Trust me (СИ)
Уснуть так и не вышло, но потянуть время, пялясь в потолок, — вполне. Удалось настолько, что когда Томас оторвал-таки зад от дивана, на часах было около шести. Он еще ходил по квартире какое-то время, глазел на струящиеся по стеклам прозрачные холодные дорожки, затем ждал доставки маффинов, которыми время от времени себя баловал, заваривал кофе, периодически сверяясь с замысловатым рецептом в гугле, вытирал убежавшее молоко с плиты и, в общем, совершал все те действия, что могут хотя бы как-то отвлечь мозги от ненужных мыслей и предотвратить их от заполнения излишними граммами меланхолии.
Когда он допивал последние капли еще не успевшего остыть кофе, по квартире прошелся неожиданной частой трелью дверной звонок. Томас просидел пару мгновений недвижимо, словно пытаясь увериться, что не ошибся, и некто по снаружи нажал на кнопку у входа снова, заставляя брюнета вздрагивать и воровато оглядываться. К нему некому было прийти в этот вечерний дождливый час, когда даже само небо, какое-то особенно темное, промокло насквозь, а облака можно было выжимать, как тряпку. Томас еще некоторое время дожидался финального, третьего звонка, а затем потопал открывать, нарочно громко шаркая по кажущемуся холодным до ужаса полу голыми пятками.
***
Чинить транспортные средства в дождь люди не хотели. За весь день в мастерскую мистера Гилмора заехала от силы пара-тройка особо отчаявшихся человек, у которых было слишком мало денег для оплаты требуемых услуг, но слишком много озлобленности и грубости. Их пришлось выпроводить несмотря на протесты и уже не пугающее «Вы вообще знаете, кто мой отец?». Все остальное время босс и подчиненный просидели в гараже на излюбленных креслах. Мистер Гилмор безуспешно учил Ньюта играть в покер, скормил ему остатки жареной курицы с белым хлебом, на корочке которого образовалась тонкая пленка плесени.
Дождь шумел без остановки и, казалось, мог легко пробить крышу тяжелыми каплями. Кое-где она протекала с незапамятных времен, но поскольку дожди случались редко, о починке ее заботились мало.
Позже Ньюту прислали смс со словами, что сегодняшнее занятие перенесено на пять часов, хотя на самом деле должно было начинаться в два, что автоматически значило, что дома блондин появится около девяти, если не позже. Босс, собиравшийся было закрываться раньше, посидел вместе с Ньютом лишний час ради приличия, а потом оставил ему ключи и объяснил, куда именно их спрятать, чтобы завтра, если вдруг Гилмору захочется прийти на работу раньше обычного, не пришлось искать Ньюта по всему городу. Мужчина вышел в дождь, неумело укрываясь своей потрепанной кожаной курткой, еще хранившей запах минувших двадцать лет назад чудных субкультур, оглянулся на подчиненного, косо подмигнул ему, хрипло пожелал удачи и направился в неизвестную сторону. Ньют провожал его взглядом, навалившись плечом на мокрое железо ворот и ловя высунутым совсем немного кончиком языка капли. Гроза с ее ужасающим громом и ослепительно-белыми трещинами молний возвращала в голову ненужные воспоминания, от которых Ньют, казалось бы, уже избавился. Точнее, не избавился, а уже не зависел.
Или хотя бы думал, что не зависел.
Холодно. Капли бьют по куртке, рукам, лицу. Волосы лезут на лоб скользкими змееподобными лентами, но смахнуть их нельзя: Ньют боится выпускать руль из рук несмотря даже на то, что спокойно проделывал этот трюк сотни раз до этого и наверняка проделает когда-нибудь снова. Повсюду — фары, брызги из-под колес, где-то вдалеке — едва слышимые гудки и, кажется сирены. Небо похоже на огромный затонированный дочерна стеклянный купол и трескается от учащающихся молний.
Ньют успевает только глянуть в сторону. Еще одна вспышка, что приближается неумолимо. Пара испуганно вытаращенных под шлемом глаз смотрит на блондина, как на дьявола в человеческом обличии. Скрежет тормозов. Глухой удар. Дыхание выбивает из груди вместе, кажется, с легкими. Ньют вылетает на асфальт, стукнув по нему черепом, и морщится. Байк валится сверху, ногу сковывает дикой, раздирающей плоть зубами болью. Спустя мгновение, показавшееся вечностью, все меркнет, и боль отступает. Или Ньют попросту не чувствует ее более.
