Кухарка (СИ)

А Леська больше всего боялась превратиться в такую женщину. Именно поэтому она не желала иметь постоянную работу в одном доме. Как только ты попадаешь в болото надёжного заработка — воистину, со временем превращаешься в кухарку. Перестаёшь развиваться. А если ещё и боишься потерять гарантированный доход — прямая дорога в прислугу. Нет уж — кухарка! — ни за что!
Опять пауза — видимо, Ксения объясняла что-то.
— Она обворует тебя!
Леська съёжилась: она не воровка! Это неправда! Она рванулась, готовая защищать себя! Если о ней будут думать, как о воровке, кто захочет пригласить её в дом?
— Ты не помнишь, потому что это случилось в Новороссийске, когда вы как раз уехали в медовый месяц. — Леська замерла. С порога ей отчётливо слышался разговор. — Мы с отцом не очень-то афишировали это происшествие. Гордиться мне, конечно, нечем. Мы познакомились… я с ней познакомился, когда ещё, кажется, с Алиной встречался, ты помнишь?
— Да, конечно! Милая девушка…
Воцарилась тишина, каждый как будто ударился в воспоминания. Леське до зуда в ногах хотелось посмотреть, что там у них происходило. Почему они замолчали?
— И? — прервала паузу Ксения.
— И всё!
Леська сглотнула.
— Познакомились, поболтали, ну как это обычно бывает…, — он ещё немного помолчал, заставляя сердце Леськи скакать бешеным галопом.
— И что? — чуть ли не вопила Ксения, — что такого ужасного произошло, скажи, наконец! Почему ты вынуждаешь меня выпроводить человека, с которым когда-то всего-то и сделал, что поболтал?
— Не знаю, как это получилось…, а точнее, очень даже знаю, как получилось и почему, — в его голосе звучали стальные молотки, — мы переспали.
Леська облизнула губы. Призраки летней ночи накрыли, как грозовые облака. И дождь. Он тогда лил нешуточный. Воздух был тёплым, так что даже после ливня, окатившего их с ног до головы, не хотелось расходиться. Тогда Федя сказал:
— Знаешь, какая вода после дождя тёплая! Поедем, искупаемся.
— Поедем! — ей и в голову не пришло, что не стоило им этого делать. Не стоило, потому что они были слишком мало знакомы. Не стоило, потому что за последние дни, что они провели вместе, обоим было ясно, насколько их тянуло друг к другу. Не стоило, потому что она намеренно ближе познакомилась с ним, и у них с матерью были в отношении этого “золотого мальчика” свои, совершенно определённые планы.
 Часть 2. Смычка 
 5 
 Мы разобранный конструктор, но выскользнув из рук 
 Вмиг станем осколками из дружбы и любви. 
 Поломанные. “Та сторона” 
В то летнее утро она поднялась ни свет, ни заря, чтобы сбежать до пробуждения матери. Надоело прогибаться, слушать жалобы на жизнь, топтаться на рынке, отворачиваясь от любопытных взглядов, терпеть.
И когда только ягодный сезон закончится!?
Могла она, как нормальный человек, провести хоть один понедельник каникул так, как пожелает душа? Остаться наедине с собой, затеряться в городе? Побродить по дикому пляжу, покрытому цветными камнями и круглым галечником? Почитать, не чувствуя вины за бездельно потраченное время? Искупаться, не стесняясь длинных ног?
Проживут ведь они без лишней пары сотен?
Неосторожно скрипнув доской, выкатила велик из приделки и повернула за угол. Пустила под горку и, оттолкнувшись от земли, шустро вскочила на сиденье. Рванула прямиком к старой аллее.
Торговать, конечно, было не сложно. Это тебе не интегралы считать. И покупали у Леськи охотно — охотнее, чем у матери или у соседок.
А ещё с большей готовностью просили телефончик или прогуляться вечерком к морю. Мужчины обычно подмигивали и велели: “Ну-ка, красавица, отвесь килограмм, да, смотри, не обмани!”» Молодые норовили прикоснуться, будто она была кувшином, внутри которого прятался джин — исполнитель желаний. Леська отдёргивала руку и ниже надвигала платок на глаза.
Эпитет «красавица» с некоторых пор она ненавидела больше, чем парное молоко.
