Проститутки на обочине

Протрубил рог — сигнал, означающий, что можно грабить и насиловать. Она пыталась убежать. Отчаянно сопротивлялась. Царапалась.
Тщетно.
Ей овладели. Пустили по кругу. Потом бросили её тело на корм зверям и птицам.
Ястреб клевал её плоть. И её плоть стала плотью ястреба. И плоть ястреба была пожрана, став плотью другого существа. И так много раз…
Её острые ногти впились в мою спину. Я воспарил…
Я насытился.
Мы избегали смотреть друг другу в глаза. Каждый теперь был сам по себе.
Я слышал, как она плещется в душе. Вымывает из себя моё семя. Принимает ли она противозачаточные?
А может она забеременеть? Проститутки ведь не могут забеременеть. Или могут? Случайно, по недосмотру. Смогу ли я узнать, что у меня есть ребёнок? Вряд ли.
Но что, если она всё-таки забеременеет? Она ведь не сможет работать какое-то время. А у меня появится ребенок, живущий где-то в округе Тендерлойн. Ещё одна жизнь, через яйцеклетки и сперматозоиды унаследовавшая сущности всех предков.
Будет ли это девочка, похожая на мою кормилицу? Женщину с полной грудью. Или это будет мальчик с монгольскими чертами, черноволосый, с пронзительно-чёрными глазами?
Я вышел из комнаты, миновал пруд с золотыми рыбками. А она вернулась на своё место, продолжила совершенствовать маникюр.
Терзающие память воспоминания.
Чёрные образы.
Чёрные когти.
  
Журнал 
Photo
Metro
 
Бамбук.
Бамбук.
Пахнет настоящими джунглями, пахнет гнилью. Миниатюрный бамбуковый лес стоит вокруг джакузи — в зелёных глиняных горшках, расписанных чёрными драконами.
Я увидел, как её золотистое платье мелькает в просветах между бамбуковых стволов.
— Хочешь чаю?
Я протянул руку. Она подала мне чашку, держа её обеими руками. Горячий чай. Какой смысл пить горячий чай, принимая горячую ванну? Всё просто: вам предлагают чай — вы пьёте, это приятно. Чайная церемония. Хотя, она же японка, что она может знать про чайную церемонию? Впрочем, может у неё была возможность научиться. Кому какое дело, в конце концов?..
Она удалилась. Золотистое платье промелькнуло по другую сторону бамбуковых зарослей.
Я снова погрузился в горячую воду. Не спеша, дюйм за дюймом. Пузырьки воздуха щекотали мою кожу. Я опустился на самое дно. Слышал, как шумит насос, нагнетающий воздух в ванну. Ощущал кожей поднимающиеся к поверхности пузырьки. Только пузыри, вода и я. Пребывающие в своём собственном микромире. Триедином. Каждая сущность порождает другую. Без объяснений. Без вопросов. Без размышлений… Самодостаточные. Ещё есть крепкая основа для самодостаточности.
Я вынырнул на поверхность. Из подводного микрокосмоса — в привычное пространство, разделённое на три измерения, под определёнными углами пронизанное  линейным временем.
Всё тот же бамбук. Я посмотрел сквозь заросли и увидел…
Глаза.
Мой дядя Джеймс был одним из выживших в марше смерти на полуосторове Батаан*. По обе стороны тропы, по которой гнали пленных, рос бамбук. Чьи-то глаза наблюдали за маршем из зарослей. Спасали пленников, когда выпадал шанс. Присматривали за Джеймсом.
Стрелы бамбука. Линии, там и сям прочерченные в пространстве. Под разными углами, во всех измерениях. Но не пересекающиеся.
Мы смотрели друг на друга сквозь бамбуковые заросли. Глаза в глаза.
— Ещё чаю? — спросила она.
— Да, пожалуй. Ещё чаю.
Она ушла за чаем. Я слышал её удаляющиеся шаги.
Я уселся на край джакузи. Сидеть на торце твёрдых дощечек было жестко. Неподалёку от джакузи кто-то оставил журнал 
Photo 
Metro. Я потянулся и взял его в руки. Странный выбор для этого места. Почему именно репортажный фотожурнал? Почему не свежий номер Playboy или любого другого порножурнала? Я вообще ни разу не видел здесь порножурналов; вероятно, таковы предпочтения клиентуры. Изысканность? Отсутствие интереса? Или просто потому, что через пару минут вы сможете и увидеть и ощутить реальную женскую плоть. Вам предоставят первоклассный товар. Так к чему суррогаты? Не стоит спешить. Расслабьтесь с картинками из 
Photo 
Metro.
Журнал за октябрь 1984 года предлагал вниманию читателей интервью с фотографом Уильямом Гарнеттом, а также несколько его работ, снятых с высоты птичьего полёта.
Перспектива. Аэрофотоснимки Гарнетта демонстрировали американские ландшафты, обрамлённые линиями дорог, прямыми и извилистыми. Топология прямых и извилистых линий, формирующая целую нацию. Горы, поля, здания — вместе с географическими координатами. На снимках были как отдельные объекты, так и целые массивы. Люди тоже попадались — как едва различимые точки.
Я сидел на краю джакузи, болтал ногами в воде и обливался потом. Если бы мои ноги могли впитывать воду, она просочилась бы по моему телу и выступила каплями сквозь поры на лице. Как если бы я был растением. Чёртовым бамбуком.
Я услышал её шаги. Увидел сквозь бамбуковую поросль, как она подходит. Всё ближе и ближе. А я просто сидел и обливался потом.
Я не сделал ничего. Побоялся риска. И поэтому чувствовал вину. Будь оно всё проклято.
«Прости, Джеймс, я не смог заставить себя прочитать твою рукопись про Батаанский марш смерти и концлагерь в Билибиде. Я написал письма в Сенат, в Конгресс, в архив военно-морского флота. В ответ они прислали мне много разных бумажек, которые следовало считать официальными документами.
Я переслал эти бумажки и твою рукопись некоторым выжившим в Марше смерти. Но я так и не смог заставить себя это прочитать.
Для меня «Батаан» и «Кабанатуанский концлагерь» — всего лишь слова. А ты рисковал жизнью, когда вёл там свой дневник. Но я принадлежу другому времени, для меня эти слова не значат ничего».
Она протянула мне чашку обеими руками. Я принял чай, выпил его одним глотком. Всё, я уже был сыт по горло чайной церемонией.
Невозмутимое лицо, обрамлённое чёрными волосами, миндалевидные глаза.
— Хочешь, сделаю массаж?
Кодовое обозначение секса. Обычные слова, сложенные в обычную фразу. Ни для кого не секрет.
Я дотянулся до своей одежды, достал бумажник. Одежду я держал поблизости, чтобы была у меня на виду. Так оно спокойнее.
Она убрала деньги в кошелёк, кошелёк положила на скамейку. Затем через голову сняла с себя платье, свернула его и положила поверх кошелька. После этого она скользнула ко мне в джакузи. В тесное цилиндрическое пространство. Мы касались друг друга; меня соблазняли мокрые пряди её волос.