Спящая красавица

— И для чего именно мне это нужно?
— Золото и деньги.
— Я привез золото домой...
— По версии Филиппа, это была очень выгодная экспедиция. Если ты избавился от остальных членов экспедиции еще до того, как они прибыли в Кейптаун, где в твоем распоряжении оставалось почти десять тысяч фунтов...
— Десять тысяч фунтов! — Джеймс кинулся к ней. — Мы не располагали деньгами даже для того, чтобы нанять солдат, когда корона согласилась на военный эскорт. Мы собирали по крохам...
Николь подняла руку.
— Ты не должен ничего мне объяснять.
— Я должен, если ты ему веришь.
— Я не верю, но Найджел поверит. А это гораздо хуже.
Джеймс набрал побольше воздуха в грудь, стараясь успокоиться.
— Продолжай.
— Кроме того, Филипп хочет отправиться в Африку с Найджелом. Он пойдет сам, уверенный, что знает, где ему нужно искать. И не будет защищать вакуа. Филипп хочет получить их золото. Хочет найти то богатое месторождение, о котором ты говорил. Он в ярости от твоего восторженного к ним отношения. О, и еще, Джеймс... — Она опустила глаза.
— Разве может быть еще что-то?
— Нет. Не совсем. — Она замолчала, затем проговорила: — Филипп предупредил министерство внутренних дел, и секретариат прислал кого-то. Будет проводиться расследование, оно займет некоторое время, и твое имя будет вычеркнуто из наградного списка. Это еще не случилось, но случится сегодня днем.
Джеймс обнаружил табурет в углу. Он придвинул его, сел и постарался сообразить, что же делать дальше. Совершенно просто: ему хотелось заболеть. Ах, его титул! Наблюдать, как он ускользает от него, гораздо тяжелее, чем он думал раньше.
Николь стояла рядом, у сточной трубы, облокотившись на нее.
Наконец Джеймс встал.
— Ты можешь подождать здесь? — спросил он.
— Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь к епископу. Я расскажу ему всю историю. И если смогу достать этот мой чертов журнал, то покажу его епископу в правильном порядке. Найджел — фанатик, но не глупец.
— Это немного труднее, чем ты рассчитываешь. Ты ведь в самом деле фальсифицировал некоторые счета экспедиции: несколько примеров Филипп показал новому председателю финансового комитета. Однажды ночью он показал тебе, как работает эта система, как писать что-то, да?
Джеймс нахмурился, затем вспомнил тот разговор с Филиппом с внезапным ощущением бессилия перед роком.
— О-о, да! — прорычал он. — Ночь, когда он перепутал доходы колледжа с пожертвованиями для экспедиции. Я показал ему. О Боже! Я показал ему. Я вычеркнул цифры, которые у него были, и записал те, что он, кажется, назвал.
Наступила тишина, словно они оба стояли над могилой, которую сами вырыли. Замечательный взлет Джеймса в мир академии и английской знати был серьезно, если не фатально приостановлен.
Через минуту он повернулся к ней:
— Хм... Николь.
Она взглянула на него, выражение ее лица выдавало внутреннюю озабоченность, но она была спокойна. Переполненный любовью, Стокер заговорил.
Ему пришлось спросить:
— Почему Филипп доверил тебе такие важные сведения? Я подозреваю, что это был не простой разговор, не так ли?
— Нет.
Когда Николь поняла, что такой ответ его не устроит, она добавила:
— Я не спала с ним, если это то, о чем ты хочешь знать.
— Тогда почему же он тебе все это рассказал?
Николь выпятила пухлую верхнюю губку и поджала нижнюю.
— Ну... я дала ему понять, что может быть...
— О, хорошо. Это меня успокаивает. Что же могло заставить его думать так?
Она чуть нахмурила брови, но ничего не ответила. Тогда он помог ей:
— Могло ли это быть... о, дай мне подумать... что он вел себя недостаточно сдержанно по отношению к тебе?
— Нет! — Ее тон был решительным.
Хорошо. Пусть себе злится.
— Что тогда? Что могло заставить мужчину поверить женщине настолько, чтобы доверить свои тайны?
