Trust me (СИ)

— Да ладно, — Томас дернул одним плечом, беззаботно хмыкая. — Я, честно говоря, подумал, что выбесил тебя чем-нибудь, и поэтому ты по-быстрому решил дать деру. Вот и пришел… Типа вину загладить и все такое, — брюнету было дико неловко это говорить: он не знал, куда деть глаза, и бегали они у него бешено, пока в конце концов не остановились где-то на носу Ньюта. — А на твоих тараканов мне как-то по боку. Они же твои, вот и возись с ними сам.
Ньют посмотрел на него пристально-пристально, словно пытаясь уличить во лжи. Но нет, Томас сканировал его лицо, улыбаясь одними глазами так, что не поверить ему было невозможно. Они оба строили из себя виноватых. Мило. И Томас по крайней мере блестяще делает вид, что действительно не беспокоится из-за поступка Ньюта и не пытается найти в нем не особо приятную для себя подоплеку.
— Я бы тебя даже на порог не пустил, если бы ты меня чем-то выбесил, — Ньют снова попытался улыбнуться. На этот раз получилось вполне сносно, но немногим лучше, чем в дверях дома. — Нет, правда, спасибо. За заботу. Томми, — то, как он отделил слова друг от друга, то, как произнес «Томми» после короткой паузы, будто раздумывал некоторое время, стоит ли вообще говорить это, вышло до того нелепо, что Ньют не мог не скривить губы и спрятаться снова за ворот свитера.
— Это дружеское беспокойство, — поправил Томас, словно разница между заботой и дружеским беспокойством была огромная, как у антонимов, — но пожалуйста. Рад стараться. Ну, и знать, что ты на меня не обижаешься ни за что и все такое.
Ньют не хотел бы, чтобы все переросло в долгую беседу по душам (да, он сбросил так называемый груз с плеч, ему стало легче (на порядок легче), но продолжения концерта он попросту не выдержит), как в мелодрамах, но дело, кажется, к тому и шло. Оставалось только подобрать под себя ноги и сжаться всем телом, как ежик, защищаясь от неизбежного. Но Томасу и самому, по-видимому, не улыбалось выяснять отношения, плеваться друг в друга преувеличенно красивыми метафорами или вести себя, как подросток, слишком остро все воспринявший: он запустил руку в волосы — пряди при этом, как темные змейки, побежали меж пальцев — и отрывисто выдохнул.
— Тебя с курсов не попрут за пропуски? — Ньют ограничился медленным, безучастным поворотом головы из стороны в сторону, но, подумав немного, хрипло добавил:
— Я позвонил им. Сказали, чтобы был готов к следующему зачету, а практику они мне простят. Как способному ученику, все дела, — Ньют помедлил, глянул на все еще стоящего посреди комнаты Томаса. — Хочешь что-нибудь? У меня пиво есть.
— Не, я за рулем.
— Какой законопослушный, однако, — Ньют ухмыльнулся, оборачивая вокруг тела плед и шатко поднимаясь на ноги.
— Не каждому выдается шанс покататься на байке и поплевать на правила, — Томас пошел на кухню за Ньютом. Не спрашивая, зачем и для чего. Просто пошел. — Кстати, у тебя тоже были волосы длинные? — на удивленно вскинутую бровь на повернувшемся к нему лице Томас отреагировал пожатием плеч. — Не, просто на каждой фотке у этих дядек бороды до пупка и волосы до задницы. Ты тоже мужеподобной русалочкой был?
— Можно сказать и так, — Ньют закатил глаза, взял со встретившейся на пути полки стопку пыльных, но на вид совсем недавно сделанных фотографий, бегло просмотрел ее всю, вытянул один прямоугольник, некогда сложенный пополам, и отдал Томасу.
На фотографии Томасу в глаза сразу бросился Ньют, но вид у него был несколько другой. Более незнакомый и чужой. Сейчас выражение лица у блондина было на порядок дружелюбнее и приятнее: не было старившей его на пять лет щетины, которую не сбривали специально, а не из-за лени, губы не кривились в жутком подобии улыбки, скулы не выступали так отчетливо. И не было прямых длинных светлых волос, свисавших ниже груди. Томас присвистнул, отпуская какой-то комментарий, на что Ньют толкнул его в плечо (по-прежнему сохраняя неприкосновенность тех самых рук).
