Двуглавый орел
— Благодарю вас, сэр. Я никогда этого не забуду.
Хекель коротко кивнул:
— Я всего лишь стараюсь хорошо исполнять свои обязанности, Дэрроу.
— Пилот снял с плеча вещевой мешок и отдал честь своему бывшему командиру.
— Дэрроу, — задумчиво произнес Хекель, и на его лице вдруг появилось какое-то странное, никогда раньше невиданное выражение. — Дэрроу, как ты думаешь, они считают меня виновным?
— О ком вы говорите, сэр?
— О курсантах звена «Охота». Император хранит нас, но сколько же их погибло…
— Вы сделали все, что могли, сэр.
Хекель глубоко вздохнул:
— Ты знаешь, Дэрроу, это как раз то, что печалит меня больше всего.
Он поднял вещевой мешок и, хлопнув бывшего подчиненного по плечу, поспешил к ожидающим их военным транспортам.
Тэда. Южная ВВБ, 15.34
— Это правда, что он приносит несчастье? — спросил Милан Бланшер.
— Это вы о ком, сэр? — не сразу понял Хеммен, главный механик.
Сейчас его команда не покладая рук работала в полутьме большого ангара, стараясь совершить невозможное и все же починить сожженную и разбитую «Громовую стрелу» Эспира. В ангаре стоял невероятный шум от трескотни зубчатых колес мощного храпового механизма.
— А вот он, — пояснила Джагди, указывая на покореженный самолет.
— Серийный номер Девять-Девять? — переспросил Хеммен и покачал головой. — Если можно, мамзель командир, я бы воздержался от комментариев на эту тему.
Теперь уже Джагди покачала головой и вместе с Бланшером вышла из ремонтного эллинга. Поле аэродрома было свободно, если не считать самолетов звена «Умбра» и нескольких громыхающих перехватчиков Содружества, в данную минуту выруливающих на взлет.
— Как Эспир? — спросил Бланшер.
— Можешь о нем забыть. Он теперь месяцами будет валяться в госпиталях. Даже если ему поставят аугметику, все равно — как летчику ему конец.
— Так что, значит, одного пилота мы уже потеряли?
— Боюсь, да. Я запросила Космический Флот, чтобы нам откомандировали кого-нибудь из резерва, но они ответили, что у них теперь каждый пилот на счету. Пришлют только в случае, если самолет сбит, а летчик спасся или обнаружены серьезные неполадки в его машине. Бог-Император! Ты понимаешь, Мил, линия фронта ужасно растянута. Вся имеющаяся в наличии техника, весь квалифицированный личный состав брошены в бой. Я думаю, наступают горячие деньки.
— Что ты имеешь в виду?
— Решающее сражение. Архенеми почувствовал, что Крестовый поход выдыхается. Что ударные силы Империума увязли в локальных сражениях, фронт растянут. И вот — они атакуют здесь и в Геродоре. Таковы последние известия. Если одна из этих планет падет, то элитная группировка попадет в окружение, имперские силы будут обезглавлены. И тогда прощайте, военмейстер Макароф. Прощайте все, кто сюда приехал. Прощай, Крестовый поход! Как только линия фронта будет прорвана, они обложат нас со всех сторон.
— Не пора ли нам тогда уносить ноги? Она улыбнулась:
— Пусть каждый решает за себя.
— Что с Маркволом? Джагди пожала плечами:
— Все еще никак не может прийти в себя. Его весь день выворачивает наизнанку. Сейчас отмокает в душе вой. Я хотела дать ему таблеток для детоксикации, а потом подумала: какого черта! Мучительное похмелье — это то, что наш Император посылает как заслуженно наказание за проступок.
— Он винит себя за то, что случилось с Эспиром?
— Да, винит.
— Думаешь, заслуженно? — спросил Бланшер. Джагди лишь пожала плечами. Винтовые самолеты местной эскадрильи в этот момент отрывались от земли и полностью заглушили ее ответ.
— Извини, не расслышал. Не скажешь еще раз?
— Марквол напортачил. Он вел себя в бою как желторотый новичок и совершил почти все возможные в той ситуации ошибки. Эспир прикрывал его. Так что, пожалуй, да — заслуженно. Но вместе с тем он вполне приличный пилот. Уж я-то знаю это. Как бы то ни было, он нам нужен. Поэтому необходимо привести его в норму. Чтобы он был спокоен, уверен в себе, извлек уроки из прошлых ошибок.
