Шалунья из Салтильо

Пегги Уэбб
Шалунья из Салтильо
Моим сестрам с любовью — Сандре, за то, что направляла мою энергию в нужное русло, Джо Энн, за то, что ей можно было всегда поплакаться. И им обеим, за то, что они есть.
Пролог
Кейт Мидленд припарковала свой старенький автомобиль перед неуклюже растянувшимся старинным домом и весело улыбнулась дочери.
— Ну, вот мы и приехали, Джейн.
Она произнесла это весело и нежно, стараясь скрыть нервную дрожь. Джейн робко улыбнулась.
— Мне нравятся здесь эти деревья, мама.
— Молодец. Не робей.
Кейт выпрыгнула из машины и принялась выгружать чемоданы.
Не столько ради того, чтобы поднять свое упавшее настроение поддерживала она бодрый тон беседы, сколько ради того, чтобы приободрить дочь.
— Возьми маленькую коробку с заднего сиденья и иди за мной. Ты только взгляни на этот изумительный двор. Ты когда-нибудь видела столько цветов? А сколько места теперь будет у твоих животных!
Джейн поставила коробку на крыльцо и присела рядом, подперев подбородок грязными ручонками. Она посмотрела на мать печальными глазами.
— Я скучаю по своим друзьям. У меня ведь нет здесь друзей.
Кейт поставила чемоданы и села к Джейн, крепко обняв ее худые плечики.
— Я знаю, что ты скучаешь по своим друзьям. Я тоже скучаю по своим. Но у нас появятся новые. И еще у нас есть Мирта. Мы можем в любое время навещать ее.
При упоминании о любимой родственнице лицо Джейн прояснилось.
— А может, Мирта что-нибудь знает о моем новом классе?
Но при мысли о том, что там не будет никого из ее друзей, лицо девочки снова помрачнело.
— А что, если мне не поправится здесь? Мы вернемся домой в Билокси, если мне не понравится в школе?
— Нет, Джейн. Теперь наш дом здесь. Начнем все заново.
Она дотронулась до локонов Джейн, которые, как мед, переливались на солнце.
— Ты помнишь, как боялась, когда шла в первый класс, на первый урок танцев, как впервые играла в футбол?
Джейн кивнула.
— Милая, начинать всегда трудно, но я всегда буду с тобой. Мы вместе решим все твои проблемы.
— Я боюсь, мамочка.
— Иди сюда.
Кейт протянула руки, и Джейн крепко прижалась к матери.
— Я обниму тебя, и тебе сразу станет легче. А потом мы пойдем и съедим по огромному сливочному мороженому.
Кейт прижалась лицом к волосам дочери. «Мне тоже страшно, — думала она, — и Джо здесь нет, чтобы поддержать ее. Никого нет».
Она подставила лицо солнцу. «Кейт Мидленд, жалость к себе ничего не дает, — упрекнула она себя. — Пора оправиться от развода и все начать заново. Все забыть и чем-нибудь заняться. Теперь ты свободна и твоя жизнь будет такой, какой ты ее сама сделаешь».
Закончив эту «накачку», Кейт встала и посмотрела на город.
— Салтильо, вот я и здесь!
Глава 1
Бен Адамс смотрел на нахальную блондинку, которая разлеглась перед бульдозером.
— Вы стоите на пути прогресса, — сказал он.
— Я не стою, а лежу, мэр, — ответила Кейт Мидленд. — И я не сдвинусь с этого места, пока вы не прикажете рабочему отогнать бульдозер назад к муниципалитету.
Тонкая струйка пота выступила на лице, но Кейт скорее умрет, чем позволит себе вытереть лицо перед этим человеком.
Успех ее миссии зависел только от стойкости характера.
— А если я этого не сделаю? — в вопросе, который звучал обманчиво мягко, чувствовалась твердость. Бен имел представление о политических играх и сейчас не мог позволить, чтобы над ним взяла верх эта похожая на фею дама.
— Тогда я готова пожертвовать собой ради этого прекрасного дерева магнолии, — сказала Кейт.
Перебранка между мэром Салтильо и новенькой, появившейся в городе, вызвала всеобщее изумление у толпы, которая собралась понаблюдать за этим зрелищем. Они-то знали Бена Адамса.
Он-то крепкий орешек. С ним лучше быть поосторожнее.
