Жаркий поцелуй
Джейсон зашел вчера после школы. Увидев маленькую собачку с длинной золотистой шерстью и ее щенка, он захотел остаться с ними, и Скотти пришлось звонить Буту Кейхиллу и договариваться с ним. В результате мальчик всю ночь просидел на кухне вместе со Скотти и только утром ушел в школу. После школы он появился снова и опять провел весь вечер с Лули и ее щенком.
Скотти взглянула на часы: девять сорок пять. Неудивительно, что оба они совершенно измучены.
Но зато после того как больше суток Скотти и Джеймс вместе боролись за жизнь двух беспомощных существ, они стали ближе друг другу, Лишь когда вечером пришел доктор Мур и сказал, что щенок скорее всего будет жить, они с облегчением вздохнули.
Тогда Скотти и объявила Джейсону, что он может считать щенка своим и должен дать ему имя. Естественно, с одобрения отца. Конечно, за ними еще предстояло наблюдать и ухаживать, особенно за взрослой собакой. Ее организм был совершенно изношен из-за слишком частых вязок и плохого ухода. Она провела всю свою жизнь в тесной клетке с железным полом, принося помет за пометом, получая скудное питание и нечистую воду.
Заметив, в каком состоянии находится несчастное животное, Скотти не находила себе места, задыхаясь то от острой жалости, то от гнева. Кэлом последние два дня руководила исключительно тихая ярость. Первую помощь собаке оказали, но теперь требовались время, терпение и уход. Лули была еще очень слаба.
Недаром на вопрос Джейсона, выживет ли Лули, Скотти уклончиво ответила:
— Все, что мы можем делать, мы делаем — следуем предписаниям доктора Мура. Мы сделаем для нее все, что в наших силах. И для других собак тоже. А пока, молодой человек, — добавила она, переходя на шутливый тон, — тебе пора попрощаться с Лули и Уиннером. Мы обещали твоему папе, что в десять ты будешь дома, помнишь?
— Но…
— Никаких «но».
— Но Уиннеру еще нужно сделать паровую процедуру, и…
— Я сделаю, но только после того, как отвезу тебя домой. Тебе еще несколько дней ходить в школу. А главное, ты так хорошо все делал последние десять дней, что, пожалуй, не стоит теперь все портить.
Джейсон положил осторожно щенка в корзину, слегка подтолкнув его к матери, в тепло ее длинной шерсти, теперь расчесанной и ухоженной.
— Вы не забудете в два часа дать ему лекарство?
— Поставлю будильник. — Скотти погладила мальчика по голове.
— И еще раз утром, в шесть.
— Ты думаешь, мне никогда не приходилось вставать в шесть утра?
Скотти хотела как можно скорее отвезти мальчика домой. И дело было не только в нестабильных отношениях с Бутом Кейхиллом или в ее собственной усталости.
Кэл уехал кататься на мотоцикле, как он делал каждый вечер все последние дни, и уже скоро должен был приехать. К его возвращению она хотела быть уже наверху, в безопасности своей спальни. Будучи очень усталой, у нее не было сил еще и препираться с Кэлом.
С того вечера, когда Кэл готовил на кухне спагетти, прошло уже десять дней. За прошедшие дни они виделись мало, но Скотти понимала, что его неудачная попытка превратить их дружбу в нечто большее вряд ли станет первой и последней. Она слишком хорошо знала Кэла, чтобы предположить, что он мог так легко отказаться от задуманного. Скорее всего он просто выжидает. При одном воспоминании о том вечере ее бросало в дрожь. Более того, Скотти была в ужасе. Она считала, что подобное развитие событий неминуемо должно привести к трагедии. Как только она даст Кэлу понять, что ничего между ними быть не может, потому что не может быть никогда, им придется менять весь свой образ жизни. Либо они будут пытаться продолжать работать в «Приюте у Мод» как напарники, либо один из них «Приют у Мод» покинет.
Скотти просто не могла поверить, что все кончится так ужасно, да еще, может быть, и скоро.
Когда Скотти вернулась, Кэл уже был дома. Всех собак он отправил спать; ее не встречала даже Даффи. Собака оказалась за «детской загородкой», которую Кэл поставил, как и обещал, в дверях кухни, чтобы обеспечить покой Лули и ее щенку. На кухне горел свет, а Кэл… Кэл был у плиты; рядом с ним на столике стояла початая запотевшая бутылка имбирного пива.
