Грязная буйная штучка (СИ)

– На полставки, – поясняет она. – Я работаю около двенадцати часов в неделю. – двенадцать? Видя мое изумленное выражение, она переспрашивает: – Что?
– Не оплачиваемая?
– Я прак-ти-кант, – произносит она более медленно, чтобы было понятней. – Я хочу работать в киноиндустрии, и для начала нужно с чего-то начинать, а NBC находится здесь.
– Понятно. И что, ты приносишь кофе и всякое такое?
– Время от времени.
– А они ничего не перепутали? Ты же дочка кинозвезды и большой голливудской шишки, и они сделали тебя подающей кофе девочкой?
Я подшучиваю над ней. В смысле, мне интересно, чем все закончится.
– Я не только этим занимаюсь, – отвечает она, глядя на меня, улыбаясь и понимая, что я издеваюсь. – Вообще-то да, они заставляют меня делать паршивую работу именно потому, кем является мой отец. Столько, сколько я себя помню, я работала с ним и знаю куда больше, как создаются фильмы, чем люди, на которых я сейчас работаю. Но папа всегда говорил, что сначала я должна заработать уважение через смирение, поэтому я сейчас на этой работе. Но я не всегда буду этим заниматься.
Ха. Это было неожиданно и немного настораживает, ведь именно также сказал бы и мой отец.
– Так ты закончила колледж по специальности…
– Связи.
– А-а, связи. Ты типа спец по Твиттеру и Фэйсбуку?
Она складывает губки, игриво изучая меня.
– Ты слышала про Твиттер?
Ох, ее стоит отшлепать за это.
– А ты что здесь делаешь? – спрашивает она и начинает убирать свой серебристый ноутбук в сумку. – Не таинственные ли дела тебя сюда привели?
– Решила пообедать и сделать пару звонков, – говорю я и изучаю меню. – А что? Хочешь предложить пару идей, как убить время? А то я уверена, что некоторые могу рассмотреть.
– Ну, мы с тобой в Basic, и ты уже здесь, я чувствую, что обязана, пока ты в Сан-Диего, заставить тебя остаться и поесть. Здесь вкусно кормят, и у них есть пиво.
– Пиво точно облегчит мой обед с тобой.
Я слышу ее шутливый вздох и не уклоняюсь, когда в мое плечо впечатывается ее кулачок.
***
Готова признать, Полина была права.
– Я что, правда, только что съела пиццу с картофельным пюре? – беря пиво, спрашиваю я.
– Ага, и признайся, что это самая лучшая пицца.
Она и была, я уверена, но ей я этого не скажу. Я съела половину пиццы с моцареллой, нарезанными помидорами и беконом. Полина и половины не осилила.
– Все было вкусно.
– «Вкусно», – повторяет она, покачивая головой. – Знаешь, ты не сломаешься, если проявишь немного энтузиазма, Насть.
– Я могу сказать кучу комплиментов, если ситуация того стоит.
– Например?
– Помнится, я говорила про твою киску, что она вкусная.
Ее глаза округляются от изумления и да, именно этого я и ждала. Есть что-то в том, как Полина реагирует на меня – будь то шок, сопротивление или ярость – словно тянет из меня какие-то первобытные инстинкты. Знаю, это делает меня дикаркой и сукой, но это приятно, и заводит нас обеих. И психоанализ мне сейчас совсем не нужен.
– Кстати об этом. Почему ты так быстро сбежала в субботу? Я могла бы тебе в душе спинку потереть.
Я вижу, что она не готова к откровенности, поскольку моргает пару раз, не находя слов, но потом все же собирается с мыслями.
– Потому что было слишком интенсивно. И я вообще-то пришла только потрахаться.
Я хмыкаю и откусываю небольшой кусочек пиццы.
– И что ты будешь делать со своим либидо, когда я уеду?
Она поживает плечами и говорит:
– Больше мастурбировать, – и откусывает огромный кусок от своей.
Я смеюсь. Мне нравится проводить с ней время.
– Так значит, твоя специализация – связи, и твой папа шишка в кинематографе. Что я еще должна о тебе знать?
– Настя, ты помнишь о нашей договоренности? Все, что тебе надо знать – это что я люблю оргазмы. Не напрягайся.
– Да ладно тебе, Имбирная Печенька.
– Ну, хорошо, – она вытирает рот салфеткой и кладет ее на стол. – У меня есть сестра Рита.
– Она миленькая?