Ньют скривил губы, зажмуривая на секунду глаза и прогоняя непрошенные изображения. Воспоминания выглядели четкими, как никогда, словно пережитые пару часов, а не практически год, назад. Невыносимая боль по всему телу и головокружение, больше похожее на попадание в безумно быстрый водоворот, вспоминались настолько безошибочно и точно, что их наверняка можно было снова почувствовать. Мозгоправ дал этому какое-то мудреное название, которое блондин даже не потрудился запомнить. Какой-то особый тип боли. Зарождающейся в голове и расходящейся по телу настоящими, осязаемыми импульсами, застревающими в клубках нервов.
Ньют не хотел доводить себя до такого. Не хотел съезжать с катушек. Он поежился, натянув рукава толстовки до кончиков пальцев, и скрестил на груди руки. Часы на слегка гнутом столбе — следствии либо пьяной езды, либо неосторожности, либо полной узколобости — показывали без двадцати четыре. Тридцать минут на дорогу до центра, где проходили курсы. Итого еще практически час на валяние дурака и попытки совладать с появившимися неизвестно откуда страхами. Которые разрывали внутренности и заливали все вязкой, мерзкой кровью.
Лицезреть грозу и проверять нервы на прочность он больше не мог. Потому развернулся на пятках, зябко вжав голову в плечи (разве ты не должен был привыкнуть к этому после двадцати одного года в Англии, Ньют?), и поковылял вглубь гаража, где они с Гилмором доедали курицу несколько минут назад.
Ньют мерз. Телефон медленно, но верно умирал и извещал об этом назойливым, требовательным писком. Гроза перекрикивала и съедала любые звуки извне, и блондин оставался наедине с громом и скрипом тщетно пытающихся захлопнуться из-за ветра ворот. Настоящий фильм ужасов, если бы только светло не было.
Какой-то совсем задрипанный фургон с глупыми кривыми цветочками на боку, облупленными, смахивающими на рыбью чешую, притормозил у обочины. Водитель, вытягивая по-гусиному длинную шею в открытое окно, вглядывался в мрак гаража и то снимал, то надевал очки обратно на переносицу с заметной горбинкой. Ньюта, растянувшегося в кресле, из которого происходящее на улице было видно, как на огромном экране в кинотеатре, он не замечал. Прошепелявив что-то неспособное превратиться в разборчивые слова, он шевельнул верхней губой, изображая трудную для описания эмоцию, завел слышимо больной мотор и покатил дальше. Ньюту не было до него дела. Он провожал утерянного клиента маловыразительным взглядом, прикусывая зубами неприлично отросший ноготь на указательном пальце. Тому парню даже замена движка не поможет. Только сдача этой рухляди на металлолом.
В детской забаве считать проезжавшие мимо автомобили (двадцать четыре) и ассоциировать их цвета с героями из мультфильмов и комиксов время пролетело гораздо быстрее, чем предполагалось. Ньют даже ойкнул, осознав, что может припоздать немного. Он непомерно долго прятал ключи в трещину под воротами — все, как объяснял мистер Гилмор, — где их нельзя было увидеть, но можно было достать, если знаешь, куда именно совать пальцы. Хотя, глядя на крошечную прореху между землей и воротами, Ньют начал сомневаться, что боссу удастся пропихнуть туда свои сардельки.
От дождя удалось спрятаться внутри длиннющего, на удивление почти пустого автобуса, где Ньют примостился в дальнем углу, вальяжно закинув ногу на ногу. Телефон продолжал пищать, в колонках визжала совсем дешевая, чуть ли не царапающая барабанные перепонки попса, худой старичок сидел поодаль с каменным лицом, даже не двинувшись ни разу за время поездки (Ньют бы не удивился, узнав, что он даже глазными яблоками не крутил). Руки его, сморщенные, с выступающими венами, выглядящие, как кора давно высохшего дерева, были сцеплены в замок. Под конец голову Ньюта не покидал образ восковых фигур, виденных единожды в музее мадам Тюссо, куда их водили в школьные годы. Может, этот чувак на самом деле всего лишь случайно забытая фигура, и, если до нее дотронешься, почувствуешь что-то неживое и холодное под пальцами?