Грязная буйная штучка (СИ)

========== Настя ==========
Меняется сигнал светофора, я шагаю с тротуара и перехожу улицу в середине небольшой толпы. С прижатым к уху телефоном я слушаю, как мой брат Кирилл перечисляет, что нужно наладить на судне, до того как оно сможет покинуть док.
– А ты уверен насчет проводки? – спрашиваю я. Все внутри замирает, и мне нужно подтверждение. – Ты точно знаешь, что это проводка целиком, или ты посмотрел только в панели предохранителей?
Я слышу, как он вздыхает, и представляю, что сейчас снимает бейсболку и почесывает козырьком затылок. Сегодня вторник, и он все это время работает без выходных. Уверена, он разбит.
– Я сам проверял панель, пока Ден был в рубке. Мы заменили все старые предохранители, и каждый проклятый из них взорвался, как только мы переключили выключатели.
– Вот херня.
– Именно.
– И какой у нас план? – спрашиваю я, укрываясь под ярко-красным брезентовым тентом. Солнце сейчас активное, поэтому тротуары пустынные и практически без тени.
– Мне надо заменить несколько проводов, выяснить, как выбрать их из поврежденной линии. Думаю, это займет некоторое время.
– Господи. Мне нужно быть дома, а не в этой, блять, Калифорнии.
Прислонившись к стене ближайшего здания, я пытаюсь понять, как такое могло случиться. Есть чувство, что все навалилось разом в один год: сначала большая часть года с плохим уловом, потом нехватка денег и под конец эта гребаная Калифорния.
Но Кирилл так не думал.
– Так, стоп. Мы тут со всем справимся. А ты должна быть там, обдумывая следующий шаг. У нас были времена и похуже. Разберемся.
Я немного молчу, перед тем как задать вопрос, ответ на который так боюсь услышать:
– Ну и как долго?
Он выдыхает, и я практически слышу его подсчеты в уме.
– Мне нужно снять панель и вытащить ее из рулевой рубки, – говорит он. – Как минимум, пара дней.
Так, вроде неплохо, могло быть хуже. Я прикидываю, сколько мы потеряем по деньгам, если не выйдем в море.
– А двигатель ты проверил? – спрашиваю я.
– Первым делом, – отвечает он.
– И? Также? Хуже?
Он колеблется:
– Немного хуже.
– Вот блять. И как долго он продержится?
– Согласно отчету, как минимум шесть месяцев. Но это было полгода назад, Насть, и еще шесть месяцев до этого. Сейчас всего два процента осадка в заправляемом масле, в отличие от прошлого раза. Я бы сказал, что мы легко отделались в этом году. Скоро закончится сезон, и все будет хорошо. Мы справимся.
– Ладно, – отталкиваясь от здания, говорю я. Прохожу мимо несколько магазинов, ресторанов и небольших баров и теперь чем дальше я иду, тем больше тротуары заполняются народом. Солнце в Сан-Диего жарит неслабо, и я чувствую, как тепло просачивается сквозь мою черную футболку и ткань моих джинсов. Кирилл был прав, могло быть хуже. Еще рано нажимать на тревожную кнопку.
Тогда какого хрена я тут делаю?
– Ты готова к встрече? – спрашивает он, и в его голосе я слышу тревогу.
– А она нам точно нужна?
Его нервный смешок прорывается сквозь разговор.
– Насть, давай хотя бы рассмотрим этот вариант, хорошо?
– Я знаю, Кирюш. Но, блять, я мысленно с вами, – хотя я не была. Не особо. Я хочу, чтобы мой бизнес был таким же, как и раньше, и поступившее из Лос-Анджелеса предложение – это не вариант.
– И когда встреча? – спрашивает она, словно эта дата не отпечаталась у него в мозгу. Мы все ее помнили.
– На следующей неделе, – я опять останавливаюсь у здания, потирая руками лицо. – И какого хера я сюда приехала так рано? Я могла бы с вами чинить это дерьмо и…
Он стонет.
– Господи, да прекрати ты волноваться. Проведи немного времени со Светой и Лерой, повеселись. Ты еще помнишь, что такое веселье, Настюш? И ради всего святого, пожалуйста, переспи хоть с кем-нибудь, пока ты там.
Я чуть не споткнулась, когда он это сказал, потому что, господи боже, мой пресс все еще болит после вчерашнего секс-марафона с Полиной.
