Узник ночи (ЛП)

Его губы приоткрылись, и он с трудом сглотнул.
- Пожалуйста... - прошептал он. - Сделай это.
Амари наклонилась к его губам. С его уровнем возбуждения, она думала, что он схватит ее сзади за шею и жестко захватит ее губы. Вместо этого он закрыл глаза, и когда она мягко коснулась его, его губы под ее ртом задрожали - пока она полностью не захватила их. Затем он ответил, повторяя ее движения, поглаживая, лелея, лаская.
Когда она вошла в него языком, он задохнулся. Застонал. Дернул бедрами.
Его тело под ней было напряжено, как натянутая струна, ладони упирались в пол, руки дрожали, когда он удерживал себя на месте, мышцы ног сокращались серией спазмов. Она оценила сдержанность, действительно оценила.
Это означало, что он уважал ее в духе старых времен.
Но это было не то, чего она хотела.
Прервав поцелуй, она села на его колени и поняла, что должна что-то сделать, чтобы привести его в чувство. Поцелуи были прекрасны, поцелуи были великолепны, но она не хотела останавливаться на прелюдии, а он, казалось, не хотел быть тем, кто поднимет все на новый уровень.
Пока она вытаскивала нижнюю часть футболки из-за пояса своих штанов, у нее мелькнула глупая мысль, что эта тонкая и плотная, с длинными рукавами, спортивная одежда в обтяжку хороша в тренажерном зале или на пробежке, но совершенно неуместна в этой горячей и беспокойной ситуации.
Хуже, чем неуместна. Это целое препятствие.
Глаза Дюрана горели, когда она вцепилась в ткань, и он дышал так, будто держал в каждой руке по машине и качал ими оба бицепса сразу. То, что она собиралась ему показать, казалось было нужно ему больше, чем кислород, учитывая его напряженное внимание.
Забавно, как мужчина может сказать тебе, как ты прекрасна, не сказав ни слова.
Амари медленно приподнимала футболку, но не потому, что она передумала или тянула время. Она хотела насладиться моментом откровения.
Вот только про спортивный лифчик под ней она совсем забыла. Стягивая футболку, она хотела показать ему свою грудь. Вместо этого, привет, чемпион.
Дюран, казалось, ничего не заметил. Он обвел горящим взглядом широкие бретельки и тугие чашечки, словно воображая плоть под ними.
- Сними его для меня, - сказала она хриплым голосом.
Еще больше трепетания с его стороны, но он не ослушался приказа. Просунув большие пальцы под нижний край широкой ленты, он поднял тугой нейлон вверх…
Ее груди высвободились, подпрыгнув, соски напряглись, их покалывало от жесткого прикосновения ткани.
Дюран не закончил работу. Лифчик, поднятый только до подмышек, давил на ее груди сверху, делая их особенно полными снизу. Подавшись вперед, он прижался губами, посасывая один из ее сосков, лаская его своим теплым, влажным языком.
Амари откинула голову назад, и он обхватил ее торс сильной рукой. Зарывшись пальцами в его длинные волосы, она застонала от этих сладких прикосновений, влажного посасывания, нежного покусывания. А затем, он переключился на другой сосок. И хотя контакт был только в одном месте, она чувствовала его повсюду, по всей коже и всему телу.
Особенно между ног.
Когда они снова вернулись к поцелуям, он передвинул их, перемещая ее так, как будто она ничего не весила, прижимая ее спиной к твердому полу, который был для нее все равно, что мягкий матрас. Когда он лег на ней, странное, сверхчувствительное оцепенение охватило ее, и она приветствовала его так же, как приветствовала его горячее тяжелое тело. Она была наполовину одета, а он – полностью. И это было полное разочарование.
Она быстро решила эту проблему.
Стянув до конца лифчик, она потянулась к пуговицам его рубашки. Ее пальцы кое-как пробирались вдоль ряда пуговиц, наконец, она разделила две половины, добравшись до гладкой кожи, ощущая твердые мышцы и вулканическое тепло под ней.