Бен покачал головой и изобразил сожаление.
Какая потеря. Подняв руку, он дал знак бульдозеристу включить двигатель.
Кейт почувствовала, как под нею задрожала земля, но не пошевелилась. Скрестив руки на груди и не сходя с места, она по-прежнему упорствовала.
Вопреки всему, Бен почувствовал вдруг восхищение перед мужеством этой женщины. Выходит, он ее недооценил. А она не такая хрупкая, как кажется. Он неохотно подал знак, чтобы выключили двигатели.
Бен двинулся к ней так, чтобы этот устрашающий тактический ход помог ему сохранить преимущество. Он был уже совсем рядом и мог рассмотреть золотистые блики ее горящих глаз.
— Вы уже сегодня обедали? — поинтересовался Бен. — Как насчет холодного лимонада? Может, принести зонт, чтобы вы укрылись от палящего солнца? Через час будет так жарко, что можно будет жарить яичницу прямо на тротуаре.
Кейт не хотела, чтобы он подходил так близко. «Противоестественно, — думала она, — иметь мэру такие же глаза, как у Пола Ньюмена, а фигуру, как у Тома Селлека»[1]. Думая об этом, она выдвинула подбородок и поджала ноги. Ветка магнолии впилась ей в спину и уже целых десять минут сильно беспокоила.
— Я с радостью откажусь от всех земных благ из-за этого старого величественного дерева.
Бену пришла в голову еще одна мысль насчет устрашающей тактики.
Он никогда не видел такого безупречного лица. Кожа, блестевшая от капелек пота, напоминала влажные лепестки розы, а темные, широко открытые глаза придавали ей вид упрямого ребенка.
К тому же то движение, которое она только что сделала, привлекло его взгляд к точеным бедрам и самым стройным ногам, которые ему только доводилось видеть.
— Сколько вы будете это продолжать? — спросил он. — Хотя вдвоем можно и подождать.
— Разве, мэр? Удивляюсь, как вы можете позволить остановить прогресс, тогда как мы со сторонниками проведем все лето под этой магнолией?
— Так что у вас за интерес к этому дереву? В Салтильо десятки таких.
— У вас есть национальная гордость, мэр? Боже мой, это же Магнолия! Вы только взгляните на кору дерева, на его широко раскинувшиеся ветви. У него есть характер. У него есть своя история.
— Я мог бы пригласить вас сделать то же самое: взгляните вон на то здание.
Он жестом указал на здание, находящееся в нескольких ярдах от них.
— Внутри него, пытаясь что-то сделать, люди буквально ходят друг по другу. Нужно убрать это дерево, чтобы освободить место для подведения воды и света.
По мере того как спор разгорался, толпа придвигалась к ним.
Те, чье обеденное время подходило к концу, просили друзей не пропустить ни слова, чтобы у них потом была достоверная информация.
— Разве вам не все равно, — спросила Кейт, — что Уильям Фолкнер сидел под этим самым деревом, когда писал главы своих произведений?
Бен скрыл свое изумление.
— И вы тоже пытаетесь писать романы?
— К этому дереву привязывал свою лошадь Джефферсон Дэвис. Губернатор Билбо, один из самых эксцентричных политиков, выступал здесь с предвыборной речью.
— Я беспокоюсь о живых, а не о мертвых. Только не говорите, что интерес к истории заставляет вас вмешиваться в дела муниципалитета.
Кейт встала и сильно ударила по земле.
— А мне все равно! Меня тревожит то, что частички прошлого зарывают в землю во имя прогресса. Меня тревожит то, что этот зеленый мир, в котором я живу, быстро превращается в мир, закованный бетоном с безликими монстрами, называемыми административными зданиями. Меня тревожит и то, что мои внуки могут никогда не услышать, как сосны шепчутся на ветру, не испытать радости, раскачиваясь на ветвях величавых дубов!
После ее пылкой речи воцарилась ошеломляющая тишина, затем некоторые зрители зааплодировали. Бен повернулся и оценивающе посмотрел на толпу. Общественное мнение его никогда не волновало, но у него было достаточно здравого смысла, чтобы понять, когда следует пойти на определенные уступки. Кроме того, эта нервная женщина задела в нем ответную струну. Его давно волновала проблема прогресса и истории, железобетона и природы.