказ выглядел вполне естественно, вроде как я уже пьян. Собеседник, что характерно, тоже пить не стал — значит, собственное опьянение в его планы не входит. Такое вот алкогольное фехтование получилось.
— Что, больше не можете? Эх, молодость, не тот нынче курсант пошел. Хотя Вы еще не курсант, Вам простительно.
— Шев-валье, В-вы грозились рас-кзать…
— Ах да! Я действительно служил, только в дружине Монпелье.
— Не в-верю, — я пьяным жестом указал на его серьгу, — с таким украшением и у реформистов — не верю!
— А Вы наблюдательны, мой юный друг. Правильно, серьгу я надел только два дня назад, вон, даже опухоль на ухе еще не спала. Тогда же и косичку заплел.
— А почему? Контракт кончился? Не могли же реформисты выгнать такого орла! — я с улыбкой идиота уставился на него.
— Я сам уволился, и, Вы можете не верить, но из-за Вас.
— Из-за меня? А что я сделал?
— Лично Вы — ничего, но эти скоты организовали нападение на Безье и Брам. После этого я отказался служить под их знаменем!