Хозяйка «Логова»
– Нашла.
– Да. В гостевых покоях, четвертая дверь справа.
– Лазила по сундукам? – нахмурился Тим, предположив самый большой, по его мнению, грех помощницы. В свои десять он о других пороках еще не знал.
– Действительно лазила, – кивнула я. – А в сундуке была… защита очень сильная, так что «Логово» лишилось гостевых покоев, а Гайна всех своих волос.
– Так ей и надо, – подвел итог малец и широко зевнул. – А с комнатой что?
– Закрыта. И в ближайшие полгода вход туда воспрещен.
– Почему?
– Потом расскажу, – пообещала я, уже точно зная, что наплету ему страшную сказку о злом черном лорде и долге, который живому отдать не под силу. Уж лучше испуг в шесть месяцев длиной, чем мальчишеский интерес и смерть; если повезет – быстрая. Я уложила зевающего, но все еще прислушивающегося к разговору Тимку, укрыла его одеялом и потрепала по макушке.
– Поспи еще немного, а потом я завтрак принесу.
Дождалась тихого сопения братца и пересела с растиранием к нашему вояке. Попросила оголить спину и грудь, а он с места не сдвинулся, продолжил допрос:
– Вернулась почему?
– Сато Суо обманул.
– Проклятый искусник мрака! – процедил Тороп сквозь зубы, с точностью распознав в старике одаренного. Уверена, мой названый отец вычислил мага, как только увидел тарийский отряд небритых и немытых. И как всегда промолчал ради нашего с Тимкой спокойствия.
– И чем Суо тебя зацепил? Как заставил вернуться?
– Сказал, что вы остались в «Логове».
– И что с того? Остались бы ненадолго, потом бы выбрались. Я же тебе не раз говорил, нам с Тимкой уйти легче легкого, где бы ни держали, а ты… – И что сказать в свое оправдание? Что меня как дуру развели, сыграли на чувстве страха за близких?
– Я… он…
– Ну! – рыкнул грозно. И я, прикусив губу, глазами указала на спящего в другом углу ребенка. Вояка наш без уточнений все понял. – Ясно. Тебе пригрозили расправой над пацаном, а ты и повелась.
– Но я…
– Все еще в мужиках не разбираешься, – закончил за меня Тороп и укоризненно добавил: – Ничего бы они ему не сделали. Сама вспомни, Асд в прошлую зиму Тимку от медведя спас. А ближе к весне этот… как его? Гилт. Собственноручно набил Тимкиному дядьке морду, за то, что тот на мальца руку поднял. Такие люди служить верой и правдой бесчестному командиру не будут.
– Они не совсем люди… – прошептала я и даже рот прикрыла ладонью. Неужели они не видели, кто их с поля в «Логово» вернул?
– Ты уж не стесняйся, говори прямо.
– Я и сказала. Они совсем не люди, то есть, настоящие нелюди. Один вампир, второй оборотень, с ними маг и…
– Значит, мне не показалось, – прохрипел Тороп и с прищуром посмотрел на меня. – А ты тем более могла бы смекнуть, что нелюди вряд ли будут служить скоту. А раз Дори не скот, то и отряд его отнюдь не свора вшивых псов.
О том, что их принадлежность к хвостатым и клыкастым обнаружилась много позже, я не сказала. Да и нужны ли эти уточнения, если Дори сам непонятно что или кто, и замуж я выйду за его брата.
– Какого брата? – насупился вояка, едва я сообщила об этом.
– Старшего. Таллика. Пять лет назад он затерялся у нас в горах во время первой военной кампании тарийцев.
– Что-то я об этом слышал, а сейчас и не припомню толком. – Поначалу брови его сошлись на переносице, а затем резко взлетели вверх. – Так ты что же, замуж пойдешь? Не боишься, что тот… узнает.
– Скорее всего, я лишь бумаги подпишу.
– Вряд ли! – В дверях нарисовался довольный командир отряда. Мокрый, в давешней рубашке и штанах, единственной одежде, оставшейся от гардероба. – Вставай, одевайся. За потеряшку пойдешь, задним числом.
– Ты же против был! – с недоумением воззрилась я на него.
– Передумал. – Кивком головы Дори поприветствовал Торопа и подскочившего на кровати Тимку, а мне сообщил: – К слову, надень что-нибудь светлое, мы выдвигаемся в храм.
