Воровка (СИ)
Она была почти уверена, что Ремис сейчас опять скажет какую-нибудь глупость или просто промолчит, презрительно задрав нос. Но лицо у него, когда он обернулся к ней, было удивительно серьезным и осмысленным.
— Я не тупой, Рисса, — шепнул он в ответ. — С тобой можно и банду организовать — вижу, что мозги и характер у тебя на месте. А вот с этими двумя не цацкайся. Они нам как балласт будут.
Милли обиженно поджала губы и отвернулась. Наверное, опять плакать собралась. Глядя на них с Иллин, Рисса была почти готова согласиться с Ремисом: в банду бы она таких точно не взяла — видно же, что ничего путного не умеют. Но на безрыбье не до качества — количество бы набрать. Она уже хотела объяснить это Ремису на пальцах, раз так не доходило, но Иллин внезапно опередила ее:
— Балласт? — переспросила она своим тихим-тихим, нежным голоском. — Ну, как знаешь. А ты можешь человеку кости Силой сломать, а, крутой парень?
— Будто ты можешь, — фыркнул Ремис и снова отвернулся к иллюминатору.
Иллин хитро прищурила глаза. И что-то в них мелькнуло такое недетское, да и вообще нечеловеческое, что Риссу пробрала дрожь.
— Вот и сын хозяина думал, что не могу, когда решил пристать ко мне. Знаете, я ведь была очень хорошей рабыней: разговаривала вежливо, кланялась, когда надо, не отлынивала от работы… Ко мне хозяйка очень хорошо относилась. Учила меня читать и писать, сладостями угощала, платья красивые дарила, причесывала, как куклу… Рассказывала, что дочку очень хотела, а у нее мальчишки одни. — Иллин вдруг погрустнела; Риссе даже почудилось сожаление в ее голосе. — Однажды она сказала, что сделает меня наложницей своего младшего сыночка, когда я немного подрасту. А он решил, что я уже достаточно взрослая, и ждать не надо. Ну и… Не знаю, что тогда произошло. Когда он начал меня лапать, во мне будто что-то проснулось. Только что я плакала, просила его прекратить, а через секунду меня такой злостью накрыло, что весь страх как рукой сняло. Я захотела, чтобы ему стало больно. Захотела, чтобы это не я у его ног валялась и плакала, а он у моих. И у меня вдруг столько силы стало, что казалось, будто ей в моем теле тесно. Ну я и выпустила ее — сама не поняла, как, да только хозяйского сынка на добрый метр откинуло. Потом выяснилось, что та рука, которой он меня щупал, у него раздроблена. Все запястье в труху перемолото.
На миг хорошенькая куколка преобразилась: ее черты стали жестче, улыбка искривилась, а из светлых глаз исчезли тепло и робость — Риссе показалось, что она смотрит на две льдинки. Даже Ремис удивленно присвистнул и стал смотреть на Иллин совсем иначе, почти с уважением. Но тут Милли мягко тронула подругу за руку, и наваждение пропало: Иллин смущенно опустила взгляд, жесткая усмешка превратилась в знакомую робкую улыбку. Риссе нестерпимо захотелось протереть глаза.
— Вот так-то, — закончила она своим обычным тихим голоском. — Говорят, Темная сторона — это страх, боль и гнев. Этого у нас с Милли столько, что мы бы с радостью поделились. Так что подумай, Ремис, как бы нам обузой не быть.
Она протянула Ремису руку. Тот уставился на Иллин так, будто она держала на своей тонкой ладошке ядовитого скорпиона.
— Нашла чем напугать. Я бы тому ушлепку и без всякой Силы клешни переломал, — буркнул Ремис, но руку Иллин пожал.
Рисса украдкой показала Иллин большой палец. Даже если она все это на ходу придумала, девчонка, способная своими россказнями напугать петуха вроде Ремиса чуть ли не до заикания, лишней в банде точно не будет.
Часть 5
Академия оказалась единственным местом на Коррибане, выглядевшим более-менее современно. Вернее, здесь современность в виде противокорабельных турелей, уличных фонарей, силовых полей и мощеных темно-серым дюракритом площадок обросла древнюю пирамиду и ее окрестности, как полипы — остов затонувшего корабля. Все это выглядело диковато: хотя новые постройки возводились явно всерьез и надолго, они все равно казались чем-то временным и чужеродным на фоне сложенных в незапамятные времена каменных стен и громадных статуй с истершимися за века чертами.
