Подлунное Княжество (СИ)

— Время покажет, — философски заявляли те, кто уставал строить предположения.
Время показало… Но совершенно не то, чего ждали многочисленные сплетники. Не то о чём мечтали влюблённые… 
* * *
Ратибор проклинал дурацкие обычаи — родительское благословение, выкуп невесты у подруг, трёхдневное застолье в отчем доме каждого из вступающих в брак. Зачем нужны эти чёртовы обряды двум любящим сердцам, спрашивал он себя. Из подсознания всплывало затянутое паутиной и покрытое мхом слово — традиция. Всадник возненавидел традиции. Почему человек паривший на крыльях счастья, должен обязательно рухнуть в пучину отчаяния? Судьба… Ратибор отказался подчиняться судьбе. Зачем гибнут ни в чём неповинные люди? Война… Всадник объявил войну войне. Он поклялся мстить — бескомпромиссно и безжалостно. Какая может быть жалость в мире, где его лишили счастья?!
Всё было потом, а тогда, за месяц до Праздника Собранного Урожая, пьяный от счастья Ратибор провожал Злату в Моховое. Родители девушки обо всём знали. Благословение было пусть необходимой, но формальностью. За неделю до праздника всадник с друзьями (Сиггурд согласился исполнять роль отца, рано осиротевшего Ратибора) выедут в сторону Мохового. Трёхдневное застолье в доме невесты, затем Красоград — три дня в казарме… И они принадлежат друг другу! До самой смерти, и даже после, как говорит во время обряда жрец Калаша. Ратибор сгорал от нетерпения, дожидаясь заветного дня.
* * *
Сообщение о войне пришло внезапно. В один день армия Справедливого перешла восточную границу почти на всём протяжении. Вчера гонцы наместников сообщали, что нет никакой опасности, а сегодня собранное ими ополчение бежит под натиском мятежников. Подмога из Поморья и других западных провинций, выступившая к столице только с началом осенних дождей, безнадёжно увязла на раскисших дорогах. Справедливый прислал к Яромиру гонца с требованием освободить несправедливо занимаемый им трон.
Гонца посадили на кол; всадники и столичное ополчение готовились выступить навстречу стремительно продвигающемуся войску самозванца… Сиггурд с началом военных действий вытребовал место в отряде. Князь доверил ему подразделение разведки. Северянин взял Ратибора себе в помощники.
Всадник воспринял разгоревшийся конфликт, как досадную помеху отодвинувшую сроки свадьбы. С другой стороны это даже неплохо: отличится в предстоящих битвах, чтобы с гордостью поглядывать на родню невесты, после разгрома Справедливого. В победе Ратибор не сомневался. Да и в чём можно было сомневаться.
Всадник думал об этом, присутствуя на допросе взятого ночью языка. Мятежник отведавший смоченного в соляном растворе кнута и познакомившийся с раскалёнными щипцами, рассказывал обнадёживающие вещи. Наместники, преодолевшие ступор первых дней войны, пытаются наладить оборону городов… Отрадно, что и простой народ сопротивляется банде самозванца. Вон в каком-то селении сотня крестьян, вооружённых кто чем, во главе со старостой, двое суток сдерживали конные отряды бунтовщиков… Молодцы! Жаль конечно, что сгинули, но на то и война… Старосту на дверях дома распяли, живот распороли и оставили умирать. Дочь его, чтобы избежать лап мятежников облилась огненной жидкостью, схватила факел, сама себя сожгла… Храбрая девушка… Её тоже, наверное, кто-то любил… 
— … запамятовал я, как та деревня прозывается, — шамкал разбитыми губами мятежник. — Неказистое название такое… Вспомнил! Моховое! Надолго мы там застряли… 
Ратибор сперва не понял, почему головы присутствующих в комнате всадников повернулись в его сторону. И от чего они все так странно смотрят? Память автоматически перемотала назад слова мятежника. Моховое… Староста… Дочь… Злата!!!
— Нет! — прошептал Ратибор.
Светильники в комнате, вдруг начали подпрыгивать и кружиться, ноги стали ватными. Всадник опустился на лавку. В мозгу вспыхнула ярко-красная точка, плюющаяся отточенными молниями ярости. Ратибор задыхался. Предметы обрели чёткие очертания… даже слишком чёткие. Мышцы, кости, всё тело налилось нечеловеческой силой, всадник чувствовал, как глаза вылазят из орбит, а во рту закипает слюна.
— Ты врёшь, собака! — прорычал Ратибор, который сейчас больше походил на обезумевшего волкодлака.