Светлое…
Светлого у меня не было. Ну разве что ночные рубашки и исподнее, и это вполне объяснимо. Когда я открыла харчевню «У ЭлЛорвил», прачечных на заставе не было, гладильных – и подавно, чего не скажешь о повышенной конкуренции в нашем деле. Вот почему для привлечения клиентов я застилала все кровати белым бельем. Но чтобы оно дольше радовало глаз, мне приходилось его вымачивать, выпаривать, отбеливать, отглаживать, а после этого еще и защищать от любителей грязи. Четырнадцать скандалов, девять обещаний отравить, одна попытка поджечь и с десяток – опоить в конечном счете привели к тому, что даже очень уставшие постояльцы вначале принимали ванну, а затем уж лезли в кровать.
Прививание новых привычек местному населению и приезжим было делом нудным, зато прибыльным. Кто побывал в моей харчевне, спать на темном уже не желал, возвращались ко мне и придерживались установленных правил. И хотя на тренировку постояльцев ушло три года, она принесла тройную пользу. Во-первых, на заставе появился спрос на белую постель, а вслед за ним и пара прачечных с гладильными. Во-вторых, я, хорошо поднакопив за это время, приобрела землю близ харчевни и отстроила постоялый двор. В-третьих, излишняя строгость к гостям принесла мне известность в округе. Правда, вместе с ней и прозвище – Волчица. А все потому, что мужики, говоря о лучшей харчевне, первым делом вспоминали хозяйку, и не всегда добрым словом. Долго злилась на мерзавцев, пока Тороп не предложил сменить название, да так, чтоб оно увязало чистоплотность волчицы, харчевню и двор. Так появилось «Логово», знаменитое в округе белой постелью, вкусной едой и доброй хозяйкой, крепко невзлюбившей стирать что-либо светлое и, как следствие, носить.
Помимо светлого, я уж года три как не носила платьев, юбок и блуз, только рубашки, жилеты и штаны, плотные со сложными поясами и застежками. Скользнув взглядом по полкам и вешалкам, поняла – тариец моему выбору будет не рад, но что поделаешь, не все коту масленица.
Стянув с себя охотничий костюм, я долго выбирала между «тепло, но нетрадиционно» и «традиционно, но холодно». И отдала предпочтение первому варианту, логично рассудив, что ради брака с потеряшкой мерзнуть не обязательно, тем более прихорашиваться. Именно поэтому, когда двери храма за нами закрылись и хранитель брачных уз попросил всех присутствующих снять плащи, я оказалась одета, как Дори, в темно-серые плотные штаны и подбитую мехом куртку. Единственное различие: мои пуговицы были латунными, его – медными очень грубой работы, даже дешевой.
– А кто-то говорил о хорошем достатке, – напомнила я.
– Он же просил надеть светлое, – напомнил воин, внимательно осматривая мой наряд. – Если ты сейчас скажешь, что не взяла с собой подходящее к случаю платье, будешь стоять в белье.
Его угроза меня позабавила.
– Зачем? – распахнула я глаза.
– Чтобы по правилам провести обряд, ты должна быть в светлом.
– Ну, в этом случае мое белье тебе не поможет.
– То есть ты в темном?
Я подтвердила сей неприятный вывод простодушным кивком.
– Значит, постоишь в моем, – заявил Дори и, отступив к ближайшей скамье, начал разоблачаться.
Проделывал он это быстро и без стыда – явно сказывалась практика. А потому не обратил внимания ни на удивленного служителя храма, ни на тихие смешки нелюдей, ни на кривую улыбку Сато. То, что я стояла, закусив губу и сжав кулаки, воин явно принял за смущение или нетерпение, но никак не за попытку удержать рвущийся наружу смех.
– Что вы делаете? – вопросил благочестивый Ясмин, когда мой будущий деверь уже сбросил куртку, шерстяной свитер и принялся расстегивать ремень, чтобы, выпростав из штанов рубашку, снять ее и всучить мне.
– Желаю провести обряд по правилам.
– Но мы уже лет двести не следуем старинным обрядам, не раздеваем дев и мужей, не требуем доказательств, – полетело в ответ укоризненное. – Вашим богам не обязательно видеть акт любви между супругами.
– Да нет же! – тариец в раздражении дернул пряжку и произнес, указав на меня: – Я просто хочу надеть на нее светлое…