Илиннарэ
В кармане загавкало. Данька поспешно вытащил телефон, скрючился и зажал уши чуть ли не пятками, пытаясь что-нибудь разобрать.
– Братишка, ты где?.. Мы у собора на перекрестке… Тут тоже дурдом… Где ты?.. Во дворе?!.. Псих, мотай оттуда, там сейчас такое начнется!!.. Что ты «хочешь посмотреть»?.. Дурак, ты ничего не увидишь, просто все ломанутся от этого дома, как будто он сейчас рухнет!! Беги, идиот!..
Неподалеку взвизгнул один голос, за ним другой, третий… потом толпа дрогнула – и началась, наконец, долгожданная Настоящая Паника.
6
Телефон остался во вчерашнем кошмаре, где-то в слое грязи и растоптанных вещей. Даник, может, и поискал бы – хоть симку вытащить! – но двор кругом обмотали своими ленточками менты, у подворотни торчал постовой, и никакие объяснения и жалобы его не тронули. Предстояло теперь жить без связи.
Хуже всего было то, что с симкой пропали все номера. Часть можно было восстановить – вытрясти из Машки, к примеру – но многие были «личными» и распространялись в очень узком кругу. Айрин, в том числе. Данька даже не был уверен, что он есть у Айки или Доброго Уха; его наверняка знала Тень – но где ее теперь искать? Через Мэлориан? А ее как найти? Замкнутый круг.
Вот если бы маме дозвониться… только где она сейчас…
Ладно, начнем с Машки.
Заявившись к ней без предупреждения, Даник с трудом отбился от града вопросов, выпросил возможность посидеть на городском телефоне, набрал Айку – и получил удар под дых.
– …Идите вы все нахуй, понял?! Если б я знала – я бы вас из квартиры ссаными тряпками погнала! Два лимона проебали в жопу! Ёбаные волшебницы! Не звони мне больше, понял?! Позвонишь – я тебя ментам сдам, за растление малолетних! У меня у предков связи крутые!..
Когда прошел ступор, Данька попробовал позвонить Уху. Телефон оказался выключен.
Мэлкиного номера Машка не знала. У Таньки – отчаянная попытка – тоже было выключено.
– Да не расстраивайся, – успокаивала рыжая чуть не плачущего Даньку. – Или они тебе сами позвонят… ну, найдут так… или пересечешься где-нибудь. Мир тесен, прослойка узкая, не потеряетесь! Во, кстати, тут в тяпницу будет квартирник Мартиэли – пойдем? Там все ваши точно будут! Кого-нибудь спросишь, а там по цепочке…
Никого из знакомых на квартирнике не оказалось, сплошь «поколение девяностых», с нынешней ролевой молодежью дел почти не имевшее. Зато первым, что Данька там увидел, был мгновенно узнанный серый берет с розовым помпоном на вешалке в прихожей.
В перерыве он подсел к владелице берета познакомиться, был узнан, обулыблен и принят благосклонно.
Неделю спустя они вдвоем прогулялись в Удельном парке.
В один из следующих дней Данька на работе внаглую сошел с маршрута, встретил Дашу у школы и проводил до дома.
На Рождество он пришел к ней в гости, родителям решительно не понравился – но это уже ничего не могло изменить.
На Новый Год она подарила ему новый телефон. С новым номером.
К марту он попытался вспомнить, когда в последний раз был у Машки – и не сумел. Тусовка утекала из памяти так стремительно, будто Тень поставила свою таинственную завесу прямо поперек Данькиной головы.
А пару дней спустя, глубокой ночью, рыжая вдруг позвонила сама. Сказала, что узнала номер у Ирочки, коллеги Даньки по конторе. Проболтали с ней больше часа, договорились назавтра созвониться и встретиться – но больше уже никогда не встречались и не перезванивались.
Братец Айра так и не объявился.
Добрый Ух, по долетевшим год спустя слухам, ушел сначала в хиппи, а потом в анимэшники.
Танька исчезла.
Тень растворилась.
Нюшера пропала.
Первая жизнь кончилась.
Жизнь вторая: Камнегрызка для землеройки
1
Но ты заходи.
Данька проснулся от непривычных звуков. Неподалеку от него что-то скрипело, шлепало и тихо сопело – будто большая собака устраивалась спать на кресле.
«Женя, что ли?.. А я тогда где?..»