— Вот это махина, — шепнула Рисса Ремису, когда они вслед за остальной группой вылезли из шаттла. Дорога, ведущая от посадочной площадки, пролегала вдоль обрыва и заканчивалась широким плато у подножия гигантской пирамиды. Хотя детей от нее отделяло порядочное расстояние, здание Академии нависало над ними мрачной и неимоверно древней громадиной. У Риссы не шло из головы сравнение с большущим надгробным монументом. — По-моему, древним ситхам чего-то сильно в жизни не хватало.
Ремис страдальчески закатил глаза. Шедшая чуть позади Милли густо покраснела и прыснула в кулачок. Рисса глянула на нее со снисходительной усмешкой: ну-ну, будто малявка-невольница могла в самом деле понять шутку.
— Тихо вы! — шикнула Иллин, сделав страшные глаза, и ткнула обоих приятелей под ребра. — Не видите, что ли?
Со стороны Академии к ним уверенным, почти армейским шагом направлялся высокий мужчина в темно-серой мантии с красным орнаментом. Он был не молод, но и не стар; его лицо будто обтесало коррибанскими ветрами, которые стерли из его грубых черт всякую выразительность. Возможно, у него в роду пробегал кто-то из красномордых: узкие желтовато-карие глаза, похожие на змеиные, и смуглая кожа с красноватым оттенком напомнили Риссе о том ситхе на Таларме. Он, правда, был намного симпатичнее.
Краснокожая девица-надсмотрщица засуетилась, принялась сгонять подопечных в шеренгу гневными окриками и тычками. Она заметно нервничала и, похоже, плохо представляла себе, что делать с десятью бестолковыми и напуганными детьми, ни в какую не желавшими четко исполнять приказы: прежде чем надсмотрщица все-таки сумела с ними совладать, ребята умудрились устроить небольшую давку, оттоптать друг другу ноги и дважды сломать строй. Мужик в мантии остановился у края посадочной платформы и наблюдал за потугами девицы, сложив руки на груди. Судя по недовольно поджатым губам, увиденное его не впечатлило.
Наконец кое-как построив подопечных, молоденькая надсмотрщица поклонилась ему.
— Надзиратель Аргейл. — Ее голос чуть дрогнул: видимо, начальства она побаивалась. — Новые послушники готовы к вашим распоряжениям.
Аргейл удостоил ее резким кивком и небрежной отмашкой. Девица расторопно отступила на шаг назад и в сторону, давая старшему получше рассмотреть детей. Тот неспешно прошелся вдоль шеренги, скользя по ребятам тяжелым, цепким взглядом. Риссу, как бы она ни храбрилась, бросило в дрожь: Аргейл смотрел на них с неприкрытым отвращением и злобой. Судя по тому, как напрягся Ремис и побледнела Иллин, ей не показалось.
— Послушники, — процедил Аргейл и впился уничтожающим взглядом в одного из парней — тощего рыжего дылду с прыщавой физиономией. Тот судорожно сглотнул и склонил голову чуть ли не до груди. — На невольничьем рынке я не дал бы за вас всех больше трех сотен. Вы оскорбляете землю наших предков уже тем, что разгуливаете по ней без рабских оков.
"Очаровательно, — подумала Рисса, невольно сжимая кулаки. — Я уже готова выпрыгнуть из штанов, лишь бы тебе угодить. Ага, щас".
Почувствовав на ладони чужое прикосновение, Рисса встретилась взглядом с Иллин. Та молча помотала головой и крепче стиснула свои тонкие нежные пальчики, оказавшиеся на удивление сильными.
— Лицо попроще, — шепнула она одними губами.
Рисса нехотя придала физиономии более-менее почтительное выражение. Иллин была права: незачем нарываться на неприятности — тем более этот тип, похоже, только повода ждал, чтобы их организовать.
— Благодарите нашего милостивого Императора, — продолжал Аргейл, — за то, что по его воле вам был дан шанс подняться из грязи, в которой вы были рождены, и превратиться из жалких рабов во властителей галактики. Но не обольщайтесь: я буду поражен, если хотя бы половина из вас доживет до совершеннолетия, и буду поражен вдвойне, если хоть кто-нибудь из выживших сумеет пройти испытания. Коррибан не терпит слабых. Свое право находиться здесь вы будете доказывать ежедневно, потом и кровью. Свои слезы держите при себе — здесь никому до них нет дела. Если сгинете, никто даже не спросит о вас. Не ждите помощи, не ждите снисхождения. Лишь самые достойные покинут Коррибан полноправными ситхами. Остальные — не покинут никогда. Вам все ясно, отребье?