Mascarade (СИ)

Впрочем, это всегда было для него скорее развлечением, нежели работой. Так что невелика потеря.
— Я всегда знал, что ты — безответственный кретин, Винс, — когда Пол разговаривал с ним таким тоном, Винс начинал ощущать себя провинившимся школьником, и притом отличником с комплексом вины в нагрузку. — Но из уважения к твоему отцу я всё же принял тебя на работу, затем и вовсе сделал начальником главного офиса, закрыв глаза на все твои финты… Черт возьми, Винс! На тебя жалуются даже твои подчиненные!
— Вот как? Можно узнать, кто именно? Непременно накину пару сотен сверх оклада! — искренне умилился Блэкстоун. — Послушай, Пол… Они, конечно, жалуются, но все же делают то, что я им велю, в результате чего мы получаем прибыль сверх ожидаемого…
— Или убытки сверх положенного, — ехидно оборвал Пол.
— Ну-у… не буду отрицать. Жизнь, к твоему сведению — совокупность не только постоянных, но и переменных величин…
— Вот только избавь меня от своей демагогии!
Пол был начальником Винса, в чьем кресле он сейчас вполне неплохо устроился. Ему на днях стукнул сорок один год, он счастлив в браке и имеет двух замечательных детишек — мальчика и девочку. Этакий типичный образчик американской мечты. Стоит ли говорить, что Полу никогда не понять даже вечно не заправленной рубашки Винса, что уж говорить о принципе финансовых вложений?
— Ладно тебе, Пол! Не будь занудой, я всё отработаю…
— Конечно, Блэкстоун, ты все отработаешь. Если не хочешь вылететь из фирмы, то оплатишь из своего кармана — что-то дороговато нам обходятся твои брокерские эскапады!
Винсент лишь пожал плечами — сумма не маленькая, но сильно по его бюджету не ударит. Он мог бы не работать вовсе, однако пытался установить в своей жизни хоть какой-то порядок. Ну, и заодно не загнуться от скуки.
— Отлично. Рад, что мы друг друга поняли. А теперь вышел из моего кабинета и поехал за вещами.
— Уилсон, скажи на милость, зачем мне вещи? — осторожно поинтересовался он, поднимаясь на ноги. Пол прошел мимо и сел в освободившееся кресло.
— Ты предпочитаешь ответ «Командировка, Винс», или же «Глаза б мои тебя не видели, Винс»?
— Твой тонкий намек мне понятен. Но кому же выпадет честь занять мое место?
— Пейдж справится, я думаю. У нее есть кое-какой опыт, а уж дополнительная практика не помешает.
— Отлично! Но учти: ты еще пожалеешь, что сплавил меня… Кстати, куда сплавил?
— В Сан-Франциско. Поработаешь там, может даже чему-нибудь научишься.
— Я же специалист с многолетним стажем — чему я там смогу научиться? — Винс выразительно приподнял брови и смерил своего начальника уничижающим взглядом.
— Нет предела совершенству! — Пол демонстративно уткнулся взглядом в газету. — Свободен, Блэкстоун!
Блэкстоун изобразил крайнюю степень оскорбления, после чего соизволил покинуть кабинет. Пол же покачал головой, хмуро глядя ему вслед:
— Почему Пейдж так любит парней с приветом?
— Эй, Винс, — Пейдж нагнала его на полпути к выходу. — Сегодня уезжаешь?
— В так называемую командировку? О да, — Винс выразительно фыркнул. — Я знаю: Пол решил прикончить меня таким оригинальным способом. Они же ни черта не делают, пока кого-нибудь не пришлют! Если героически погибну под тонной внезапно обнаружившихся отчетов, то похороните меня в хорошем костюме и привлекательной позе, хорошо?
— Будет сделано! — засмеялась Пейдж.
Пейдж Уилсон — младшая сестра Пола, пять лет назад получила брокерскую лицензию. Привлекательная брюнетка двадцати семи лет, не обремененная особой тактичностью и не скрывающая своего интереса к Винсу, чего последний старательно не замечал. Он вообще старался не замечать, что Пейдж — женщина; в общении с Блэкстоуном это не способствовало налаживанию отношений.
— Не в обиде, что я займу твое место?
— О чём ты, Пейдж? Это же временно.
— Кто тебя знает? — Пейдж усмехнулась. — Может быть, ты там насовсем останешься? В прошлый раз почти на четыре месяца застрял… Сан-Франциско с его туманами и ценами на недвижимость… И что ты в нём нашел? — последняя фраза была сопровождена подозрительным взглядом.
