Медный гамбит
— Не бойся, Звайн. Твоя лояльность очень похвальна; жаль, что она направлена не в ту сторону. Тебя надо наградить…
Полный, неодалимый ужас наконец пробился через его паралич, когда когти были только в спане от его носа. Он повалился на свою подушку и скорчился, став воющим, дрожащим клубком. А его сердце остановилось, когда холодные когти коснулись его щеки.
— Ну, хватит, Звайн. Не надо бояться. На самом деле. Когда ты боишься самого худшего, страх бежит перед тобой и кричит об этом в полный голос; это природа сознания человека. Прогони твой страх и получи заслуженную награду. Подними голову и открой глаза.
Медленно и поначал неохотно, он начал приходить в себя. Сердце забилось ровно, напряженные мышцы шеи расслабились. Когда он, наконец, открыл глаза, он увидел доброе и мудрое лицо, настолько бледное, что, казалось, светилось своим собственным светом.
— Нет, — прошептал Звайн, стараясь вспомнить свой страх и настоящее лицо хозяина-рабовладельца.
Черно-красные ногти провели мягкую линию по его щеке. Он почувствовал, как его кожа открылась.
— Прогони свой страх. Прими то, что я покажу тебе как правду. Ногти ушли, вместо них он почувствовал ласковые прикосновения пальцев, которые вылечили его раны. Кровь перестала течь, но он горько заплакал.
— Павек не захотел помочь тебе — Павек не любит тебя.
Элабон Экриссар небрежно махнул рукой в пустоту, и там появился смуглый, широкоплечий человек, одетый в грязную, запятнанную потом одежду. Шрамы на лице Павека зло запульсировали. Глаза сузились, губы искривились недоброй усмешкой.
— Он бросил тебя, не правда ли? Он вступил в заговор с твоими врагами, продавцами Лага…
Тройка бродячих торговцев, таких же отвратительных и исковерканных, как и раньше, появилась вокруг Павека, связанная с ним узами из застывшей крови.
— А ты думал, что он твой друг. Мой бедный Звайн — ты думал, что он спасет тебя, защитит тебя. Но вместо этого он предал тебя…
Холодный кончик пальца коснулся его слез, осушил их, теперь он мог все видеть совешенно отчетливо.
— Что я могу дать в награду, Звайн?
— Месть.
— Этого мало. Что бы еще ты хотел?
— Магию.
— Она твоя. Возьми ее.
Он почувствовал, как пергаментные пальцы коснулись его лба, потом отодвинулись.
— Возьми пепел и пыль.
Тут же эти субстанции появились на полу. Он набрал полные пригорошни каждой из них, прежде, чем подняться на ноги. Он мог видеть лицо темплара — по-прежнему жесткое и мстительное, но все-еще сияющее внутренной мудростью — и лицо Павека, становящееся все более зловещим всякий раз, когда его шрам содрагался, и наконец он совершенно ясно понял правду.
— Открой рот. Произноси слова кончиком языка.
Он подчинился, добровольно и с удовольствием. Грубые слоги повисли в воздухе. Они призвали пыль из правой руки и золу из левой. Павек закричал; его язык начал удлиняться и гротескно распухать, пока не заполнил все его горло. Крик превратился, но язык продолжал расти, пока все его тело не превратилось в один сплошной язык.
Полностью захваченный как ужасным зрелищем так и магией, Звайн смотрел, как отвратительный слизень вырвался из своей желтой одежды и пополз по гладким камням. Из него вылетело бесконечное число отростков, на каждом из них дрожал шрам, виднелся один глаз и молчаливо кричащий пот Павека. Последнии порции золы и пыли вылетели из его ладоней, и Павек-слизняк начал съеживаться, усыхать. Крошечные глаза стали кучками золы, открытые рты наполнились пылью, червеобразные отростки покрылись черными пятнами, которые начали распространяться по телу и соединяться, пока все, что осталось от тела Павека, на стало напоминать огромный, черный, вывалившийся язык трупа поедателя Лага.
Потом все это стало кучкой пыли и внезапно налетевший ветерок унес ее.
— Месть… — прошептал ветер, ударяясь о стены пустынной площади красильщиков.