Блондин подошел поближе к Томасу, наклонил голову, вглядываясь в фотографию, и забавно хмыкнул, как старик, вспоминавший кутежи молодости. Он указал пальцем на темнокожего парня, приобнявшего раннюю версию себя за плечи, на которого брюнет поначалу внимания не обратил. Если Ньюта на фотографии можно было назвать мускулистым и крепким, то этот вполне сошел бы за ходячую скалу.
— Алби, — коротко выдохнул Ньют и внезапно закашлялся, прикрывая рот ладонью. — Тоже байкер.
— Если бы ты не сказал, я бы подумал, что это просто какой-то качок с улицы, — Томас увернулся от очередного кулака, метившего куда-то в руку. Алби действительно не вписывался в устойчиво сложившийся в голове Томаса стереотипный образ любителя мотоциклов: ни кожаной куртки, ни хотя бы татуировок, вместо длинных волос - обритая, как у солдатов, голова. Да и выглядел этот незнакомец не на сорок, а на приблизительно двадцать.
— На самом деле мы довольно близко общались. После того, как я попал в аварию и решил валить из клуба, он убедил остальных собрать мне деньжат. Хотя это как бы не практиковалось никогда. Мне эта сумма при переезде неплохо помогла. Он хороший парень. Правда, грубый немного, но кого этим сейчас удивить можно?
— А тебе идет, кстати, — Томас посмотрел сначала на фотографию, а потом на Ньюта, чья короткая шевелюра казалась отныне жалкими обрубками. — Ну, с волосами такими.
— Может, отращу когда-нибудь. Мне в принципе так тоже нравилось.
Ньют все уговаривал Томаса выпить хотя бы стакан пива, но брюнет оставался непреклонен. Уверял, что охотнее заедет на выходных на общественном транспорте и накидается чем-нибудь покрепче. Говорил это скорее для галочки, нежели серьезно. Ньют почему-то знал: не заедет ни за что. Не захочет навязываться.
Темнело все стремительнее. В окна заглядывали сферы фонарей, мимо проплывали бесформенные силуэты людей, слышался чей-то смех. Жизнь словно протекала мимо, оставляя двух вновь разговаривающих ни о чем парней вне происходящих событий. Ньют устало положил голову на руку и слабо покачивался. Глаза его при этом смотрели слепо и без какого-либо интереса.
— Про ту девку сегодня говорили, — неизвестно зачем Ньют снова завел этот разговор. — Которая убиться хотела. До сих пор в коме, но врачи предполагают квадриплегию.
— Жуть, — отозвался Томас.
— Я бы на ее месте просился на эвтаназию. Потому что нахрена оно надо — чтобы кто-то подтирал тебе зад и кормил через трубочку?
— Лучше жить так, чем не жить вообще, — Томас нахмурился, стиснул губы и опустил глаза на стол, водя по нему салфеткой. — Она же еще молодая совсем, столько всего увидеть можно.
— Много ты посмотришь, когда даже шеей вертеть не можешь, — Ньют заметно дрожал и все кутался в свой плед, напоминая живую мумию. Даже цвет лица подобающий был. — А ведь если бы она понимала, что жизнь смертью того чувака не заканчивается, пожить бы нормально успела. Не понять мне этого.
Томас ничего не ответил и перестал возить продырявившуюся салфетку по столу. Словно онемел на мгновение, попытался было сказать что-нибудь, но отказался от этой идеи сразу же: захлопнул приоткрывшийся самую малость рот и спрятал за ладонью. Пальцы у него были до того длинные, что доходили до уха.
Несколько раз они пытались восстановить утерянную нить разговора, обсудили вчерашний ливень, поговорили о Гилморе и еще чем-то отвлеченном, просто занимая время, которого у Томаса, как оказалось, было не так много. И когда брюнет, оторопело выпучив глаза, увидел, что время приблизилось к десяти, рассчитал в голове, что до дома ехать как минимум полчаса, он спешно засобирался. Хотя, по правде сказать, собирать ему нечего было: только накинуть рюкзак на плечи.
Последующие минут десять Ньют помнил туманно. Томас давал какие-то забытые ранее наставления про лекарства, желал блондину скорейшего выздоровления и вообще выглядел капельку счастливее, чем в то мгновение, когда стоял на пороге дома и спрашивал, можно ли войти. Наверное, извинение Ньюта все-таки подействовало, у Томаса отлегло от сердца, винить себя было не в чем и в целом все складывалось замечательно.