— Действительно, что же я в нём нашел? — Блэкстоун мрачно усмехнулся и открыл дверь своей машины. — Ты на колесах?
— Разумеется.
— Тогда до связи. Уж не знаю, когда увидимся… Чувствую, в этот раз я попал в немилость на солидный срок!
— Ну, Винс, мы же знаем, какой наш Пол душка! Я постараюсь, чтобы он сменил гнев на милость в кратчайшие сроки.
— Что ж, вся надежда на тебя. Не скучай!
Винсент уехал. Пейдж еще некоторое время стояла на стоянке, скрестив руки на груди. У нее были свои причины не одобрять этой поездки, но было наивно представлять эту причину инфантильной грудастой красоткой. Очень наивно.
13 июля, 2002 год
Гектор испуганно приподнял голову, когда зазвонил домашний телефон. Я тоже чуть не рухнул на пол — на этот телефон звонят раз в триста лет; притом каждый второй просто ошибается номером.
— Слушаю.
— Добрый день… могу я… Альфред, это ты?
Мой разум легко мог идентифицировать этот голос. Но отказывался.
— Мама? — нерешительно спросил я, все еще сомневаясь.
— Алфи, дорогой, как же я рада тебя слышать! — мне показалось, что она плачет. Остается только надеяться, что действительно показалось.
— Я тоже, мам … откуда у тебя этот номер?
— Номер… — ее вздох отозвался в трубке шелестом. — Джейк звонил, он и дал твой номер. Он всё рассказал… сказал, что ты стипендиат Калифорнийского Университета, да еще и успеваешь работать по вечерам.
Работать по вечерам. Работать по вечерам! Значит, Форестер не сказал ей всю правду.
— Как ты там?
— Нормально. Сдал экзамены, перехожу на третий курс… Не волнуйся — я уже давно не ребенок и вполне способен жить самостоятельно.
— Я это понимаю, Алфи, — в голосе матери едва ощутимо проступали просящие нотки. — Но знаешь… Эдвард не против, чтобы ты вернулся. Он доволен — не ожидал, что ты сможешь добиться чего-то самостоятельно. А уж тем более того, что ты без его помощи…
— Не стоит, мам, — я даже не стал скрывать раздражения в голосе. — Этот разговор не имеет смысла.
— Почему не имеет смысла? Зачем тебе эта кошмарная Америка, дорогой? Возвращайся домой, я тебя прошу!
Слишком много неуместного трагизма было вложено в эти слова. И даже в построении фраз было что-то новое, чуждое мне. До меня вдруг дошло то, что даже не пришло бы в голову пару лет назад. Она просто пытается мной манипулировать… Моя мать, которую я всегда считал прекраснейшим во всех смыслах человеком, играет на моих чувствах, словно бы известный пианист на рояле в Карнеги-холл.
— Нет уж, спасибо. У меня своя жизнь, у вас — своя. Если господину Стоуксу угодно, чтобы я вернулся, что ж… Для удовлетворения его амбиций имеется старший сын.
— Альфред, что ты такое говоришь? Я понимаю, что ты обижен! Твой отец — не самый легкий в общении человек. Но вне зависимости от этого мы ведь одна семья… Ну же, скажи хоть слово!
Теперь я понимаю, что пошел в мать не только внешне. Так управлять интонациями голоса, так точно подбирать слова для манипуляции собеседником — да Стоуксам и не снилось!
Но потому-то мы и из одного теста, что не ведемся на такую приманку. И тем более на всяческие бабские фокусы.
— Могу сказать только одно: это в корне неверная стратегия — бить на жалость. Как ты могла заметить, я уже не ребенок, и в матери не нуждаюсь.
— Ты изменился, Алфи. Никогда не замечала за тобой подобного эгоизма.
Я лишь горько усмехнулся. Играть на чувстве вины? Черт ее возьми, мне же не десять лет. Изменился? Что ж, эти изменения стоили мне немалого количества нервов и гордости.
— Я думаю о других, мам. Поэтому и не вернусь. Не звони мне, если снова решишь позвать обратно. И он пусть тоже не… хотя о чём я? В общем, ты меня поняла.
Попрощавшись, я положил трубку и тоскливо уставился на телефон. Я всё понимаю: мать меня любит и хочет, чтобы я вернулся. Но эти женские ужимки — чистой воды подлость.