Звайн открыл свои руки и уставился на них. Ему казалось, что месть доставит ему удовольствие; но теперь в в его руках была только пустота.
— Будет ли он служить? — неожиданно спросил незнакомый голос из-за его левого плеча.
Без мыслей или колебаний он повернулся на звук. Он увидел раскрашенные стены, ковры, портьеры и халфлинга с роскошной, дикой шевелюрой. На лице халфлинга отчетливо выделялась татуировка раба, а сам он казался старым и нездоровым. Однако ничего рабского не было в его осанке или голосе, когда он повторял свой вопрос.
Звайн потряс головой, неспособный понять вопрос, пока он наконец не сообразил, где находится.
— О, да, Какзим. Даже больше, чем мы надеялись..
На этот раз голос был знакомый: элегантный бледный рабовладелец с разноцветными ногтями. Элабон Экриссар без маски или внутреннего света мудрости.
Если бы он не сидел на подушке, он упал бы на пол и мог бы здорово разбиться. Он взял еще еды и питься с подноса инквизитора: он воспринял магию.
Или иллюзию магии.
Он уничтожил Павека в театре, рожденным его сознанием, и на мгновение был очень доволен этим — пока не обратил внимание на стену за спиной инквизитора. Она была абсолютно безжизненна: толстые лозы с красивыми цветами исчезли. Опасаюсь самого худшего, он посмотрел пол и с ужасом увидел толстый слой пыли, покрывавший ковер.
Теперь не имело значения, убил ли он Павека на площади красильщиков или в своем воображении; он использовал для этого самую настоящую магию. Из-за своей страстного желания отомстить он выкачал еще немного жизни из Атхаса, и этого нельзя вернуть. Он стал осквернителем, безвозвратно осужденным за один единственный бездумный и бесполезный акт.
— Теперь Звайн один из нас.
* * *Павек побежал, как только увидел обширную зеленую рощу на горизонте, и он бежал до изнеможения, пока не сообразил, что сколько бы он не бежал, ближе он не становился. Тяжело дыша и чувствуя себя дураком — в который раз — он упал на колени. Он мог только ждать, покрытый потом, который капал с его лица на тыльную сторону ладоней, ждать пока холодный ветер из центра подует опять.
Он был уверен, что это произойдет. Из того, что он видел совсел недавно, Телами не упустит возможность посмеяться над ним лицом к лицу в ее роще. Ему не пришлось ждать долго. На этот раз он следовал за ветром неуклонно, даже если приходилось поворачивать в сторону от рощи, и его ноги оказались на зеленой траве тогда, когда солнце было только в нескольких спанах над зелеными кронами деревьев. Друидская роща была наполнена самыми разными звуками, но один из них был очень характерным. Павек косил глаза налево и направо на каждом шагу, и наконец заметил капли воды, падавшие сверху, ударявшиеся о листья и ветки, а потом исчезавшие в траве. Он никогда не видел и не слушал ничего подобного. Повернувшись лицом к дереву, он встал под мягкий дождик, обращая больше внимания на листву, чем на то, что у него под ногами.
— Как же ты выжил, темплар, в городе льва? — Он продемонстрировал свое умение, подпрыгнув в воздух не хуже какого-нибудь эрдлу, потом приземлился в компактном полуприседе, кулаки сжаты, зубы обнажены, мышцы расслаблены и готовы ответить на любой вызов.
Телами полулежала на другом берегу ручья с кристально-чистой водой. По меньшей мере он полагал, что это была Телами. Глава Квирайта сняла свою вуаль. Солнечные лучи, пробивавшиеся через крону деревьев, освещали не молодую, но и не слишком старую женщину. Во всяком случае не старую каргу. Привыкший на протяжении всей жизни иметь дело с темпларами, он воспринял ее небрежную, свободную позу и иронический тон как попытку устрашения и немедленно ответил наглостью: погрузил свое лицо в на удивление холодную воду так, как будто уже делал это десять тысяч раз.
— Да, да, Павек. Располагай своим временем так, как хочешь. Ведь ты уже знаешь все, чему я собираюсь научить тебя.
Еще больше запугивания, и на этот раз успешного — и это заставило его скрыть боль от ее слов, не показать ни единым движением лица, что он испугался. Он перепрыгнул через ручей.