— Я решил дать тебе отдохнуть, — сказал он, оборачиваясь к ней через плечо.
Доктор Мур посоветовал им одну процедуру, которую он давно применял при застойных явлениях у щенков. В кипящую воду добавляется немного специальной пахучей мази, и собаку держат над паром. Именно в таком положении Кэл, одетый в джинсы и тонкую батистовую рубашку, и держал сейчас крошечный черно-белый комочек, недавно получивший свое гордое имя.
Скотти положила сумку и пошла поздороваться с Даффи.
Боже, она уже забыла, когда последний раз умывалась и причесывалась, аккуратно собирая волосы на затылке. В новой и потрясающей жизни, которую она теперь вела, джинсы и завязанная узлом рубашка стали ее униформой. О том, когда и как с ней произошли такие изменения, сейчас она неспособна была думать. А уж общаться с Кэлом и подавно. Конечно, он скорее всего устал не меньше ее. Как же ему удается так великолепно выглядеть? Даже с потемневшим от двухдневной щетины подбородком и тоже в джинсах?
Прошлой ночью, когда она и Джейсон сидели на кухне, Кэл тоже не спал. До полуночи прокатавшись на своем мотоцикле, он, не раздеваясь, прошел в гостиную и устроился там на диване перед телевизором, чтобы быть рядом.
Скотти прекрасно видела, как ему хочется принять участие в их делах. Но Кэл и Джейсон все еще держались настороженно по отношению, друг к другу. Мальчик явно не был готов к каким-либо шагам со стороны Кэла, к возможным попыткам подружиться с ним; да Кэл их и не делал.
Естественно, Кэл знал, какую процедуру вчера проводили щенку: не почувствовать резкий запах пара мог только человек, начисто лишенный обоняния. Очевидно, он решил, что сегодня его очередь.
Скотти могла бы спокойно уйти спать. Однако ее как магнитом тянуло на кухню, туда, где над плитой черно-белый щенок с пушистой, похожей на цветок мордочкой уютно лежал на широкой ладони Кэла, помещаясь в ней целиком. Поднимающийся вокруг густой белый пар заставлял его время от времени поднимать усталую головку и чихать.
— Какой славный, правда? — сказал Кэл, когда Уиннер в очередной раз чихнул.
Кэл и Скотти посмотрели на Лули, которая беспокойно шевелилась в своей корзинке, почти плача. Скотти делала все, что могла, чтобы утешить и успокоить собаку. У Лули был очень развит материнский инстинкт; сможет ли она когда-нибудь научиться доверять человеку, оставалось неизвестным.
Когда Кэл снова заговорил, ярость чувствовалась не только в его голосе — гнев сквозил в его жестах, читался в его глазах.
— Что доктор Мур говорит, есть надежда? В смысле, если она поправится, будет ли она когда-нибудь признавать людей?
— Он не знает. Но он говорит, пословица насчет того, что старую собаку новым фокусам не научить, не всегда бывает верна. Хотя состояние очень тяжелое…
Кэл снова повернулся к плите, в то время как Скотти безуспешно пыталась не обращать внимания на то, какие у него ловкие, умелые руки.
— Если ты не возражаешь, Кэл, я бы хотела оставить Лули здесь и сделать для нее все, что в моих силах, даже если потребуются годы и вся моя любовь, на которую я способна… Доктор Мур сказал, что пока рано начинать психологическую реабилитацию, но я… Ты же, наверное, слышал, я стараюсь говорить с ней при каждой возможности, успокаивать, успокаивать, успокаивать… Я уже просто охрипла…
— Конечно, не возражаю.
Таков был весь Кэл. Сердце Скотти переполнилось теплом, она ощутила удивительную близость с ним. Может быть, поэтому мысли, которые она обычно прогоняла, теперь потоком хлынули в ее сознание.
Кэл и его замечательные руки… Вчера он помогал ей вычесывать Лули, выстригать колтуны из ее шерсти и смазывать зиявшие под ней открытые раны. Скотти чуть не расплакалась. И хотя Кэл был расстроен ничуть не меньше, он оставался спокойным и уверенным, добрым и надежным, как всегда.