Но Николь вдруг заговорила, отбросив обет молчания. Она угрожающе посмотрела на него и сказала:
— Я не привыкла отчитываться перед мужчинами. Ты мне не сутенер, ты знаешь это.
— Нет, я не сутенер. — Ему не следовало этого говорить. Он знал, что за этим последует. — Что ты знаешь о сутенерах, Николь?
Она не ответила, только скрестила руки на груди.
После этого они стояли и долго смотрели друг на друга в неловком молчании. Наконец она сказала:
— Ты переутомился, Джеймс, тебе лучше уйти. Я подожду здесь. — Она рассмеялась так цинично, что ее смех звучал, как разбитое на мелкие осколки стекло. — Хотя мы, кажется, уже сняли этот дом. — И тут же добавила: — Филипп считает очаровательным обычай вакуа съедать своих врагов. Он сказал, я цитирую: «Возможно, Стокер поймет это, когда я обглодаю его на обед. Я бы на твоем месте подавал его вместе с супом».
Джеймс кивнул и встал с табурета.
— Я вернусь.
Он ушел, ужасно себя чувствуя. Он гадал: идти к Филиппу или просто спрятаться где-нибудь, затаиться. У него все кипело внутри. Что он сказал? Что сделал? Он был зол и виноват в том, что случилось, взбешен тем, что узнал.
И еще ему было стыдно. Стыдно, что он оскорбил Николь, которая нашла его, чтобы все рассказать, потому что Джеймс знал, чего ей это стоило. Но для него была невыносима мысль, что Филипп мог прикасаться к ней. Николь всецело принадлежала ему, Джеймсу Стокеру. Это были глупые мысли, но Джеймс ничего не мог с собой поделать. Он принадлежал ей. И она принадлежала только ему.
 
Глава 21 
Джеймс не стал доставать записи университета. Он был уверен, что Филипп уже сделал это. Вместо того он занялся бухгалтерскими книгами колледжа. Затем Джеймс телеграфировал в Королевское географическое общество, запросив разрешение на проверку их книг. В течение часа Барни Килмур прислал ему ответ по телеграфу. Конечно, говорилось в нем, все пожертвования обществу, хотя иногда и анонимные, открыты для проверки, как и сведения, где размещены деньги и кем они получены. Только после этого, зная, что Филипп очень осторожен, Джеймс пошел к нему домой, куда попал через черный ход.
Слуга остановил его в холле, но Джеймс сказал, что Филипп попросил его забрать кое-что. После этого он смело вошел в кабинет к Филиппу.
Было до смешного легко найти его банковские записи — в глубине верхнего ящика, в папке. Счета Филиппа и документы на имущество виконта шли сразу же после записки от кредитора. Это было вежливое напоминание о неоплаченном счете. Джеймс забрал все, затем сел за письменный стол и стал просматривать бумаги.
На первый взгляд все выглядело нормально. Прошел час, прежде чем Джеймс заметил постороннюю запись в корреспондентских счетах колледжа, с которых четыре года назад были переведены деньги на банковский счет Филиппа в Лондоне. Это случилось потому, что счет, который заметил Джеймс, содержал одну запись: двадцать восемь фунтов и два шиллинга. Колледж Всех Святых получил эту сумму как «нежное» пожертвование миссионерам для Библейского фонда.
После этого Джеймс понял, что там подгонялись и другие цифры. Отдельные записи, сделанные четыре года назад по счетам колледжа Всех Святых, и более поздние депозиты точно таких же банковских счетов Филиппа. Все счета были исправлены, что выглядело как выявление ошибок. Сказать точно, допускались ошибки или нет, после часовой разборки было трудно, но становилось ясно, что пожертвования на экспедицию Джеймса перекочевали в карман этого дрянного человека.
В действительности счетов было не так уж много, выходило что-то около тридцати фунтов в месяц. На первый взгляд в этом не было смысла, но на самом деле он был, и удивительно последовательный.
Этого было достаточно. Джеймс собрал вместе все бухгалтерские книги и бумаги и отнес их в свой экипаж — с помощью этих бумаг можно доказать многие серьезные вещи. Все это время сердце гулко билось у него в груди. Филипп... Филипп, которому он так доверял, который долгое время был его идеалом, который помог ему получить образование, дал профессию, непонятно почему изменил свое отношение к нему.