Полина смотрит на меня с отвращением.
– Ей всего восемнадцать, ты, хищница.
– Я имею ввиду для моего брата Дениса. Господи, не нервничай.
Она смеется.
– Она великолепная, но совершенно сумасшедшая.
Я поднимаю бровь и говорю:
– Генетика – так еще сука, верно?
– Ха-ха.
– Она учится где-то здесь?
Пожимая плечами, она отвечает:
– Она ходит в школу искусств, но я совершенно уверена, что это просто прикрытие.
– Ты серьезно? – я чувствую, как мои глаза расширяются. Я слышала такие истории про Калифорнию но…
– Нет, конечно, я шучу, упокойся, канадская осведомительница. Но мне кажется, это немного сложная программа. Я уверена, после выпуска ей будет сложно найти работу, разве что в Бургер Кинге.
– А ты все еще живешь с родителями?
Она прищуривается, глядя на меня.
– Насть, мне двадцать два года.
– Но твои родители живут здесь, и ты неоплачиваемый практикант, работающий 12 часов в неделю и подающий кофе. Прости, конечно, мое безумное предположение, но у тебя точно должно быть какое-то укрытие.
– У меня есть трастовый фонд, – она качает головой и показывая на меня куском пиццы. – Вот только не надо делать вид, что ты удивлена.
– Я удивлена, что ты признаешься в этом.
– Мои родители ответственно подходят к деньгам, и я тоже, поэтому вложила их в покупку недвижимости в Калифорнии и в собственную квартиру.
– Я должна поздравить тебя с тем, что ты знаешь, как тратить родительские деньги? – смеясь, спрашиваю я.
Она наклоняется ближе.
– Очень мило, что ты считаешь меня богатенькой дурочкой, но я дурочка не больше, чем ты, тупоголовая лесорубка.
– Рыбалка.
– Что?
– Я занимаюсь рыбалкой, Полина.
Она облизывает губы и рычит.
– Какая. К черту. Разница. Да, моя работа не такая гламурная, но я прекрасно с ней справляюсь. Да я, блин, лучше всех подаю кофе.
Я начинаю хохотать.
– Ты неподражаема.
– А ты горячая задница.
Я откидываюсь на стуле, покачиваясь на двух ножках, и вижу, как она наблюдает за мной. Она, без сомнения, самая сексуальная из всех знакомых мне девушек. И, к моему удивлению, возможно, и самая умная.
– Ага, я знаю.
– Так что насчет тебя? У тебя есть родственники? Братья, да?
Я киваю, беру стакан и делаю глоток пива.
– Кирилл и Денис.
– И вы работаете вместе?
– Ага, плюс еще папа. У него был сердечный приступ и инсульт пару лет назад, так что он мало работает, не то что раньше, но он всегда рядом.
– А мама?
Я качаю головой.
– Мама умерла от рака груди, когда мне было двенадцать.
Я вижу, как меняется ее лицо, улыбка исчезает, и она берет трясущимися руками свой стакан с чаем и делает глоток, перед тем как сказать:
– Настя, боже, я не… – она покачивает головой, делает глубокий вдох и закрывает глаза. – Это такое горе.
Что еще можно сказать в такой ситуации, кроме как:
– Да. Это было давно.
Она отворачивается от меня, и впервые я замечаю, что она выглядит обессиленной.
– Ну и что же ты как усердно изучала? Штудировала просторы Фэйсбука в свой выходной?
Я уверена, что она хотела съязвить мне в ответ, но ее выражение лица смягчается, и она говорит:
– Так, искала кое-что.
– Модные новинки обувных коллекций?
– Да, что-нибудь из них.
Ого, а Полина совсем не умеет врать. Но если она не хочет рассказывать, я не буду настаивать. В любом случае я тоже не горю желанием выкладывать свои секреты.
– Давай.
Она смотрит на меня с изумлением, приподнимая брови. Я встаю и протягиваю ей руку.
– Пойдем.
***
Как и следовало ожидать, мы вваливаемся к Лере, руки в волосах друг друга, губы повсюду. Ее тело такое теплое, кожа мягкая, и она охрененно пахнет.
Полина сегодня во главе, она ведет меня по коридору прямо в мою комнату.
– Лера? – кричит она, отстраняясь, так чтобы можно было оглядеться и прислушаться к звукам в пустом доме. Ее губы выглядят покусанными, щеки розовые. Ее волосы выбились из прически, и небольшие прядки спадают на ее лицо и плечи.