– Проблемы все еще будут ждать тебя, когда ты вернешься. Ты меня поняла? Веселись.
Я прохожу мимо высокого кирпичного здания справа от меня и заглядываю в окно. Смотрю на свое отражение с оживленной улицы, но тут же останавливаюсь и стою, как вкопанная. Потому что там за столиком, хмуро уставившись в ноутбук, сидит Полина.
Повеселиться, значит.
– Да, я поняла.
***
Как только я вхожу, мне улыбается сидящая за небольшим подиумом администратор. Она в какой-то степени горячая, выглядит, как пин-ап модель и хорошо бы смотрелась на капоте винтажного автомобиля. У нее короткая прическа фиолетового оттенка с небольшим пробором на бок, на губах и в носу пирсинг, обе руки расписаны цветными татуировками. Я почти готова перезвонить Кириллу, эта девушка точно в его вкусе.
– Я сяду там, – улыбаясь, говорю ей и показываю туда, где сидит Полина, все еще одна, все еще смотрящая в экран ноутбука, внимательно изучая все, что она там нашла. Она на секунду берет свой телефон, пролистывает его и кладет обратно.
Администратор улыбается мне в ответ и позволяет пройти, подавая меню и подмигивает, до того как я успеваю отвернуться. Здесь темно и, слава богу, прохладно. Октябрь на Ванкувере довольно промозглый. В Сан-Диего же словно начало лета. Вечное лето. Не удивительно, что почти все местные такие расслабленные.
Гладкие черные подушки, диваны вдоль стен, расставленные в виде небольших зон в ближайшей половине ресторана, и высокие столы и стулья в другой. Это место скорее похоже на бар, чем на пиццерию.
Полина сидит за длинным деревянным столом. На ней сегодня желтая юбка, а ее загорелые ноги, обутые в коричневые сандалии, закинуты на рядом стоящий стул. Волосы у нее собраны в узел, одновременно и беспорядочный, и замысловатый, а когда я подхожу ближе, я более чем рада заметить небольшой засос на ее плече.
– Здравствуйте, Полина Сергеевна, – говорю я.
От звука моего голоса она подпрыгивает, поднимает глаза, ее улыбка исчезает, переходя в изумление… и, возможно, расстройство.
– Настя.
Я замечаю, как она отодвигает ноутбук, когда сажусь на стул напротив.
– Пожалуйста, – говорит она сухо. – Присаживайся.
– Знаешь, я прямо слышу, как ты закатываешь глаза, когда это говоришь, – отвечаю я. – Это талант.
К нашему столику подходит официантка, и я обнаруживаю, что у Полины только стакан чая со льдом.
– Я буду то же самое.
Я возвращаю взгляд на Полину и вижу, что она наблюдает за мной.
– Планируешь тут остаться?
– А почему бы и нет, похоже, тут круто.
Она хмыкает в ответ – ее шея краснеет, и она делает вид, будто я не связывала и не трахала ее три дня назад – и снова смотрит в свой телефон.
– Во сколько тебе надо уходить? – спрашиваю я.
Она качает головой.
– Мне никуда не надо.
Я притворяюсь, что смотрю на часы.
– Не хочу показаться назойливой…
– Верится с трудом, – перебивая, бормочет она.
– …но ты же вроде работаешь?
– Работаю, – говорит она, глядя больше на экран, чем не на меня. Ее глаза все еще опущены, и небольшая подвеска у нее шее немного покачивается при каждом ее вдохе. Я с легкостью вспоминаю, как она выглядела, лежа на спине, когда из одежды на ней только цепочка и моя веревка…
Так, соберись, Настя.
– Разве ты не должна быть в офисе или с девочками на обеде?
Она нарочито медленно закрывает свой ноутбук.
– Не сегодня.
– Почему?
Она определенно начитает раздражаться от моих вопросов, и это, признаться, еще больше разжигает мое любопытство.
– Потому что сегодня я не работаю. Мама плохо себя чувствует. Мне нужно было найти кое-какую информацию.
– И чем же ты занимаешься на работе?
– Я практикант на канале NBC.
Я опять показательно смотрю на часы, сейчас, правда, еще более драматично. На часах 12 часов дня, вторник, она сидит в пиццерии, уставившись в свой ноутбук, и играет в телефоне.