Долгая дорога домой (СИ)

— Не умничай, — хмыкнул Дин. — Как можно судить о фильме, если ты его даже не смотрел?
— Придурок, — недовольно поджал губы Новак, но оттенок нескрываемой улыбки в голосе не маскировал его истинного настроения.
Выбившаяся из аккуратно уложенной гелем причёски прядь отвлекла внимание Дина, и он бездумно потянулся её поправить, и этот его неосознанный жест произвёл куда большее впечатление, чем нахальные приставания в полутьме кинозала. Кастиэль замер, застигнутый его поступком врасплох, широко распахнул предгрозовой сини глаза, а кончик языка нервно пробежался по пересохшим от волнения губам. Не знай Дин о ненамеренности его жеста, принял бы его поведение за попытку флирта. Впрочем, в тот момент, когда его губы потянулись навстречу, Винчестеру было абсолютно всё равно. Чёрт, он даже по роже получить в ту минуту был готов.
Удара в лицо он не дождался. Вместо этого Кастиэль поёрзал на сиденье, придвигаясь поближе, и обхватил Дина за плечи, добровольно углубляя первоначально робкий поцелуй. Так, пожалуй, они не целовались уже целую вечность – жарко, влажно и жадно, словно буквально на следующий день предстоял конец света, а им нужно было наверстать упущенное. Да они и на самом деле многое упустили. Год, выпавший из их жизни, на самом деле для обоих равнялся целой бесконечности, потому что ничто не сравнится с ощущением безвозвратности потери того, что некогда было важнее всего на свете. А в том, что имя Кастиэль для Дина синоним слова «жить», тот давно не сомневался.
Очередная зима наступила незаметно в суете повседневных обязанностей. Кастиэль вместе с братом вновь привыкал к ведению дел в кафе, а Дин вернулся на прежнее место в мастерскую Бобби, параллельно возобновив заочный курс обучения на факультете журналистики. Дел было много, но самым важным из них оба считали восстановление их отношений. Дин без устали таскал Кастиэля по памятным местам их прошлого, отчаянно мечтая однажды наконец вернуть утраченный ими статус кво, и при виде его теплевшего взора согревался душой сам. Необычные в ту зиму холода так и не достигли их сердец, потому что вопреки всем законам природы в них медленно возвращалась весна.
На день рождения Дина Кастиэль притащил вместо торта огромный пирог и со смущённой улыбкой предложил поехать посмотреть Большой Каньон. Дин сделал большие глаза – просьба его удивила, потому что Кастиэль просто не мог помнить о его давней мечте побывать там однажды. С другой стороны, вдаваться в расспросы он до сих пор боялся – Кас выдавал информацию о своей жизни без него обрывочно и по настроению, но даже этого мизера было достаточно, чтобы не испытывать желания давить. Дин только сейчас понял, как, в сущности, мелки были их прежние проблемы на фоне того, что пережил Кастиэль.
— Большой Каньон? — шутливо изогнул бровь он. — Серьёзно?
— Знаешь, о чём я часто думал, сидя в подвале? — неожиданно серьёзно прозвучал ответ. — Что я никогда уже не смогу побывать там.
Дин ощутил волну ледяных мурашек по коже. Удивительно, насколько тесно переплелись их судьбы. Именно он произнёс эту фразу незадолго до исчезновения Кастиэля, и именно туда они направлялись, когда ветер перемен занёс их на ту роковую бензоколонку. Удар по голове лишил Кастиэля воспоминаний, но отпечатавшуюся в подсознании реплику он самым мистическим образом сохранил. От этого становилось немного не по себе – они напоминали две потерявшиеся половинки души, что даже в разлуке мыслили и действовали схоже.
Сказано – сделано. Они просто сорвались с места в тот же день, и, уже из дороги позвонив Бобби, понеслись в указанном направлении. Дин лишь настоял, чтобы в этот раз они воспользовались его машиной, и Кастиэль возражать не стал – для мотоцикла он пока не ощущал себя достаточно окрепшим. Мили уносились под колёса со скоростью попутного ветра, и вместе с отражавшимся от снега солнцем в жизнь возвращалось нечто давно утерянное – беззаботность ранней юности и нерастраченные мечты. Осознание, насколько они ещё молоды, приходило в голову вместе с привычным ощущением дороги, и Дин впервые за долгий период вдохнул полной грудью.