Брюки должны были быть следующими. Но она остановилась, наслаждаясь моментом предвкушения. Он очень отличался от нее, бугры мышц и тяжелые кости заставили ее почувствовать себя женственной, особенно когда ее обнаженные соски прижались к его торсу.
Независимая ее часть, свирепая и сильная, та, которая вошла в замок Чэйлена без оружия, неся голову мертвеца, терзалась мыслью, что где-то внутри нее жила слабая женщина, которая хотела, чтобы мужчина преследовал ее, ловил и удерживал, пока он входит в нее и жестко кусает в шею, чтобы он отмечал ее, как свою, чтобы доминировал над ней, к ее же удовольствию, и оставлял свой запах по всему ее телу. И внутри нее.
Да, современная сторона ее натуры могла бы обойтись и без этого. Но в том, что происходило между ними сейчас, не было ничего современного, это было древним, как мир, как сама раса. Это была основа самого существования, дверь в бессмертие через создание следующего поколения.
Раздвинув бедра, она еще сильнее потянула его на себя, и Дюран с готовностью передвинулся, его тело скользнуло между ее ног, выпуклость его твердого члена прижалась к центру ее естества через брюки. Когда он начал набегать и отступать, его руки, широкие, теплые и мозолистые, скользнули к ее груди, изучая ее контуры, лаская. Глубоко целуясь, они двигались вместе, сбивая ритм - генеральная репетиция обнаженного проникновения, которое должно было скоро начаться.
Когда она просунула руки между ними, он приподнял бедра, чтобы дать ей возможность расстегнуть ширинку. Затем последовала раздражающая возня, трепыхание, попытки целоваться, пока они пинаясь стаскивали с себя все, что было к югу от талии.
На нем не было нижнего белья. Неважно, что было на ней.
А потом они оказались совершенно голыми.
Дюран был великолепен кожа к коже. И было так много мест для ее рук и губ...
Но это чуть позже. Сначала соединение. Исследование потом.
Глава 17
ДЮРАН НИКОГДА НЕ ДУМАЛ, что может быть что-то более интуитивное, более всепоглощающее... более важное… чем месть. Все остальное, весь его опыт, относилось к категории легко отбрасываемых отвлечений: зрелища, запахи, мысли или чувства, как мелкая монета, вывалившаяся из кармана, ничего достаточно ценного, чтобы заставить его остановиться и вернуть то, что он потерял или проигнорировал.
Это, однако... это поглотило его даже больше, чем месть.
Пробуя Амари на вкус, чувствуя ее кожа к коже, слыша, как ее дыхание прерывается, а затем взрывается на выдохе, все это было, впервые с тех пор, как он осознал жестокость отца и страдания мамэн, погружением в чувства и ощущения настолько полным, что другая потребность перехватила штурвал его целей и намерений и теперь прокладывала курс, с которым он не собирался спорить.
Черт, все, чего он хотел, это нажать на газ.
И этот момент настал.
Когда Амари приподняла бедра и он почувствовал первое прикосновение своей эрекции к ее горячей сердцевине, он понял, что пути назад нет.
На самом деле, пути назад не было уже в тот момент, когда он почувствовал ее по ту сторону водопада в своей камере.
Некоторые вещи неизбежны.
Некоторые прыжки осознаются, когда уже спрыгнул с края.
Некоторые песни звучат для тебя слишком волшебно.
Вот только сейчас он не знал, что делать. До этого момента все шло так гладко, как будто они делали это миллион раз раньше, хотя для него это было впервые и, очевидно, было чем-то новым и для нее. Но теперь он, фигурально выражаясь, топтался на месте, головка его члена раздувалась все сильнее от каждого неверного почти-там движения, полу-толчки бедер были своего рода слепой навигацией, которая приведет его туда, куда нужно только чудом.
Каламбур, ага.
Амари решила эту, становящуюся все более и более насущной, проблему, протянув руку между ними, точно так же, как она сделала это, когда расстегивала их брюки. Он задохнулся, когда ее рука коснулась его, электрический разряд был настолько силен, что он увидел звезды и с ужасом подумал, что кончил. Но нет. Когда шок прошел, он все еще был тверд и не оставил на ней никакого следа…
Его тело знало, что делать.