— Ты так мне и не рассказала, как тебе тогда удалось его сюда притащить, — напомнил Бланшер.
— Не важно. Мне помогли. Не совсем так, как я хотела, но… В общем, это сработало.
Бланшер недоуменно пожал плечами.
— Когда-нибудь я тебе обязательно расскажу, — улыбнулась Джагди.
— Я вылетаю в восемнадцать тридцать, если мне память не изменяет, — сказал Бланшер.
— Правильно, а Лэрис выводит свою четверку в двадцать один ноль четыре. Мне же придется подождать, пока Марквола отпустит похмельный синдром.
— Что ж, тогда желаю мягкой посадки, — привычно попрощался Бланшер и трусцой побежал к своей машине, в которой он хотел протестировать еще кое-какие приборы.
«Как же мне надоело это пожелание!» — подумала Джагди.
Морская набережная Тэды. Дворцовый пирс, 15.50
Вечер в этот день наступил необычно рано, и мрачная полумгла опустилась на побережье. Казалось, назревает шторм. Всю эту неделю посетители не особенно жаловали закусочную на пирсе, а сегодня, когда с запада на город двинулись тяжелые тучи, в кафе и вовсе никто не пришел. Бека раньше обычного отослала Лет-рис домой и уже собиралась закрывать заведение. Что ж, это внесет некоторое разнообразие в ее дневной распорядок. Несколько лишних часов для сна…
Она запирала дверь в кафе, когда вновь появился этот человек. Порывы шквалистого ветра с побережья били ей в лицо, развевали складки ее плаща, так что она даже не услышала, как он подошел.
— Ой! — Официантка подпрыгнула от неожиданности.
Это был тот самый летчик с печальным лицом, который никогда в жизни не пробовал крабов. Сейчас он кутался от ветра в тяжелую кожаную куртку.
— Вы что, уже закрываетесь? — спросил он.
— Вообще-то, да, — сказала она, убирая с глаз растрепанные ветром волосы. — Сожалею, но за сегодняшний день не было ни одного посетителя. Наверное, погода не располагает.
Он посмотрел на небо, как будто еще не успел этого заметить. Первые капли дождя уже падали на пирс.
— Понимаю, — удрученно произнес пилот. — Ну что ж, по крайней мере прогулялся. До свидания, мамзель.
— Подождите! — вдруг крикнула она вслед ему.
Бека укоризненно покачала головой. Она уже не раз обещала себе не быть слишком мягкой к другим людям, если это идет вразрез с ее собственными интересами.
— Вы, наверное, проголодались?
— Есть немного, — признался летчик.
Она снова открыла дверь:
— Заходите, пожалуйста. Я сейчас вам что-нибудь приготовлю.
— Но вы уже там все закрыли.
— Что ж, открою заново.
Бека накрыла Вилтри тот же столик, за которым он сидел вчера, а затем прошла за стойку, где сразу же принялась разогревать воду и просматривать кастрюли. Пилот заметил, что она так и не сняла табличку, которую повесила перед уходом. Для всех остальных кафе оставалось закрытым.
— Не знаю, как и благодарить вас… — начал он.
— Пустяки, мне это совсем не трудно. Вы, кажется, не едите рыбу, не так ли?
— Я даже не знаю…
— Считайте, что вам повезло. У нас сегодня была приготовлена соленая ветчина.
Между тем шторм приближался, и за окном стало темно как ночью. Беке пришлось зажечь масляные лампы, расставленные по углам кафе. Дождь уже вовсю барабанил по окнам и прозрачной крыше, потоки воды скатывались, создавая впечатление, что плавится само стекло. Даже казавшийся несокрушимым пирс стал слегка поскрипывать под натиском бушующих волн.
Беке никогда еще не доводилось оставаться на пирсе в шторм. Это оказалось довольно жутким испытанием, и какая-то ее часть снова пожалела, что она не проявила твердости и не ушла домой. Кафе, представлявшееся прежде таким милым, безмятежным местом, теперь вдруг оказалось в крайне ненадежном, опасном положении посреди разбушевавшейся стихии. Это было все равно что сидеть в утлом суденышке, застигнутом штормом вдали от берегов.
Ее посетитель, однако, не проявлял никакого видимого беспокойства.