Ловцы жемчуга

Разговор был продолжительный, потому что сначала говорили о пустяках. Нельзя начинать с объяснения своего визита; хозяин мог подумать, что гости пришли из-за дела, а не ради него. И гости, и хозяин курили наргиле, и казалось, что время остановилось. Тихо было в доме Саида, и только звенел фонтан, распространяя вокруг прохладу.
  
Глава IV
 
Когда Господин Жемчуг увидел добычу Ауссы, его лицо осталось каменным, но ноздри вздрогнули.
Он взял жемчужину и, рассматривая ее прищуренными глазами, взвесил на ладони. В темном помещении она словно светилась.
Потом Саид встал и подошел с ней к окну, рассматривая ее как пальцами, так и глазами. Из кармана вынул лупу; сейчас он напоминал опытного ювелира.
— Это красавица, Саид, — сказал сериндж, который был не в состоянии переносить тишину.
Али Саид пожал плечами.
— Есть еще одна такая? — спросил он, катая жемчужину между пальцами, как хлебный шарик.
— Сам знаешь, о Саид, что аллах раздает счастье по каплям, — с усмешкой отвечал хаджи Шере, но глаза его яростно забегали по сторонам.
Саид не отвечал. Он снял с полки весы. И, взвешивая жемчужину, он напоминал уже аптекаря.
— Она стоит сорок фунтов, но я дам вам пятьдесят, — сказал он, наконец.
Сериндж потемнел.
Хаджи Шере снова усмехнулся:
— Ты шутишь со своими слугами, Саид. Ладно. Но если бы ты отрубил мне руки, эта шутка была бы менее жестокая.
— Руки рубят преступникам, — ответил сухо Али Саид и засунул жемчужину в красный кошелек.
— Эта жемчужина стоит сто двадцать либров! — воскликнул сериндж. — Правда, она зеленоватая, но…
Али Саид усмехнулся. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что морская вода изменяет цвета жемчужин, что на воздухе они принимают другие оттенки: зеленоватая жемчужина со временем белеет, белая — зеленеет. Улыбаясь, он подвесил кошелек с жемчужиной к своему поясу.
— Жемчужины, как и люди, проверяются только временем, — произнес он задумчиво. — Есть жемчуг со скрытым пороком… Я дам вам шестьдесят либров. Время покажет, дорогая она или нет. Пока же…
Сериндж потемнел от бешенства. Али Саид не обращал на него внимания. Ключом, который висел у него на шее, открыл йеменский сундук и отсчитал сорок фунтов. Двадцать фунтов — треть добычи — были платой за его лодки. Но, держа в руке сорок фунтов, он на мгновенье замер.
Сериндж стиснул рот, а глаза нахуды забегали по сторонам.
Но Саид добавил еще один фунт.
— Ловцу, который нашел ее.
— Он мертв! — сказал сериндж. Дыхание его было прерывистым.
— Иншаллах. На то воля аллаха, — ответил Али Саид и взял либр обратно. Хаджи Шере следил за его движениями. Потом молча сгреб деньги. Саид хлопнул в ладоши, и Башир появился так быстро, словно ожидал за дверьми. Его бесформенное лицо колыхалось.
— О, сын ослицы и мула!
Эти слова, которые он так тщательно сдерживал, находясь в доме Саида, хаджи Шере бросил в лицо серинджа.
— О, сын ослицы и мула! Зачем ты вмешиваешься в разговор, когда тебя не просят?
Сериндж покраснел.
— Саид все равно узнал бы, что один из ловцов погиб, — возразил он, обтирая концом чалмы пот со лба.
— Но не тот, который нашел жемчужину! О, ты сын тысячи ослиц и мулов!
Сериндж ничего не отвечал.
Они направились к пристани, но, не доходя до нее, остановились, чтобы поделить деньги; одну часть серинджу, две части — нахуде. Сериндж получил 13 либров, нахуда 26 либров, один либр остался. Потом они двинулись дальше и еще издали услышали голоса ловцов.