А день рождения Кастиэля пришёл с ранней капелью и неожиданно нагрянувшим семейством Новаков. Кастиэль ворчал, а Дин удивлялся, насколько тесно и шумно вдруг стало в их доме. Габриэль на кухне корчил рожицы и делал нарочито недовольное лицо, но по его глазам легко было понять, что тот тоже рад видеть некогда так ненавидимых им братьев и отца. Чак сильно постарел за годы разлуки, и прежде бурлившего в нём энтузиазма чуток поубавилось, а вместе с ним в его характер, похоже, пришла жизненная мудрость. Дин часто за долгий вечер ловил на себе и Кастиэле его взгляды, но не находил в них ожидаемого осуждения. Пусть Новаки и улетели на юг всего парой дней спустя, подобно непоседливым птицам, но на этот раз их отъезд не оставил пустоты в груди.
Весну они встретили в приятных заботах – Джо наконец решилась выйти замуж, да не за кого-то, а старого друга отца – Бенни Лафитта. В прошлом военный, тот ныне занимал весьма престижную должность в иерархии одной из кинокомпаний, и напившийся на их свадьбе Дин торжественно заявил, что разбомбит весь Голливуд, если молодожён причинит его «малышке» хоть какой-то вред. Бенни лишь мудро улыбался в ответ делавшему большие глаза Кастиэлю и согласно кивал на реплики Дина. К концу вечера Новак застал их на кухне в компании полупустой бутылки виски – пьяных, умиротворённых и весьма довольных собой, и эта картинка его настолько тронула, что он просто затворил за собой дверь, предоставив им и дальше налаживать «родственные» контакты. Свадьба и на него навеяла ностальгию.
Они опять сорвались с места ближе к концу лета. Дин вбежал тогда в кафе с утра пораньше и, сорвав с возлюбленного смешной фартук с изображением медведя и надписью «Нуждаюсь в обнимашках», утащил прочь под недовольное фырканье Габриэля. Как оказалось, билеты в Швейцарию он заказал заранее, а собранные вещи ожидали их в камере хранения, и прямо из аэропорта они рванули на взятом напрокат автомобиле в уже знакомом по прежним поездкам направлении. Кастиэль большей частью молчал, но игравшая на его губах задумчивая улыбка говорила сама за себя. Ещё один приятный момент – он наконец окончательно сменил свои уродливые очки на прежние в тонкой оправе, и солнце яркими ласковыми лучиками преломлялось в линзах, играя в сапфировой глубине глаз. Определённо ярко-синяя рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами шла ему куда больше ставших привычными в последнее время строгих костюмов и блейзеров.
— Я помню это место, — тихо произнёс Кастиэль, выйдя из машины у того самого мотеля в горах. Здесь, казалось, ничего не изменилось за время их отсутствия – всё так же ласточкиным гнездом лепилось к склону причудливое здание, всё так же завораживали своей бесконечностью раскинувшиеся вокруг луга и всё так же мрачными стражами вырисовывались из туманной дымки на горизонте вечные горы. Ностальгия с оттенком едва уловимой грусти, но на сей раз их не ждали потери.
— А меня ты помнишь? — лукаво усмехнулся Дин, но прорвавшиеся в баритоне хрипловатые взволнованные нотки не поддерживали шутливого тона. Вместо ответа он ощутил коснувшиеся его губы, но смущённый кашель швейцара с их багажом нарушил идиллию слишком быстро.
В номер они заходить не стали – предоставив возможность персоналу позаботиться о вещах, сбежали прочь, чтобы на случайных попутках отправиться в горы. Наверное, их принимали за молодожёнов, потому что попутчики странно косились на двух взрослых мужчин, не отрывавших взглядов друг от друга, а подвозившая их на своём грузовичке улыбчивая цветочница неожиданно вручила перед расставанием букет необычных цветов на горделивых длинных ножках. Кастиэль ярко покраснел, принимая подарок, и даже когда машина исчезла за горизонтом, продолжал как-то неуверенно пялиться то на презент в своих руках, то на переминавшегося рядом Дина.
— Странный подарок, — неловко проронил Винчестер, чтобы как-то нарушить воцарившееся молчание. Кас дёрнулся и покраснел ещё гуще. — Интересно, как они называются?