Разлепил один глаз, высмотрел источник звуков, пригляделся – и с облегчением понял, что по-прежнему спит. Отвернулся и закрыл глаз обратно.
«…А забавно было бы – проснуться „туда“. Опять на диванчике в прихожей, с Женькой под боком… с ней даже одеяла не надо было… И экзамены можно было бы пересдать… И никакой работы…»
«Неконструктивные мысли», – отрезал суровый голос в голове. – «Вообще, давай просыпайся. Жратеньки хо!»
Данька вздохнул, напрягся и проснулся еще раз. Звуки, что интересно, не изменились, только стали громче. Разлепив на этот раз оба глаза, он уставился в их сторону.
«?»
«??..»
«?!?»
Видимо, услышав его бульканье, Даша повернула голову. Не прекращая при этом двигаться. Ввееерх… вниз! Ввееерх… вниз! Ааа… ах! Аааа… ахх!
Данькин сосед Эдик, на котором она прыгала, тоже приподнял голову и стал с интересом наблюдать за реакцией. Понаблюдав и сделав выводы – улыбнулся широко и добро, протянул руку и ухватил Дашеньку за грудь. Потрепал, гыгыкнул, пробормотал: «ы, ща глазки выпадут… Дашк, иди сюда, хва на придурка пялиться!»
Та напоследок скорчила Даньке презрительную морду, а потом отвернулась и с сытым урчанием улеглась на Эдика. Не прекращая двигаться: вверх… внииз… вперед… назаад…
Тогда он поднялся, оделся, взял рюкзак и молча вышел. Сначала в коридор, потом в подъезд и на улицу. А что оставалось делать – кухонным ножом их резать? Так он даже хлеб режет с трудом, полгода не точен. И вообще, как можно – это же Даша! Его Дашенька!
Удивительными были эти полтора года. В них вместилось столько, что вспомнить отдельные события не получалось. Будто все происходило одновременно: ежедневная гонка по адресам с полным рюкзаком срочных пакетов, первая зарплата и первые самостоятельно купленные ботинки, свидания и прогулки с Дашенькой – сначала тайно, затем уже в открытую, после ее дня рождения; первая попытка поаскать вдвоем, ее серьезное: «Дань, нам надо репетировать, у нас получается»; сами репетиции, сначала у нее дома, потом – после скандала с родителями – на флэтах у друзей; ее расспросы, его рассказы, разговоры допоздна; «…мне даже вино никогда не разрешали…»; первый рассвет вместе, первый автостоп, первая ссора – нелепая, от жуткой усталости, на вписке, где из-за тесноты пришлось спать под кухонным столом – и первое примирение наутро; приезд Дониных-старших, откуда-то про все узнавших, неделя криков и угроз, попытки отволочь сына к психиатру, Дашино ледяное: «…вы взрослые люди, и он не ребенок – может быть, пусть сам решает? Я считаю, что он – прав, а вы – нет!»; их печальное отбытие и ее победное «за нас с тобой!», первая «настоящая» ночь, слезы и нежность, и снова – работа, встречи, поездки, репетиции, работа, работа, работа…
«Где-то я ее упустил…», – думал Данька, механически отшагивая линию за линией. – «Где-то она от меня оторвалась… а я не заметил. Слишком быстро все случилось. Раз – она маленькая девочка со скрипкой, наивная и нежная. Два – она взрослая девушка, красивая, умная, смелая… Самостоятельная. Давно ведь на Эдю посматривала, мне бы понять, а я…»
«А что я?» – размышлял он мрачно, шагая по набережной. – «Что я такое, собссно? Да ничего! Нищее удолбище без перспектив. Дохлятина, пятнадцать кило поднять – уже подвиг. Трахаться толком не умею. Музыкант такой, что удавить мало. Лентяй принципиальный. Автостопщик… фе… не смешите мои тапочки. Так и правильно она сделала! Нечего на нее обижаться! Она достойна большего, а я получил, что заслужил! Умница ты, Дашка!»
Остановился у моста, решительно вытащил телефон и набрал заветный номер. Дашенька, что поразительно, ответила: то ли была в хорошем настроении после чудной ночки, то ли просто не разглядела спросонья, кто звонит.
– Дашонок! – заорал ей Данька, абсолютно счастливый в этот момент. – Любимка! Я тебе желаю счастья, честно! Ты самая классная в мире, ты солнышко, ты лучшая, ты вообще!!!.. Спасибо тебе за все, слышишь? За все!