День, начатый с толкотни и базарного гвалта, попыток спрятать лицо и поскорее оказаться дома, неизменно заканчивался скандалом. Леська просила, чтобы мать дала ей чуть больше свободы. Ведь если той не приспичивало принести Леське ещё ягод, к одиннадцати она, как правило, возвращалась домой, в прохладную тишину сада, укрытую за высоким забором. Здесь Леська что угодно была готова делать: готовить, стирать, убирать, возиться в огороде — лишь бы не сидеть у всех на виду.
И что только матери это стоило? Сама она домашние дела не любила, скорее, была готова весь день завлекать покупателей да болтать с товарками.
Леська отогнала неприятные мысли.
Темноволосые каштаны, сплетаясь ветвями, превратили длинную, посыпанную гравием дорогу в некое подобие летнего тоннеля. Укрывшись от лишних глаз под надёжной защитой их узловатых рук, Леська умерила скорость. Прежде чем вернуться домой, надо будет набрать мидий, чтобы мать не очень сердилась.
Повернув с аллеи, выехала на дорогу, которая, петляя, привела её к заброшенному вокзалу, сонно зевающему у подножия береговых скал. Здесь за поворотом, высокие деревья скрыли из виду неказистые домики последнего микрорайона. Преодолев их, Леська спрыгнула с велосипеда и пошла пешком по бледным шестиугольным плитам Узловой улицы, по раскрошенному асфальту Комсомольской, вдоль прижавшихся к земле домов переулка Нахимова.
Бывшее музыкальное училище. Преподаватели давно покинули классы и коридоры, разъехались на вечные каникулы студенты, опустели комнаты и двор. На широких ступенях, таких удобных, чтобы не только сидеть, но и лежать, она могла торчать хоть до самого вечера — ни одна живая душа Леську бы не нашла. Случайные туристы, заблудившись, редко заглядывали в этот район — уж слишком далеко от моря он находился, а местным жителям просто нечего было делать в студенческом тупичке.
Леська оставила велик в тени на траве, а сама поднялась на самый верх, туда, где ноздреватые камни образовывали удобную лежанку, и открывался прекрасный вид на высокое небо, туда, где встав на цыпочки можно было увидеть краешек далёкого моря, и где ветер тихо скользил по Леськиным плечам, тёплый и ленивый, как майский полоз.
Сняла рюкзак, опустилась и, прислонившись к прохладным ещё, но уже вбирающим солнечное тепло бежево-жёлтым камням, погрузилась в манящий слог Голсуорси.
Прошло три или четыре часа — она успела добраться до момента, когда Сомс обнаружил себя выставленным за дверь, съесть кусок сочного пирога и два раза сбегать попить в колонку, когда послышался хруст гравия и на дорожке появился незнакомец.
Высокий, слегка сгорбленный парень со скейтом в руках и наушниками, тянущимися из нагрудного кармана. На нём были линялые джинсовые шорты, открытые шлёпки и серая рубашка в мелкую крапинку. Она-то сразу и бесповоротно выдавало в нём чужака: местные ребята носили сорочки разве что на первое сентября.
Поначалу Леська даже и не забеспокоилась, вернулась к злоключениям героев: как только пришелец поймёт, что здесь нет не только спуска к морю, но и выхода в город, развернётся и уйдёт. Не тут-то было: тень мелькнула у подножия лестницы, лёгкий шорох шагов раздался совсем близко. Незнакомец остановился на пять ступеней ниже, огляделся и сел к ней спиной. Положил невозмутимо скейт, поставил рядом бутылку “Кока-колы”, согнул одну ногу в колене и вытащил планшет.
Леська смотрела на него с изумлением, пока не задохнулась от бешенства. Он что, слепой? Не видел, что территория занята?
Несколько минут она тупо пялилась на него, потом решила не обращать внимания, но через четверть часа её взяло настоящее зло. Он это серьёзно? Пришёл в место, которое давно несвободно, и собирался сидеть тут, как ни в чём ни бывало? Ничего, что она хотела побыть одна? Ничего, что в городе полным полно укромных уголков, где туристы (а он, несомненно, относился к таковым) могли прекрасно провести время?
Расселся тут, как будто они где-нибудь в центре Рима, где яблоку негде упасть!