В следующее мгновение он вскочил на ноги и, разнося в щепки, попадающиеся на пути лавки и табуретки, кинулся к мятежнику. Всадники, застыв от ужаса, смотрели, как Ратибор всадил кинжал в горло ничего не понимающего разбойника, метнулся к двери, снёс её с петель бросился к конюшне.
Седлать коня, нестись в Моховое, узнать, доказать что проклятый мятежник врал! Провожаемый испуганными взглядами лошадиных глаз, Ратибор искал стойло своего коня. Он метался от стены к стене, не в силах вспомнить место, где стоит быстроногий товарищ… 
— Зачем ему было врать? — голос странно знакомый. Ратибор замер на месте, обшаривая невидящими глазами пространство конюшни. Сквозь чёрно-красное пламя ярости ему удалось разглядеть дверной проём и тёмную фигуру. Всадник угрожающе зарычал.
— Она мертва, и ты знаешь, — произнёс постоянно меняющий очертания силуэт. Ратибор хотел броситься на лжеца и разодрать его в клочья, но в это мгновение в мозгу опрокинулось ведро холодной воды. Пламя ярости утихло. Ратибор понял, что говорящий прав. Златы больше нет… 
Всадник чувствовал как уходит его сила. Как умирают его желания. Как увядают чувства и мечты. Ноги снова стали ватными. Ратибор упал на колени, упёрся руками в разбросанное по полу сено, поднял утратившее краску лицо к потолочным балкам. Вой, хриплый вой смертельно раненного зверя, вырвался из груди Ратибора… Кони испуганно шарахнулись в стойлах, паническое ржание заглушило крик лишившегося всего всадника.
— Выступаем через три дня, — Сиггурд подошёл к лежащему на полу, когда стих адский гимн скорби. — Отлежись пока дома… 
Отлёживаться Ратибор не смог. Он не помнил этих трёх дней. Да и вообще три их прошло или намного больше, пока невменяемый всадник переходил из одной пивнушки в другую, ввязываясь в драки и затевая ссоры, желая нарваться на лезвие ножа или удар кистеня, обретя таким образом успокоения, которого уже не мог получить от хмельного пойла.
* * *
Очнулся он в грязной каморке где-то в трущобах Красограда от мощного удара в челюсть.
— Мальчишка! — Сиггурд стоял над поверженным учеником, потирая кулак. — Вместо того, чтобы отдать тебя под трибунал, я изворачиваюсь перед князем и рыскаю по всяким помойкам! Сопляк! Мёртвых не оплакивают — за них мстят!
Ратибор кое-как вскарабкался на скамейку. Сиггурд присел рядом.
— Тяжко? От такого пойла и сдохнуть можно, — он отстегнул с пояса флягу. — Вот, глотни и чтобы к полудню привёл себя в порядок!
Ратибор долго смотрел на флягу, потом в глаза наставнику, внезапно он уткнулся лицом в меховую куртку северянина.
— Она мертва, Сиггурд…  — услышал бурзумец прерываемый рыданиями шёпот.
Северянин неуклюже погладил грязные после проведённых в притонах ночей волосы Ратибора.
— Держись, мальчик… Ты только начинаешь жить в этом мире. Ты не успел привыкнуть, что поцелуи Хель здесь вещь более обычная, чем благосклонность Фрейи, — впервые за многие десятки лет голубые глаза Сиггурда стали влажными… 
* * *
Ратибор сидел на поляне, куда занёс его змей, раздавленный тяжёлыми воспоминаниями. Чёрт возьми, сколько сил и времени понадобилось всаднику, чтобы, нет, не избавиться, а хотя бы приглушить душевную боль, и вот, пожалуйста — один необдуманный поступок озёрной девчонки и всё вернулось. Ратибор не злился на Кувшинку, у него не было сил, но подобно голодному волку его сердце глодало ощущение того, что он до сих пор не наказал главного виновника своих бед. Не будь Мериддина, не выросла бы сила мятежников, не разгорелась бы война, не погибла бы Злата, не распалось бы Подлунное… Хотя… Зачем себя обманывать? Из-за развала княжества юный всадник вряд ли обрёк себя на лишения и опасности, устроив гонки с коварным чародеем, перескакивая из страны в страну, из Мира в Мир. Что значит судьба государства, когда на другой чаше весов жизни близких людей — товарищей по отряду, Сиггурда, Златы… Ратибор не мстил за гибель Подлунного, но смерть отдельных его граждан прощать не собирался. Будь у Мериддина сотня жизней — всадник готов забрать их все, одну за другой, выбирая самые изощрённые и мучительные способы.