Те пели. Были они счастливы, потому что нахуда и сериндж понесли Саиду жемчужину и принесут от него много серебра. Поэтому они и пели. Они пели о тучных баранах, которых зажарят на вертеле и съедят, о курицах, которых сварят и съедят, о меде, в котором, словно рыбы, будут плавать лепешки, о серебре, которое будет звенеть. О женщинах с большими черными глазами, которых они смогут купить за это серебро… О всем этом пели они, как дети, тешась своими мечтами. И маленький галла пел о сале, которое будет сочиться из зажаренного барана и шипеть на огне, словно змея. И мальчик Саффар пел о ноже, который он купит в Массауа, и который он будет носить на шнурке, привязанном к шее, как это делают взрослые мужчины. Все пели. Утро было прекрасное, и плоды фиников зрели в пышной листве.
Но вот пришли сериндж и нахуда, и лица у них были темными. Ловцы умолкли. А нахуда, войдя на палубу, простер руки к небу и произнес напыщенно:
— Аллах справедлив! Он не терпит несправедливости и наказывает зло!
Потом он замолк и, усевшись на палубе, закрыл лицо руками.
А ловцы сразу помрачнели, собрались в кружок и начали тихо и боязливо о чем-то говорить.
— Аллах акбар, — произнес сериндж. — Аллах велик. На небе он наградит праведных, которые страдали при жизни. Мы мало получили за жемчужину.
— Мы мало получили, но хорошо вам заплатим, — прервал его нахуда. — Саид дал лишь пятнадцать фунтов. Две части нахуде, который кормит вас, одну часть серинджу, который покупает для вас табак, а остальное — вам, счастливым, которые едят мою пищу и курят табак серинджа.
С этими словами он выгреб из кармана горсть мелких монет. Ловцы по очереди подходили к нему, нахуда клал на ладонь каждому монетку и говорил:
— Тебе, о счастливый, который ест мою пищу и курит табак серинджа.
Мальчик Саффар и его товарищ не получили ничего; их кормили, и этого было достаточно.
Когда эта процедура окончилась, хаджи Шере встал и хотел уйти в свою каюту. Но ловцы столпились вокруг него, сжимая в руках монетки и глядя на него так, словно спрашивая или ожидая чего-то. Глаза хаджи Шере забегали по сторонам.
— Денег больше нет, — сказал он.
Но ловцы не сдвинулись с места, и один из них пробормотал:
— Сериндж обещал, что нам будет большая награда.
— Обещал, — грустно согласился сериндж. — Но не было на это воли аллаха. Саид спрашивал, кто нашел жемчужину.
— А кто ее нашел? — спросил с ударением нахуда.
— Аусса…
Ловцы поглядели друг на друга. Они вспомнили незасыпанную могилу. Сердца их заволновались, как сердца маленьких детей, они уселись в кружок и запели грустную песню, которую забыли пропеть вчера, охваченные неотвязчивым видением серебра.
Пели они долго, и в их песнях слышалась то тоска, то слезы, то гнев. Тогда хаджи Шере вышел на палубу, хлопнул в ладоши и закричал:
— Перестаньте! Мало заплатил Саид, нахуда прибавит. Купите себе барана!
И он кинул им денег.
Они перестали петь, купили старого, тощего барана (на большее не хватило денег), зажарили его и съели. Потом легли спать. Об Ауссе они уже не думали. Утром отплыли снова, вспоминая о вчерашнем пире; им почему- то представлялось много тучных баранов, лепешки с медом и много серебра; такова душа детей Востока.
Встречаясь с другими ловцами, они рассказывали о жемчужине необыкновенной красоты. Так о добыче Ауссы узнали все на берегах и островах Красного моря.
А Али Саид молился на свою жемчужину, был очарован ее таинственным блеском и вместе с Баширом часами любовался ею, замечая как она со временем становилась более светлой, дорогой и прекрасной.
Наконец, она стала совсем белой, но история наша на этом не оканчивается, потому что эта жемчужина и привела в Джумеле господина Бабелона.
  
Глава V
 
Господин Бабелон объявился на побережье Красного моря незадолго до смерти Ауссы. В один прекрасный день он сошел в Массауа с почтового парохода, коренастый, невозмутимый, улыбающийся, в руке — большой зеленый зонтик, на голове — красная феска, в синих очках и с белым плащом, перекинутым через руку. Он был похож на богатого египтянина, и не старался опровергнуть это, хотя и был — как теперь выяснилось — марионигом [4] из Бейрута.